Дитя Бунта
Шрифт:
И найдет Ника?! А если Темные используют этот факт для какого-нибудь шантажа?!
Бирюзовые глаза на невозмутимо спокойном лице. Не на смазливой роже, как я думала совсем не так давно. На лице, принадлежавшем бессмертному нелюдю, вдруг ставшему единственным близким.
— Никто не знает, Dearg. Тот, кто помог найти информацию, передал ее мне для единоличного пользования. Он будет молчать. Сейчас я выйду подышать воздухом. Посмотри и послушай все спокойно и… можешь удалить.
Эльф вышел, захлопнув дверцу. И не сказал ничего о том, что я могла бы сделать взамен, получив его слово и возможность сохранить тайну Ника. Что ж, я ознакомилась со всеми записями… Это честный обмен, Оустилл, будь ты неладен, Темный!
Я могу
Одно движение пальца — и тайна останется таковой…
Я открыла пассажирскую дверцу и сползла с высокой подножки «Валькирии». Полковник стоял футах в пяти от машины, засунув руки в карманы джинсов и по-мальчишески заинтересованно наблюдая, как два воробья около живой изгороди пытаются поделить дождевого червя.
— Оустилл! — окликнула я. — Когда нужна пресс-конференция?
Дроу никак не выразил ни радости, ни торжества от достигнутой цели, не выказал вообще никаких эмоций. И только бирюза глаз была глубокой и темной, как будто он сделал нечто, приходящееся не по душе себе самому.
— Полагаю, трех дней на подготовку будет достаточно, Dearg…
Мы вернулись на виллу, где ждал истосковавшийся монстр по имени Харт, кидавшийся от одного из нас к другому, и не находящий ни в хозяине, ни в хозяйском трофее должного энтузиазма в желании поиграть.
За эти три дня мы так и не притронулись друг к другу, как будто оба натыкались на невидимую стену.
Здание Нового Парламента в Эдинбурге кем только не было окружено: уже на ближайших улицах стояла куча полицейских кордонов, а вокруг самого Парламента было оцепление, состоящее как из солдат регулярных частей военного контингента Шотландии, так и из бойцов эльфийской гвардии. Этот июльский день был щедр на солнце с самого раннего утра, и солнце сопутствовало нам всю дорогу, когда «Валькирия» ехала в Эдинбург в сопровождении двух армейских броневиков. Харт вновь остался скучать на вилле. Оустилл был сосредоточен и еще более немногословен, чем обычно. Я думала, эльф наденет парадную форму, но он отдал предпочтение полевой. Вот только на всех его бойцах все те же черные шлемы, а на полковнике — черный берет. Коса тщательно заплетена, так, что не выбивается ни один волосок, и перекинута через плечо.
Рядом с ним я кажусь совсем мелкой, хотя туфли на достаточно высоких каблуках, я давно такие не носила…
Одежду он выбирал для меня сам.
Ярко-синее платье прямого покроя — льняное, с небольшим добавлением шелковой нити и какой-то хитрой синтетики, а потому не мялось. Для официального мероприятия длина была оптимальной, чуть ниже колен. Квадратный вырез открывал ключицы, но, как и обещал Оустилл, на мне не было того самого колье, предназначение которого являлось столь очевидным… Я была благодарна хотя бы за это. Белый жакет прикрывал татуировку на руках, она была заметна только на ребре ладони. Когда я сяду, сложив перед собой руки на столе (а это придется сделать), рукава слегка приподнимутся. Тогда будут видны запястья: вместе с эльфийскими браслетами и тонкой черной вязью, убегающей под рукава.
— Если хочешь, купим тебе темные очки. — Добавил Оустилл, когда доставили заказанные вещи. — Снимешь их уже в зале.
Я покачала головой, отказываясь. Какой смысл прятать глаза? Чужих взглядов будет много: любопытствующих, пренебрежительных, сожалеющих, раздраженных. Их все нужно будет встречать с открытым лицом, и только так…
Ни слова эльф не прибавил про то, что я должна говорить. Не было никакой репетиции или чего-то подобного, не было заранее заготовленного текста речи, и я мучилась вопросом, почему? На что рассчитывал полковник Оустилл, на мое вдохновение или же просто доверял мне до такой степени, что понимал: воззвания к новому Бунту не будет, равно как и упоминания о правдивых причинах Бунта старого?..
