Дискурсивно-профессиональная подготовка

Темой победы над смертью проникнуто все христианство; в тропаре на Вербное Воскресенье это слово звучит дважды:

«Темже и мы, яко отроцы, победы знамения носяще, Тебе победителю смерти вопием: осанна в вышних, благословен грядый во имя Господне». Важность этого аспекта нового вероучения простиралась на первых порах настолько далеко, что порой затмевала собой и тему жертвенности, и тему мученичества, получившего впоследствии, в период Средневековья более широкую трактовку, по крайней мере, в католической церкви. Апостол Павел определенно свидетельствовал: «… если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша» (1Кор. 15:14), понимая, очевидно, что, если не было победы Христа над смертью, новая религиозность бессильна завоевать сердца античной ойкумены. Переосмысление мученичества как двери, открывающей путь в блаженную вечность, наступило несколько позднее, когда христиане столкнулись с гонениями от языческого государства. Строгость ветхозаветного религиозного Закона также не осталась невостребованной, реализовавшись после обретения христианством статуса государственной религии в разработке догматики и вопросов канонического права на Западе и Востоке.

«При своем возникновении, – указывал С. С. Аверинцев, – христианство было крайне далеко от того, чтобы быть феодальной идеологией; но религией личной верности и «дружинной», «воинской» службы Богу оно было всегда» 22 . «Яко да царя всех подъимем ангельскими невидимо дориносима чинми», – поется на литургии в православном богослужения. Подобно римскому военачальнику, провозглашаемому императором, которого воины поднимали на щите, поддерживая копьями, христиане провозглашают Христа небесным царем, поддерживаемого копьями ангельского воинства. Героический пафос до сих пор занимает сильные позиции в восточных православных церквях, периодически проявляясь в молитвах за победу своего государства, в отличие от молитв о всеобщем мире, которые звучат преимущественно из уст предстоятелей западного христианства.

22

Аверинцев С. Другой Рим: Избранные статьи. СПб.: Амфора. ТИД Амфора, 2005. С. 89.

Монотеистические религии заявили, что человеческое существование не ограничивается земной жизнью, которая является лишь ступенькой, ведущей человека в вечность и определяющей содержание этой вечности. Как следствие – остро встал до времени маловажный вопрос о правильности выбора пути, ведущего в блаженную вечность, т. е. истинной религии. В период Средневековья к общественной речи были допущены представители исключительно высших, привилегированных сословий феодального общества: военно-аристократического и духовного. Религиозный пафос в устах этих сословий, оперировавший концептами «Бог», «вечность», «вера», «религия», «спасение» и проч., служил прежде всего освящению легитимности принципа монархического правления как богоустановленного. Религиозный пафос в чистом виде провозглашал борьбу за признание истинности веры, ее защиту от посягательств иноверцев, которые с этого времени начинают рассматриваться уже как враги Божии, а также за распространение истинной веры и просвещение ею неверующих или язычников и за насильственное утверждение ее в среде инаковерующих.

Религиозный пафос определял величайшие движения народов в Средние века. Однако со временем происходило постепенное расширение сферы применения религиозного пафоса, и дух его все более «обмирщался». Под знаком распространения и утверждения веры решались земные военно-политические задачи. Девальвация религиозных ценностей в общественном сознании на рубеже позднего Средневековья – Возрождения обусловила необходимость поиска нового пафоса общественной речи.

Выход на историческую сцену третьего сословия и завоевание им политической власти преимущественно в европейских государствах XVIII–XIX вв. ознаменовался возникновением нового, национального пафоса, концептуальное поле которого составляли понятия «нация», «национальные ценности», «национальные интересы» и т. п.

На протяжении истории неуклонно возрастало значение народных масс. Рост количества и могущества городов в период развитого и позднего европейского Средневековья, например, привел к возрастанию роли городского населения в экономической и общественной жизни. Распространялось образование, которому много способствовало изобретение в середине XV в. книгопечатания. Расширение участия народа в общественной деятельности не могло не повлечь возрастания потребности его участия в общественной речи. Расширение круга участников общественной деятельности влечет возрастание потребности в общественной речи. Этот закон применительно к конкретно-историческим условиям позднего Средневековья – Возрождения означал выход на мировую сцену третьего, наиболее многочисленного сословия, которое, поскольку право на речь всегда ассоциировалось с правом на власть, начало борьбу за место под солнцем в условиях жесткой структурной иерархии тогдашнего сословного общества.

На первых порах борьба эта развивалась под знаком средневекового религиозного пафоса, в силу того что новые ценности еще не успели сформироваться в общественном сознании и найти свое выражение в топах общественной речи. Именно поэтому во всех крупных общественно-политических событиях начала Нового времени – религиозных войнах во Франции XVI в., английской буржуазной революции XVII в., Тридцатилетней войны (1618–1648) в Германии мы видим борьбу за политическую гегемонию третьего сословия и национальных государств проходящую под лозунгами защиты религиозной свободы.

