Дитя Феникса. Часть 2

Голова Элизабет повисла, ее глаза слегка закрылись, и жизнь покинула их. После ее резкого дыхания тишина казалась даже еще более страшной. Элейн выпустила ее руку и озиралась в панике. Склон горы был пуст. Ночь была тихой. Только серебряная луна наблюдала за потрясенной женщиной, которая стояла на коленях возле тела своей свекрови, и единственным звуком теперь было тихое журчание источника.

Она почувствовала неудержимую дрожь во всем теле и после недолгого колебания стянула плащ с тела Элизабет и завернулась в него сама. С трудом встав на ноги, Элейн пошла к часовне. Собаки с тревогой шли за ней, слыша, как она рыдает при каждом новом приступе боли. В дверном проеме она оглянулась на мертвую женщину, распростертую на мягком пологе папоротника и мха возле источника, и на мгновение позавидовала ее спокойствию. Преодолевая боль, Элейн развела огонь и расстелила одеяла на каменной кровати, прежде чем упала на нее, сжимая зубы при каждом новом приступе. Собаки, казалось, знали, что происходит. Роулет остался начеку за дверью; уставившись в ночь, Сабина легла подле своей хозяйки. Глаза собаки словно говорили ее хозяйке, что животное все понимает и сочувствует ей.

В коротком затишье между схватками Элейн едва приходила в себя. Огонь угасал; надо было подкладывать в него дрова. Каким-то чудом ей удавалось делать это и заканчивать приготовления к рождению. Она порвала на полосы свое белье, чтобы завернуть младенца, и у нее было много ковриков, чтобы не замерзнуть. Она отрывала нити от остатков белья, чтобы сделать шнур. Морна родила ребенка одна, она сказала – так лучше всего. Никакой суеты, никаких сплетничающих друзей, которые могли бы толкаться вокруг дома. В этот момент Элейн была бы рада любой суете. В конце часовни, почти вне ее поля зрения, на плоской плите, служившей алтарем, стоял маленький, грубо вырезанный кельтский крест. В этом пустынном месте не было никаких статуй. И не было никакой надежды на паломников, которые могли бы прийти и помочь ей. Она должна сохранять спокойствие. Жизнь младенца, вероятно и ее собственная, зависела от этого. Вспоминая предыдущие роды, Элейн надеялась справиться сама.

Первые лучи солнца скупо падали на пол, и вот наконец ребенок свободно выскользнул из нее и лежал, тихо попискивая. Это был мальчик. Элейн сделала то, что надо было сделать. Собрав последние силы, она перевязала пуповину и перегрызла ее. Потом она тщательно обсушила ребенка полотенцем и приложила его к груди. Сабина заскулила, и Элейн улыбнулась ей. Но потом схватки начались снова. Элейн легла, обнимая младенца. Как только выйдет послед, боли больше не будет. Но боль продолжала усиливаться, и она испугалась. Элейн посмотрела на младенца, который заснул в ее руках, и положила его рядом.

Когда они вернутся? Элизабет приказала свите быть здесь и полдень, а было еще только утро. Рядом Сабина обнюхивала запеленатого младенца.

– Охраняй его, Сабина, хорошо охраняй его, – бормотала Элейн. – Сбереги его для меня.

Когда боль подступила снова, Элейн потеряла сознание. Ее распростертое тело напрягалось в борьбе с приступами схваток, и она то приходила в себя, то вновь впадала в забытье, пробуждаясь от возобновлявшихся спазмов в сведенных мышцах – рождался второй ребенок. Элейн вновь нашла силы перевязать пуповину и обернуть младенца в коврик, который лежал около нее, и только тогда она упала без сил.

Сабина сидела, наклонив голову, и смотрела на второго младенца, выскользнувшего из рук Элейн и лежащего возле нее. Младенец хныкал, и сука осторожно понюхала его. Незапеленатый, как его брат, он махал ручками, отталкивая от себя коврик, в который был обернут; поскольку маленькое тельце начало замерзать, крик его слабел. Сабина, волнуясь, подталкивала его, а затем стала облизывать его шершавым языком, не пропуская ни сантиметра маленького тельца и работая так старательно, как если бы вылизывала собственных щенков. Убедившись наконец, что младенец был теплым и сухим, собака встала, отряхнулась и вопросительно посмотрела на Элейн. Не получив ответа от хозяйки, она снова посмотрела на двух младенцев. Младший тихо плакал, и его плач беспокоил собаку. Расположившись рядом с младенцами на каменной кровати, Сабина обвила их большим лохматым телом и, уткнувшись в них носом, уснула. Рядом все глубже погружалась в небытие Элейн.

