Дискета мертвого генерала

– Слышу, – Вадим Витальевич ощутил, как конвульсивно затрепыхалось его сердце, словно пойманная опытным птицеловом куропатка.

– Пора размять мускулы. Ты должен любой ценой, не поднимая большого шума, добраться до второй рации, находящейся в каюте капитана, и превратить ее в бесполезный хлам. Если для этого понадобится ликвидировать десять человек, то сделай это. Но помни, что у Дорофеева есть табельный пистолет.

– У меня он тоже есть. Правда, трофейный, – кисло усмехнулся Прохоров и провел рукой по спрятанному за поясом «браунингу».

– Далее. Капсула, надеюсь, в полном порядке?.. Хорошо. Славгородский должен сказать все… Все, инженер, означает все. Все, что знает! Особенно меня интересует… – И Персиков сообщил самые важные детали, которые он хотел бы узнать и которые предстояло вытянуть из не слишком разговорчивого профессора. – Потом, когда закончишь с ним, необходимо взять контроль над штурманской рубкой. Вахтенному предстоит поработать на нас. Ровно через час к вам пришвартуется океанская яхта, которая стоит у ближайшего из островов Бермудского архипелага. К тому времени все члены команды и ученые должны быть созваны в кают-компанию под любым предлогом и надежно там изолированы, а само судно идти полным ходом курсом на северо-восток, навстречу яхте. Радист остается в рубке и никуда оттуда не выходит, даже если в двери будут въезжать на танке. Оружие держать снятым с предохранителя и не слишком долго думать, когда настанет время стрелять по живым мишеням… Если что, помните – меня интересуют только дискета кодировки, которая наверняка находится где-то у профессора в похожем на портсигар контейнере, новейшая информация, которая сейчас у Прохорова, и та, что пока находится в голове Славгородского, но скоро должна будет ее покинуть, – даже через телефон было слышно, как Персиков усмехнулся. – Все, что касается лично вас… Когда подойдет яхта, ни во что не вмешивайтесь, все втроем переходите на ее борт. Об остальном позаботятся.

– А как быть с оборудованием? – спросил Прохоров. – Здесь его на пару миллионов. Кое-что обязательно пригодится.

– Хорошо, десять минут на демонтаж самого ценного. Я предупрежу капитана яхты, даст двух человек в помощь. А сейчас начинайте. Я буду выходить на связь каждые пять минут. Все, удачи, – на том конце линии спутниковой связи положили трубку.

Радист сразу же вызвал по внутреннему селектору механика, в трех предложениях обрисовал сложившуюся обстановку и передал приказ шефа. Борис не стал переспрашивать дважды, сказал лишь, что «стармех» – это не проблема вообще, «на все про все две минуты», и что после его изоляции он сразу идет в штурманскую рубку «обсудить насущные проблемы с вахтенным» и все последующее время будет находиться там, в трех шагах от радиста. Если что, то он вполне способен управлять кораблем самостоятельно.

Говоря об этом, моторист презрительно фыркнул. А Прохоров сразу подумал, что не завидует находящемуся сейчас на капитанском мостике штурману. Борис не станет проявлять к нему жалость, если тот откажется безоговорочно выполнить его требования…

Вадим Витальевич спешно покинул рубку радиста и направился вниз, в коридор на первом этаже надстройки, где в компьютерном центре вполне еще мог находиться Гена Ожогин. Будулай не входил в сферу интересов шефа. А значит, жить ему оставалось недолго. Прохоров же не испытывал никаких угрызений совести, готовясь совершить первое в своей жизни хладнокровное убийство.

13

Между тем Будулая уже давно не было в том помещении, куда так стремительно направлялся Вадим. Буквально спустя три минуты после того, как вслед за Прохоровым ушла Наташа, он покинул компьютерный центр «Пеликана» и решил, вопреки непонятной авантюре Прохорова, немедленно разбудить профессора и рассказать ему о неожиданном завершении работ по созданию рабочей схемы психотропного излучателя. Тем более после слишком странного поступка Вадима, в котором Геннадий усмотрел нехороший смысл.

Ожогин вышел на палубу, осмотрелся, обошел корабль по кругу и, к своему удивлению, не обнаружил ни Прохорова, еще пять минут назад так сильно рвавшегося на свежий воздух, ни ушедшую вслед за ним Рудакову. Следуя логике, в данный момент они могли находиться либо здесь, либо в своей каюте, либо в каюте Славгородского, если Наташе удалось убедить своего друга в мальчишестве его поступка.

И бородатый компьютерный спец по прозвищу Будулай направился к жилому отсеку. Но случайно наткнулся на совершенно незаметный в темноте, торчащий из палубы прямо возле носовой части надстройки красный пожарный кран. Впрочем, если принять во внимание практически полностью сгустившиеся сумерки, еще не тронутые заревом рассвета на востоке, а также отсутствие на небе луны и звезд ввиду сильной облачности, то не имело особого значения, каким именно цветом выкрасили любую из множества находящихся на палубе научно-исследовательского судна деталей и механизмов, будь то пожарный кран или лебедка для намотки каната.