С течением времени происходила постепенная кристаллизация новых ценностей в общественном сознании. Монарх в большинстве государств Европы, начиная с XVII в., представлял собой уже не столько сакральную фигуру помазанника Божьего, что было характерно для Средневековья, но первого слугу государства. Эпоха просвещенного абсолютизма была проникнута государственным пафосом. В разных странах процесс укоренения государственных ценностей в общественном сознании протекал по-разному. В России, например, внедрение государственного пафоса в общественную речь начался фактически при Петре Великом. Знаменитая речь перед началом Полтавской битвы, приписываемая Петру, проникнута государственным пафосом: «…не должны вы помышлять, что сражаетесь за Петра, но за государство, Петру врученное». Концепт «государство» получил в России широкое распространение, начиная именно с петровских преобразований.

Государственные ценности, когда государство выступало единственным посредником между враждовавшими сословиями, которому они временно соглашались делегировать властные полномочия, в Европе неуклонно трансформировались в сторону ценностей национальных. Национальный пафос, название которому дает понятие нации, которая в трудах Э. Геллнера 23 трактуется как внесословная, образованная, культурно однородная группа, характеризующаяся относительной социально-экономической мобильностью, отражал процессы постепенного осознания народами своей культурной самобытности, формирования национальных характеров, происходящее во многом под влиянием отечественных религий, которые также в свою очередь все более начинали выражать национальные черты и интересы даже в вероисповедных вопросах. Религиозные догматы рассматривались не как самодовлеющая ценность, а как атрибуты, формирующие сущностные черты и отличия нации. Нации, как писал Э. Геллнер, уже не устраивало вглядываться в себя сквозь туманную завесу религии.

23

Геллнер Э. Нации и национализм. М.: Прогресс, 1991.

Здесь следует разделить понятия нации, определение которой было дано выше, и народа, под которым мы будем понимать деятельную часть этноса, являющуюся носителем коллективной воли к прогрессивному развитию. Народ в судьбоносные моменты может выделять из своей среды отдельных личностей, подобных Жанне д’Арк во Франции, Уильяму Уоллесу в Шотландии, или Кузьме Минину у нас, которые, организуя, превращают народ в политическую силу, но при обыкновенных условиях народ играет роль моральной и физической опоры нации. Ошибочно, как писал Э. Юнгер, «предположение, будто масса сознательно и надолго подчинит идее формы своей жизни» 24 . Нации образуют политические партии и правительства, руководящий состав государственного механизма, который приводится в движение народом, трудящимся в качестве «слуг государевых», соработников нации. В этом смысле в доиндустриальную эпоху можно говорить о «политической нации», как это трактует Э. Хобсбаум, или, в современных терминах, элите – титулованной светской и духовной знати и дворянстве.

24

Юнгер Э. Лейтенант Штурм // Юнгер Э. Рискующее сердце / Пер. с нем. В. Б. Микушевича. СПб., 2010.

Возникновение и распространение национального пафоса в общественной речи происходит, только начиная со времени победы третьего сословия, ознаменовавшейся Великой Французской революцией. Первым же программным документом, закрепившим положение в государстве новой общественной силы, был провозглашен суверенитет нации, и заявлено, что «никакая корпорация, ни один индивид не могут располагать властью, которая не исходит явно из этого источника» 25 . С этого времени история развития западной цивилизации представляла последовательное утверждение национального пафоса, который, следуя сформулированному выше закону, стремился обеспечить первенствующее значение нации, полагавшей источником своей легитимности волю народа.

25

Декларация прав человека и гражданина, 1789.

Героический, религиозный и национальный пафосы мы относим к основным, действие которых в той или иной степени можно наблюдать практически во всех общественно-исторических явлениях Новейшего времени. В отсутствие полностью разработанной теории общественной речи данный факт подтверждается, помимо анализа произведений военной риторики на протяжении письменной истории человечества, частным анализом содержательной основы политического и судебного красноречия 26 , а также наблюдением П. Ф. Каптерева о существовании церковно-религиозного (допетровского), государственного (на протяжении XVIII – первой половины XIX вв.) и общественного, т. е. национального периода (после Великих реформ до 1917 г.) в развитии дореволюционной российской педагогики 27 . Отчасти подтверждение нашей мысли можем найти и в трудах М. П. Фуко, комментировавшего смену государственного пафоса национальным в период Великой французской революции следующим образом: «Новый дискурс (имеющий нового субъекта и новую точку отсчета) сопровождается и новым, если так можно сказать пафосом. Этот новый пафос направлен на… государственный переворот или удар по государству, на выступление против государства» 28 .

26

См.: Зверев С. Э. Пафосы общественной речи в политической риторике Демосфена // Общественные науки. 2013. № 1. С. 36–44; Зверев С. Э. Пафосы общественной речи в судебном красноречии XV–XIX веков // European Social Science Journal. 2012. № 11(2). С. 87–97.

27

Каптерев П. Ф. История русской педагогии. Петроград, 1915.

28

«Нужно защищать общество»: Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1975–1976 учебном году. СПб.: Наука, 2005. С. 149.