Диомед, сын Тидея. Книга 2. Вернусь не я

Уходим.

И уже не так важно, как взовьется к серому осеннему небу жертвенный дым, что скажет печень белорунной овцы. Не повернуть, не изменить...

Уходим.

Что-то говорит Щербатый, я отвечаю, мы оба пытаемся улыбаться... Не слышу. Мимо скользят слова.

Мимо, мимо, мимо...

И вот словно туманом окуталась Аласия, исчез причал, сгинули зубчатые стены крепости. Остались лишь мы, уходящие, - и те, кого мы оставляем. Живые, мертвые...

Сколько их! И не сосчитать даже!

Папа - молодой, растерянный немного. Вот он стоит совсем рядом вместе с дядей Полиником и дядей Капане-эм. Ничего, папа, не бойся за меня, ты ведь сам хотел когда-то выйти в море!

А вот и мы, эпигоны. Все, и кто погиб, и кто еще нет. Улыбается мне Эвриал, улыбается дядя Эгиалей, даже Алкцеон Губа Заячья улыбается. Мол, и надумал же ты, Дурная Этолийская Собака, спятить можно! А Капанид мрачен, на меня не смотрит. Неужели мы с тобой все-таки поссорились?

Амикла - в том самом хитоне, из Сфенеловых сундуков, в котором она когда-то пришла ко мне. Я не забуду тебя, Амикла, даже там, за Океаном!

А вот и те, кто дрался под Троей. Спокойные, уже перешагнувшие страшный порог. Мы встретимся, малыш, мы еще увидимся, Аякс. И ты, Носатый, жди встречи. Только не будем спешить, ладно?

Мама! ТЫ, наверное, тоже здесь, мама, жаль, я ТЕБЯ не вижу...

Эллада провожала нас.

Хайре, Эллада! И вот уже все позади, шея болит от лапищи Амфилоха (ох и врезал напоследок!), маленький Киантипп вцепился мне в плечи, отпускать не хочет, а чайки словно обезумели, крыльями мачты задевают, а я все" не слышу, не слышу...

И только шепот вдали. Плеск. Не ты ли, река безумия, напоследок подступила ко мне? Я тебя уже не боюсь, река. Что может быть безумнее моей жизни? Шепчи, подступай к самым ногам - не страшно!

Но - нет. Плеск совсем иной - мерный, ровный, он все ближе, все сильнее. И вот уже гремит вокруг, до самого медного неба, до самого черного Гадеса.

Седой Океан приветствует нас, решившихся.

– ...По местам стоять,.якоря выбрать, гистоны идо-лоны поднять, весла на воду!..

Встречай нас, даль океанская, Туманом серым встречай! Найдем страну мы счастливую, Там, за кромкой земли! В стране той небо безоблачно, Царит там Век Золотой, Там горя нет, даже смерти нет, Там мы счастье найдем.

Несите нас, паруса, вперед!

Плещись, вода, за кормой!

Мы - смертные, но бессмертных путь

Предстоит нам пройти.

Так пенься, хлябь океанская!

Стучитесь, волны, в борта!

Нас ждет страна, что лежит вдали,

Мы назад не свернем!..

Станем Миносами!

СТРОФА-II

Вначале не понравилась дорога. Еле нашли, хоть и камнем выложена. Да только оброс землей камень, травой желтой покрылся. Забились грязью колеи глубокие, по которым повозки ходили.

Значит, не ходят уже. Не ездят.

А потом мы увидели город. Вернее, то, что когда-то было городом...

Эоловы острова. Жил когда-то здесь Эол, повелитель ветров. И Липар-авзониец жил, потому их еще Липарами зовут.

Недаром все моряки Малеи боятся! Вроде обычный мыс, каменный, не очень и приметный. Но вот только сте-регут этот мыс ветры - все разом, словно сговорившись. А уж как накинутся!.. И па нас накинулись. Первый день еще вместе держались, а потом как раскидало нас, как расшвыряло... Кто где, а мы тут, на Эоловых островах. А как подумать, куда еще ветры нас пригнать могли, как не к собственному папаше?

Что прибило нас сюда (меня, Подалирия да еще Идоменея) - не горе. На этот случай твердо уговорились: отстанет кто, с пути собьется - на Тринаркии ждать его будут. Только вот не встретил нас никто на пустом берегу. А ведь Идоменей был тут, на этих самых Эоловых Липарах, всего десять лет назад. И город здесь стоял, и люди жили...

– ...Напали?
– предположил я, поддевая ногой что-то зеленое, трухлявое.. Щит - и дерево сгнило, и медь рассыпалась.

– Когда?
– вздохнул Идоменей.
– Сто лет назад?

Ответить было нечего. Искать - тоже. Нечего и некого. Заросшие травой улицы, провалившиеся черепичные крыши, сухая повилика, обвившаяся вокруг серых храмовых колонн. Тихо, пусто, мертво... А ведь критянин был тут всего десять лет назад. Даже если напали враги, даже если всех вырезали, даже если сожгли дома...

Идоменей и привел нас сюда. Он еще на пристани головой крутил. А как увидел деревья - огромные, в два обхвата, что выросли прямо у жертвенника Поседайону... Вначале думали мы с Подалирием - ошибся критянин, перепутал, забыл просто. Мало ли где деревья растут? И что людей нет, сгинули, тоже, увы, бывает...

...Но ведь гари нигде не видать! И ворота никто не разбивал, не вышибал тараном - сами рухнули, когда петли бронзовые в пыль обратились... Умер город. Не убили, не сожгли.

Сам умер.

– Эй, сюда! Сюда!

Ага, Подалирий! Ну, что ты там нашел, Целитель?

...Они лежали в одном из разрушенных домов, прямо на полу. Ни оружия, ни клочьев одежды. Просто желтые кости. Да и костей осталось совсем чуток.

– Дети, - присмотрелся я.
– Лет десяти, не старше. Значит, действительно напали, всех перебили...

– Нет...

Присел Подалирий возле желтых костей, задумался. Затем осторожно коснулся рукой, головой помотал. Никогда я еще не видал таким нашего Целителя! Даже под

Троей. Хмурый, губы поджаты, в глазах что-то непонятное...

...Вроде как гидру увидел.

– Это не детские кости, ребята. Это взрослые.

– Тут не жили пигмеи, Асклепиад!
– вздохнул Идоменей.

– Они не пигмеи, - нетерпеливо бросил Подалирий.
– Вы что, форму черепов не видите? Это ахейцы, взрослые мужчины, только...

– Не выросли?
– понял я.

Холодок по спине. Я видел мертвые города. И желтых костей среди руин насмотрелся. Но тут что-то иное...

– Отец говорил, - Целитель медленно встал, отряхнул руки, - что если люди женятся на родственницах, смешивают родную кровь, то через несколько поколений они становятся такими...

Мы поняли. Но ведь Идоменей был тут десять лет на-эад, всего десять! И вновь - холодом повеяло. Десять лет... А мы брали Трою неполные три месяца, всего только три месяца! А ведь граница Номоса рядом, совсем близко!..