Дипломатия фронтира
Шрифт:
— Да, госпожа Посол. Очень хотелось бы попросить этого, как его… политического, значит, убежища.
Он говорил медленно, растягивая гласные, будто слова были камешками, которые ему приходилось перекатывать через зубы.
Директор БНБ хмыкнул, доставая из кармана мятую пачку сигарет, но, поймав бросок глаз Катрин, сунул обратно.
— Меня зовут Екатерина Матвеевна. Ну, пока что никто не подвергает вас политическому преследованию, — она откинулась на спинку стула, изучая его.
Я перевел. Директор кивнул, постукивая ногой по полу. Его нетерпение висело в воздухе, как статический заряд.
— Хорошо,
Он выдохнул, будто готовился к исповеди:
— Илья Алексеевич Федичкин. Сорок один год, город Братск. Вот так вот, значит…
Ручка скрипела по бумаге. Вопросы текли монотонно, пока мы не добрались до особо личного:
— Имена родителей?
Илья замер. Его пальцы сжали край стола, оставляя влажные отпечатки.
— Оба умерли, Екатерина Матвеевна.
— О!.. Прискорбно слышать.
— Ушли пятнадцать лет тому назад, болели, а больница далеко. Деревенские ить мы, с Прибайкалья, из диких мест… Вот так вот.
Катрин приподняла бровь, переводя взгляд на меня. Я пожал плечами, будто говоря: «Видали мы таких чудаков».
— Стало быть, из тайги?
— Из неё, родимой. Вырос среди кедров и шишек.
Директор фыркнул, посмотрел на часы, но промолчал. Селезнёва наклонилась вперед, заинтригованная:
— И кто же вас воспитывал?
— Преподобный Серафим, тогда я обитал на подворье при монастыре.
— Ага!.. Где он проживает?
— Тоже умер. Его задрал медведь.
В комнате повисла тишина. Даже вентилятор замер, будто затаив дыхание. Для Кати, конечно, всё это звучит дико, а я не удивился. Она медленно передвинула папку, пальцы сжали уголок бумаги, смяв его.
— Адрес?
— Не понял, госпожа Посол?
— Где жили на Земле, Илья Алексеевич?
— Да где… то здесь, то там, за три года четыре переезда.
Я вздохнул и записал: «Без определенного места жительства». Чернила расплывались на дешевой бумаге.
— Ну, а ближайшие родственники?
— Кто?..
— Кто вас может искать, и кого можете искать вы?
Он впервые улыбнулся — улыбка оказалась светлой, неожиданно молодой.
— Да никого, уважаемые! Мне некого извещать, а Господь сам известит, кого нужно, вот так вот.
Директор тихо выругался под нос, решительно доставая сигарету. Катрин это проигнорировала, продолжая:
— Профессия?
— Пономарь я, — ответил Илья, будто это было так же обыденно, как «столяр» или «пекарь».
Слово повисло в воздухе.
Что-то слышал, но убей, не знаю, кто это такой. Катрин посмотрела на меня, я перевел: «Ponomar». Офигенно… Директор выдавил:
— Что за черт? Это секта какая-то?
Илья, словно уловив суть, добавил:
— Служитель при алтаре и ещё много чего. Звонил в колокола, свечи зажигал…
Катрин закрыла глаза, потирая переносицу. Вентилятор снова зажужжал, разгоняя напряжение.
— Расскажите подробнее.
Илья набрал в грудь побольше воздуха и начал пояснять.
Оказывается, слово «пономарь» в русском языке — искажённое. Греческий оригинал пишется как «парамонарь» и переводится как «привратник», «приставник». Возникло в древней Церкви в связи с её полулегальным-полуподпольным положением — аресты, гонения, а то и народный языческий бунт.
Кроме того, христиан тогда было в разы меньше, чем язычников,
потому приходилось следить за входящими, не допускать в храм неверных, отлученных и прочих. Поэтому контроль за храмовыми дверями был не только символическим, но и реально важным делом.Из среды верующих избирались мужчины, способные выполнять функцию охранников.
Со временем Церковь получила официальный статус и была избавлена от гонений. Охрана входа стала проще, и с тех пор пономари стали выполнять другие функции, связанные с помощью священника в алтаре: следить за освещением, возжигать светильники, подавать кадило, греть воду, выходить со свечами во время входа. Пономари часто выполняют обязанности чтеца, следят за порядком во время богослужения, убирают в алтарях между службами. Потому их стали называть ещё и алтарниками.
Для того чтобы получить право стать пономарем, достаточно благословения настоятеля храма. Пономарь не является священнослужителем. Он — церковнослужитель.
— Я не посвящен в сан, не имею права совершать богослужения самостоятельно. Но должность сия важная, вот так вот… — сообщил Федичкин. — Священник не имеет права совершать Литургию, если в алтаре нет лица мужского пола, помогающего ему. В приходах, где нет диаконов, дело хранителя священнической молитвы выполняем мы, пономари! Ну, и за материально-техническую часть отвечаем: возжигания лампад, разжигания кадила, приготовления просфор, воды и вина…
— Коллега! — не выдержал я. — Лично мне суть понятна.
— Тогда последний вопрос, Илья Алексеевич, как вы попали к американцам?
— Так ить с острова украли! — без запинки ответил тот.
— С какого острова? — не уставал удивляться я,
— Так с Крузенштернова острова! С Малого, прости Господи, Диомида… А прилетел я туда на геликоптере с Большого Диомида, то бишь с острова Ратмановского. В ранешние-то времена оба острова считались территорией Российский Империи, однако после продажи Аляски царями остров сей Крузенштернов стал американским. Там и сейчас их коренные жители остались, душ сто пятьдесят… А вот на Ратманове только пограничники стоят, рубежи охраняют.
— Это место, где проходит линия перемены дат? — вспомнила Екатерина Матвеевна.
— Ну так и где ж ей ещё ей проходить-то?
— О, Диомид! — мистер «Мюллер» поднял руку и тоже закивал. Знает, хорошо учился.
— Но как вы, Илья Алексеевич, туда попали? — Селезнёва снова открыла папку и что-то записала.
— Я в последнее время часовни в глухоманях строил, вот так вот. Начал на Ангаре, потом в Таликите, Экурдахе… А затем меня пригласили на Чукотку, где новый Храм открывали. Ну, так и что ж, дай, думаю, посмотрю, как живут люди на Краю Света. Приехал, пристроился, огляделся.
— И как люди живут? — спросил я.
— Хорошо живут, трудно и дружно, как положено. Край богатый, про Церковь власти не забывают… И много всяких там этих, как их, активностей, вот ведь бесовское слово! Так вот, решили как-то единоверцы, то есть старообрядцы, признающие верховенство Московского Патриархата, установить духовные и культурные связи со староверами американцами, что из Аляски…
— Я слышал о единоверии в Енисейске, и всё-таки поясните, пожалуйста.
Селезнёвой в свете будущей деятельности хорошо бы это знать. Федичкин посмотрел на меня с каким-то особым вниманием.