«Валькирия»
вместе с двумя броневиками въехала за оцепление. Живой коридор из вооруженных гвардейцев в черных шлемах не давал ни малейшего шанса приблизиться представителям СМИ. Их пустят в зал только тогда, когда мы займем свои места за столом: Президент Шотландии Леннокс, Палач Оустилл, и я сама.Солнце и синее небо над Эдинбургом. Отдаленный гул толпы, свист, журналисты выкрикивают вопросы. Чей-то звонкий, женский голос:
— Давай, сестра! Только скажи, что делать, мы тут!
Мне понадобилось усилие над собой, чтобы не втянуть голову в плечи. Никто не получит от меня напутствий или призывов к неповиновению властям. Я здесь для того, чтобы меня вычеркнули из памяти — раз и навсегда, как и сам Бунт, так и не ставший подлинной Войной Достоинства. Бунт за деньги и ради еще больших денег той части общества, которая не насытится никогда.
Лестницы и коридоры. Зал пресс-центра при Парламенте, оформленный в так и не принятом эльфами стиле модерн: ведь это здание предназначено для людей… Мужчины ждут, пока я сяду: Оустилл и Леннокс. Президент, некогда объявивший награду за мою голову, смотрит на меня дежурно-вежливо. Конечно, он опытный политик, и привык следить за каждым своим шагом, словом, жестом. Не могу понять, что он чувствует сейчас. Полковник сказал, что первое лицо государства и главы спецслужб в курсе подлинной подоплеки Бунта, несколько человек и несколько эльфов — тех, кто знает всю правду.
Я села. Мужчины заняли свои места. Сзади нас была дверь, куда мне полагалось быстро выйти после произнесенной речи, пока вместо меня будут отвечать на вопросы мужчины. Перед дверью было двое гвардейцев-дроу в черном, за дверью — еще двое охранников, уже люди. Никто не сможет войти в зал с этой стороны, для представителей прессы имелся другой вход, через который уже запускали тех самых представителей. И у меня была единственная ассоциация — пустынные грифы, слетевшиеся в предчувствии чьей-то скорой кончины. «Орочье семя», как выразился полковник. Среди них немного таких, как убитый Маб-Ридан… Рассудок Дугласа Макфи не выдержал диалога с совестью, так выдержит ли мой рассудок наедине с той свободой, которую обещает мне Оустилл?!
Вся эта братия расселась по местам, приготовив кучу записывающих устройств, и менее чем через пару часов сказанное мной разнесется по всем новостным лентам. Что начнется дальше, догадаться не трудно. В лучшем случае мое имя просто вымажут грязью. В худшем оно станет синонимом проклятия всем, кто предает дело, начатое им самим.
Наступила тишина, и я поняла, что пора. Пора спрыгнуть с той самой табуретки, которой я попрекала Палача Оустилла в день несостоявшегося трибунала. Сейчас я чувствовала исходящую от него ауру спокойной уверенности, как будто подставленное мне для опоры плечо, то самое, на котором белеет рисунок скорпиона.
Пора. Я глубоко вдохнула, мысленно расслабляясь, и почему-то представляя живописные нагромождения камней на утесе Данноттар, среди которых резвится Харт…
— Мои сограждане… Я хотела бы выступить с официальным заявлением. Я обращаюсь ко всем, и, прежде всего, к представителям тех кланов, которые оказались рядом со мной в этой бессмысленной борьбе, превратившейся в разгул насилия…
Мой взгляд рассеянно скользнул по напряженным лицам журналистов: люди, эльфы, полукровки. Они ловили каждое мое слово, боясь упустить хотя бы букву из сказанного. Я говорила о заблуждениях. О недопустимой межрасовой нетерпимости. О собственных оплошностях. О вырвавшихся словах, запустивших зловещий механизм Бунта. О необходимости разобрать этот механизм по винтикам и не дать ему шанса снова собраться в чудовищную машину смерти. О благодарности Владыке Темных, сохранившему жизнь столь многим из мятежников. О необходимости сложить с себя обязанности вождя клана Барнетт, потому что уже не имею права быть чьим-либо вождем по ряду личных причин…