Диомед, сын Тидея. Книга 2. Вернусь не я
Шрифт:
А ведь слыхал я уже об этих шардана! За морем Мрака они живут, в Номосе Северном, в Гиперборее. Но не сидится усатым дома. Сначала море на своих лодках-долбленках переплыли, потом в берег хетгийский вгрызлись - не отодрать. А теперь и дальше пошли - на юг. С ванактом хеттийским у них то ли союз, то ли перемирие, да только, видать, конец этому союзу-перемирию нынче настал.
Что я о них слыхал - ладно (все знает дядя Эвмел!). А вот что усатые о нас знают, удивило вначале. Аргос, правда, они Аргусой величают, Микены - Микасой, меня - Дамедом-ванакой (а как же еще?). Но ведь знают!
...Ага,
И о Пергаме взятом здесь уже знают. Не иначе, живет в этой земле нимфы Эхо сестра старшая. Да голосистая такая!
– Ой, и лихое же ты дело задумал, Дамед-ванака!– качает косицами усач. Ой, лихое! Ой, непростой ты парень! Рассказал я ему все. Понял - нужно.
– А выгорит если?– щурит глаза хитрован.– Докуда дойдем, как думаешь?
– А это уж как от вас, людей добрых, зависит, - щурюсь в ответ.– От вас, от фракийцев, от каска, от тусков, что на юге. Если все вместе да в час единый.
Задумался, ус принялся крутить - левый...
– Оно можно. И гонцов послать, и дороги поделить, чтоб локтями не пихаться сдуру. Да только сполох нужен, ой нужен! Чтобы гром грянул да молния огнем сверкнула. Понял ли, о чем говорю, Дамед-ванака?
Понял ли я? Гром да молния - этим мой Дед, мой НАСТОЯЩИЙ Дед славен, да только не станешь же ЕГО просить! Да и нет ЕМУ власти тут, в Азии, в Номосе Восточном. А какой из меня, из Дурной Собаки, громовержец?
Хотя...
Ну все, теперь очередь шардана петь! Жаль, их наречие, хоть и с хеттийским сходное, все же не прозрачнее Древнего языка. А хорошо бы послушать, о чем усачи петь станут. Вон как серьезно к делу приступают! Брови сдвинули, кружком сели, вздохнули.
Выдохнули.
– То не черная туча вставала! Туча! То не буйные ветры шумели! Ветры! Едет полем раздольным Великий Змей. Змей Великий, огню отец!
Что за притча? А ведь понимаю! Словно из-под тонкого осеннего льда рыбками-красноперками всплывают слова...
– А навстречу грядет кей Кавад! Грядет! А в руках держит молот-смерть. Молот! Не гулять тебе больше. Змей! Не палить тебе наших нив!
Жаль, нет времени вслушиваться (чего, интересно, с этим Змеем дальше сталось?). Сполох, гром с молнией... Чтобы все увидели да услыхали, все - от моря Лилового до моря Мрака, от гиперборейских льдов до эфиопских песков.
– Сполох, говоришь? Будет вам сполох!
...А под утро, когда Гелиос Гиперионид (то есть, конечно, не он - Истанус, сын Сиусумми-Света) из-за красных скал выглянул, принялись мы с усачом павших считать. Да не досчитали, бросили. Пали шардана и аргивяне, куреты - все, до бойца последнего. Пали - но с честью, носами к бурдюкам пустым. Вздохнули мы, вытащил усач бурдюк последний, заветный, вынул пробку деревянную...
Пали воины - вожди в бой идут.
Зеленый весенний лес позади, и красные скалы позади, и голубая лента Сакарьи-реки. Далеко остались горы, за горизонт неровный ушли. Холмы - желтые, в редкой выцветшей траве, с неяркими пятнами чудом выживших кустов. Земля Пала, каменистая равнина в пупырышках
холмов, пустыня, где каждому дереву кланяешься, как земляку. А вдоль дороги вместо герм лупоглазых (прощай, Психопомп, не скоро встретимся!) - львицы каменные с женскими ликами. Молчат, смотрят - спокойно, невозмутимо. И не такое видели, поди!Горит в небесах Солнцеликий Истанус, белеет от весенней жары хеттийское небо, обиталище Светлоокой Хан-наханас, а дорога ведет все дальше, на восток, к самому сердцу Земли Асов, в средоточие Восточного Номоса...
– Радуйся, родина наша далекая! Хей-я! Хей-я!
Радуйся, Аргос, богами хранимый! Хей-я! Хей-я!
– Эх, заехали мы с тобой, брат Диомед, подумать страшно сказать даже страшно! Дома расскажу - не поверят. Поклянусь - не поверят. Землю с кровью съем - не поверят, да!
– Поверят, брат Фоас, поверят!..
Пуста, безлюдна желтохолмная Пала. Лишь в редких селеньицах, спрятавшихся за глинобитные белые стены, можно прикупить пресные ячменные лепешки да худых, брыкающихся коз. Стражники в льняных плащах, с копьями чуть ли не тростниковыми на нас и не смотрят - на обрезки золота смотрят, что мы в их ладони загребущие суем. Но расслабляться рано и победу праздновать тоже рано...
– Днем о тебе вспоминается сладко! Хей-я! Хей-я!
Ночью лишь ты нам, отечество, снишься! Хей-я! Хей-я!
– Не ясно мне все же, Тидид. Поясни!
– Понимаешь, Смуглый, Хеттийское царство слишком большое. Никакого войска не хватит, чтобы поставить всюду гарнизоны. Поэтому Суппилулиумас размещает отряды в самых важных точках...
– Которые Гидры с Ехиднами?
– Которые. Переправы, главные крепости, перекрестки. Дорог здесь мало, но они очень хорошие, удобные. А у хеттийцев - конница и легкие колесницы. Стоит поднять тревогу...
– Так что там впереди? Гарпия?
А по ночам (тепло здесь спать, хоть без плаща на землю падай!) - звездный огонь с черных глубоких небес. Лежи, руки за голову закинув, считай огоньки под меднокованой твердью.
...Чем дальше от Ахайи, от Лилового моря, от родного Номоса - тем спокойнее на душе. Словно и вправду я-прежний, сирота с Глубокой улицы, ванакт-наемник на чужом троне, остался где-то там, у нелепых пергамских стен. Ушла боль, растворилась среди желтого простора, и даже Амиклу можно вспоминать без грусти, даже маму. Словно не со мною это было, словно случилось все в века допотопные, в чужой чьей-то жизни - славной, хорошей, но чужой. И будто нет уже Диомеда Тидида, а по ровной хеттийской дороге, по земле Светлых Асов, едет Дамед-ванака, Дамед-бог...
– Горек глоток из чужого колодца!
Хей-я!Хей-я!
Тленом разит запах хлеба чужого!
Хей-я!Хей-я!
...И вправду, наше Эхо, пугливая нимфа, здешнему даже не сестра младшая. Хоть и быстро едем, никого вперед не пропускаем, а хеттийское Эхо начеку. Узнают! Узнают, кланяются, иногда на колени бухаются. "Дамед-ванака! Дамеда-давус!" А ведь "давус" по-хеттийски "бог" и есть!
Одно плохо: не угнаться нам за здешним Эхом. А ведь впереди - Гарпия, перекресток, самый важный, самый опасный. Перекресток - и крепость на холме.