Диомед, сын Тидея. Книга 2. Вернусь не я

– Диомед!!!

– Пропустите богоравного!
– усмехнулся я.
– Надорвется ведь!

– Как же так, Тидид? Это не Троя! Не Троя, понимаешь? Но ведь мы же в Трою приплыли! Я сам видел - берег знакомый, вал - тот, что еще Геракл вырыл, дорога камня серого, что на холм ведет! И Скейские ворота видел, и эти... вторые, забыл, как их называют. И я видел, и все видели. И Гектор на стене стоял, я его сразу узнал, я ведь совсем недавно в этой Трое был! А потом гляжу: и стены другие, и город другой, и не Гектор это, а дядька какой-то... Мы же в Мисии, Тидид! Нам просто голову заморочили, нам глаза отвели. Мы же на союзников напали! Это ты ошибся, да? Твой кормчий ошибся? Я же тебе говорил, надо было на "Калидон" твой нашего кормчего взять, с Итаки... Но что же теперь делать? Что делать, Диомед? Мы же войну проиграли!!!

А беда была рядом, совсем рядом, возле самого уха, возле самого сердца. Я это знал, чуял, но боялся обернуться, взглянуть ей прямо в глаза. И пока я объяснялся с ополоумевшим от объятий Паники-дочки рыжим ("Э-э, брат Одиссей! Проиграли, подумаешь! Одну войну проиграем, другую выиграем, да?"), пока посылал своих аргивян вместе со спартанцами Менелая к городским воротам, пока объяснялся с самим Менелаем, но уже всерьез (неглуп белокурый, сразу все понял!)...

Знал - рядом. И когда они подошли все сразу...

...Все сразу - Сфенел, Амфилох, Дылда Длинная с Полидором, Эвриал-трезенец. Плечом к плечу, молча, не глядя мне в глаза, вниз глядя, на истоптанную, изувеченную траву... Пришли - вместе. Словно мы, эпигоны, сыновья Семерых, снова под Фивами.

Мы - все. То есть почти все...

– Тидид! Тут, понимаешь...

Эвриал... Дрожит голос Смуглого, и лицо опять белое, как тогда, возле Семивратных.

– Диомед!
– это уже Амфилох.
– Нам только что сказали...

Мертв голос Щербатого, каждое слово - непогребенный труп.

"Кто?" - хочу спросить я, но голос не слушается, да и незачем спрашивать, ибо я уже понял, сразу понял. Почти все мы тут. Почти...

– Ферсандр!
– отчаянно кричит Сфенел.
– Ферсандр, твой брат! Эти сволочи убили Ферсандра! Эти сволочи!.. Ты слышишь, Тидид?

Не слышу...

...Река шумит совсем рядом, тихая, спокойная. Странно, я не могу ее увидеть. Только плеск - и легкий теплый ветерок..

Тихо-тихо.

Тихо...

Река совсем близко, только шагни, только вдохни поглубже свежий прозрачный воздух...

Плещет, плещет...

Медленно, медленно, невыносимо долго сквозь бесцветное марево начинают проступать знакомые лица, сквозь проклятый плеск доносятся голоса...

– ...слышишь, Тидид?

Надо бы удивиться, почему они не заметили, ведь мы знакомы с детства, все знают, что Диомед Дурная Собака безумен, что его надо скрутить, сжать горло боевым захватом... Но я не удивляюсь. Не заметили. И я не вынырнул. Река плещет совсем рядом, только плеск стал чуть потише, я могу думать, могу даже говорить...

Усталой чайкой мелькнула мыслишка - маленькая, страшненькая. А если это...

...НАВСЕГДА?

Мелькнула - не испугала/И я вновь почему-то не удивился.

... Ферсандр плакал. Маленький, смешной в своем огромном, не по росту, заляпанном грязью панцире, в съехавшем на ухо гривастом шлеме. Слезы текли, он вытирал их рукой - тоже грязной, в крови. Еще один Ферсандр лежал на земле мертвый. Труп. Как и сотни других на этом страшном поле...

Нет, не так. Это было раньше, под Фивами, когда мы встретились с моим двоюродным братом у Пройтидских ворот, над трупом басилея Лаодаманта.

Сейчас по-другому. Маленький Ферсандр не плакал;

он улыбался последней улыбкой, застывшей на посиневших губах. И не он - я стоял на коленях возле трупа, но . тоже не плакал, и снова не понимал, почему...

"Я не хотел, Тидид! Я не хотел! Не хотел, чтобы так! Не хотел!.."

И я не хотел этого, брат мой, храбрый Ферсандр Полиникид, первый из нас, эпигонов, прошедший свой путь до конца.

Я любил тебя, брат!

Хайре!

Проклятая река не отпускала, плеск то становился тише, то вновь захлестывал прибойной волной.

Плещет, плещет...

Но мне было уже все равно. Я исчез, растворился в светлых волнах безумия, и уже не я, а кто-то другой отдавал приказы, выслушивал соболезнования, морщился, когда докладывали о потерях, распоряжался о погребальных кострах, готовился к штурму проклятого Пергама, дурацкой кучи валунов на холме, забравшей у меня друга и брата...

Всего однажды дрогнул я-прежний, дернулся ламией в глиняном ларнаке, когда какой-то дурак-пустомеля в помятом шлеме ляпнул, будто убит Протесилай, родич филакского басилея. Жаль, не успел вырвать ему язык, мерзавцу. Жив оказался Чужедушец, ранили только - бок копьем пропороли.

И хвала богам! И снова вместо меня-прежнего - кто-то другой.

А может, и не так - или не совсем так. Не "кто-то" - сам я стал иным. Река, страшная река осталась позади, я все-таки вынырнул, вцепился руками в осклизлый берег, выполз, ткнулся лицом в мокрый, остро пахнущий ил... Вынырнул, выбрался. Но уже не я.

Не я...

* * *

– За что? За что? Мы же союзники! Союзники!.. На невысокой приземистой стене, увенчанной полуобвалившимися зубцами, здоровенный детина в шитой золотом накидке. На голове - шлем с тремя гребнями, на левой ноге - окровавленная повязка.

– За что? Это ошибка! Ошибка! Мне сказали, что плывут троянцы... сам Гектор, его видели! Мне сказали, что троянцы проведали о сигнале, о синем огне. Это ошибка, ошибка! За что?

Хороший вопрос, Телеф, басилей мисийский! У ворот - таких же невысоких, обитых позеленевшей медью, острая стена копий. Спартанцы -Менелая готовы. И мои аргивяне готовы. И куреты. И критяне Идоменея. И муравьи-мирмидонцы* малыша Лигерона. Ну, что еще скажешь, Телеф?

*По преданию, жители Фтии произошли от муравьев, отсюда и название: мирмекс - муравей (греч.).

– Я согласен... Согласен, если вы заплатите пеню и немедленно уплывете... Согласен простить, не воевать!..

– Э-э, Телеф-мисиец!
– не выдерживает черный от злости Фоас ("Твой брат мой брат, Диомед! Не прощу, не пожалею!").
– Мама у тебя есть, да? Зарежу твою маму! Собака у тебя есть? И собаку зарежу! Выходи, если мужчина! А если не мужчина, я тебя моим куретам отдам - как женщину!

– Прикажи мне, Тидид!
– дергает губами белокурый Менелай.
– Я этого варвара!..