Глава двадцать шестая

I

– Они сказали вам, чтобы вы возвращались в полдень? – Ронвен встретила сэра Дункана в большом зале. – И вы оставили их одних? – Она смотрела на него, всем своим видом выражая недоверие.

– Так велела леди Map, – сказал он раздраженно.

Ронвен схватилась за голову.

– Ради всего святого, они пробыли там всю ночь! Больная женщина, а с ней роженица.

Возле деревьев, гнущихся на ветру, кружили листья, прибиваясь к земле. Плывшие над замком большие лоскутья фиолетовых туч покрывали сумраком холмы.

Ронвен взяла Агнес и Беток, и они уехали с сэром Дунканом. Он вел их безошибочно, сокращая путь мимо горы, пока они не увидели источник у святого места.

– Пресвятая Дева! – Сэр Дункан смотрел, потрясенный, на тело, распростертое на краю водоема, одна нога женщины все еще находилась в воде. Вороны и грифы уже начали обклевывать лицо Элизабет. На камнях и на одежде была кровь – черная, застывшая кровь смерти. Элейн нигде не было видно.

Сперва Роулет не давал им подойти, но Ронвен выманила его из дверного проема, чтобы она и Беток могли войти.

– Матерь Божья. – Глаза Беток первыми привыкли к темноте в комнате без окон. Элейн лежала, наполовину обернутая в пропитанный кровью плащ, бледная, с закрытыми глазами. Рядом другой огромный волкодав согревал своим теплом двух младенцев. Они были чистые и теплые, и оба живы.

Ронвен и Беток потеряли дар речи. Наконец Ронвен вымолвила:

– Близнецы! Один из них – ребенок Александра. – Она вздохнула. – Великая богиня, это чудо! – От радости голос зазвучал выше. – Дональд Map должен был уступить ради ребенка своего короля.

Беток в замешательстве смотрела на нее. Ронвен, побледнев, осеклась. Она подошла на цыпочках к Элейн.

– Миледи жива? – спросила шепотом Беток.

Ронвен взяла руку Элейн и осторожно сжала.

– Она дышит, но слабо. Это чудо, что здесь еще тепло. – Она смотрела на затухающий огонь и дрожала. – Но здесь потрудились великие силы, только великие силы могли оберегать рождение сына короля. – Ронвен наклонилась и почтительно подняла младенца, который был обернут в разорванное белье. – Это он, первенец. Ребенок лорда Дональда не был важен для миледи. Она даже не потрудилась запеленать его.

Беток проняла суеверная дрожь, и она нахмурилась. Служанка ловко подхватила второго младенца и обернула его в свой плащ.

– Кто бы ни был отцом этих детей, мы должны заботиться о них и об их матери, – резко сказала она.

Ронвен кивнула. Она еле сдерживала радость. Наконец-то у Александра был сын!

II

– Клянусь Богом, они оба – твои сыновья. – Элейн была испугана яростью на лице Дональда.

– Как может такое быть! Каждый знает, что близнецы рождаются у женщин, которые спят с двумя мужчинами сразу. Моя мать предупреждала меня, а я не верил ей! – Он хлопнул кулаком по своей ладони. – Христовы кости! Я должен был послушать ее!

– Дональд, пожалуйста! – Элейн была все еще слишком слаба, чтобы встать с кровати. Прошло три дня после похорон Элизабет в приходской церкви деревни Килдрамми и семь дней после крещения близнецов в часовне замка отцом Гиллеспи. По наущению Ронвен они были названы Дунканом и Александром. Ни Дональд, ни Элейн не присутствовали при крещении. Не было там и Ронвен.

– Клянусь, что я не спала с другим мужчиной. Клянусь! Я была верна тебе. – Слезы текли по ее щекам, и она вцепилась в его руку. – Клянусь, Дональд.