Ожогин заработал сильный ушиб голени, упал, затем поднялся, сел, прислонившись спиной к надстройке возле входной двери на камбуз, и несколько минут растирал последствия непредвиденного столкновения. Когда же он все-таки смог подняться на ноги и, ковыляя, направиться к лестнице, ведущей вниз, драма в каюте номер пять уже завершилась, а агент мафии Прохоров разговаривал со своим шефом по спутниковому телефону из радиорубки и получал указания о немедленном захвате корабля.

Но Будулай не знал этого. Он с огромным трудом спустился вниз, на секунду задумался, стоя перед каютой Славгородского и Гончарова, а потом несколько раз настойчиво постучал в дверь. Изнутри послышалось недовольное бурчание, шевеление постельного белья, как будто кто-то вставал с кровати, потом в замке повернулся ключ, и на пороге появился Славгородский. Его глаза еще не привыкли к свету, вдруг ворвавшемуся в погруженную во мрак каюту из коридора, и профессор прикрывался от него прижатой ко лбу ладонью. На нем были белая майка и смешные, почти до колен, широкие цветные трусы. Совсем случайно взгляд Ожогина упал на ноги стоящего перед ним полусонного мужчины, и он с ужасом заметил на них множество розовых, отвратительных шрамов. Вот почему профессор не загорал вместе со всеми по дороге до Бермудов, а постоянно носил белые хлопчатобумажные брюки. «Интересно, что повлекло за собой столь отвратительные для постороннего глаза последствия?!» – машинально подумал Будулай. Но резкий вопрос Славгородского оборвал эти кощунственные мысли компьютерщика.

– Какого черта вам понадобилось среди ночи?! – рявкнул профессор достаточно громко, чтобы разбудить полкорабля. – Вы, Ожогин, выглядите как фарш, дважды пропущенный через мясорубку! Почему морщитесь?

– Ударился ногой, на палубе. Григорий Романович, здесь такое дело…

Будулай торопливо рассказал профессору о неожиданном завершении работ благодаря Прохорову, но и о очень странном его поведении. Едва Славгородский услышал о факте копирования секретного файла, якобы с целью сделать утром сюрприз, лицо его сразу же приобрело землистый оттенок, а губы крепко сжались в идеально ровную линию.

– Так, значит. Пошутить решил, идиот! Где он?!

– Не знаю, – растерянно развел руками Геннадий. – На палубе его нет. Наверно, в каюте.

Славгородский, не мешкая, подошел к соседней двери, облицованной, как и все прочие, «под дерево» красивым коричневым шпоном, и постучал. Ответа не последовало. Профессор нахмурился, вопросительно взглянул на Ожогина. И тут из-за двери послышался тихий, но все-таки уловимый стон. Мужчины непонимающе переглянулись, а затем Григорий Романович еще раз сильно дернул за ручку. Дверь загудела, но не поддалась. Профессор прислонился к ней ухом и поднял вверх руку.

– Тихо! Там, по-моему… кто-то стонет… Женщина… Боже, это же Наташа!

Славгородский резко повернулся к Ожогину.

– Иди к боцману, пусть даст запасной ключ! Скорее… Черт, опять начинается старая история, – руководитель экспедиции проводил взглядом хромающего на бегу Геннадия и непроизвольно вспомнил о покойном генерале Крамском, сбитом вертолете и пропавшем начальнике охраны «Золотого ручья» майоре Боброве, которого несколько месяцев спустя опознали в состоянии истлевшей головешки. Славгородский был чересчур реалистичным человеком и слишком долго работал в секретном ведомстве, чтобы верить в случайности. Как же, сюрприз он решил сделать, поганец!.. А ведь даже не подумал бы на него никогда в жизни… Бедная Наташа, она, наверно, вычислила Прохорова, а этот… Сволочь. Интересно, где он может находиться сейчас?.. Михаил, надо разбудить Михаила!..

Профессор бросился в свою каюту, лихорадочно нащупал на стене выключатель, зажег свет и, подойдя к кровати, на которой, укрывшись с головой, спал Гончаров, сильно тряхнул того за плечо.

– Миша, вставай! Скорее! На борту корабля ЧП!

И тут произошло непредвиденное, страшное, отчего глаза Славгородского вылезли из орбит, как у больного базедовой болезнью, во рту пересохло, а в груди что-то резко сжалось до размеров выжатого лимона.

Григорий Романович судорожно схватился за место, где находится сердце, и, охнув, повалился в мягкое кресло, чудом оказавшееся как раз сзади него. Он продолжал находиться в сознании, только сильно морщился, с огромным трудом хватая воздух посиневшими губами, и неотрывно, словно завороженный смотрел на кровать, где по-прежнему лежал Михаил Гончаров.