Дитя любви

Джоселин был безумно рад этому, что можно было видеть по его сияющему лицу. Он с корзинкой в руках подошел ко мне, и вместе мы направились в сторону берега моря.

– У меня не хватает слов, - сказал он, - но ты знаешь, что я сейчас чувствую!

– Я чувствую то же самое.

– Столько надо рассказать!

– Подожди, пока не приедем на остров.

– Но сейчас нас никто не слышит!

– Я чувствую себя так, будто мы в постоянной опасности, пока мы находимся здесь, - ответила я.

Мы сели в лодку. Остров был еще виден, но горизонт был затянут дымкой.

Джоселин начал мерно грести, и меньше чем через полчаса днище лодки царапнуло песчаный берег острова. Неясные его очертания в этом сероватом свете действительно наводили на мысли о привидениях.

Джоселин взял мою руку и помог мне сойти на берег, после чего он крепко прижал ее к себе и поцеловал. Я украдкой оглянулась по сторонам, и он весело рассмеялся:

– Присцилла, здесь никого, кроме нас, нет!

– Я так боюсь за тебя!

– Но мы здесь, и одни!

– Я боюсь того, что вскоре должно произойти! Он вытащил лодку на берег, и мы начали подниматься вверх по склону к развалинам аббатства.

– Вскоре я уеду во Францию, - сказал он, - но там я буду в безопасности! Ты должна поехать со мной!

– Мне никогда этого не разрешат.

– Я обсудил это с Харриет. Мы могли бы пожениться, и тогда ты бы смогла поехать со мной!

– Мои родители никогда не согласятся на это!

– Я хотел сказать, мы поженимся, а уже после скажем им об этом!

Мое счастье смешалось с печалью. Мать так расстроится, если я буду действовать тайком. Сложно было объяснить Джоселину, насколько мы с ней близки: между нами установилось особое родство, и причиной тому отчасти был мой отец со своим безразличием. Я понимала, что ее жестоко обидит, если я соглашусь на тайный брак, ибо это означает, что я выбрасываю ее из своей жизни.

Я покачала головой.

– Я хочу объяснить тебе, почему это будет лучшим выходом для нас! произнес Джоселин.
– Я говорил с Харриет об этом.

– И Харриет считает, что нам надо пожениться?!
– воскликнула я.
– Она действительно говорила, что мы должны поступить так без согласия моих родителей?!

– Харриет - чудесная женщина! Она поступала подобным образом всю свою жизнь, но скажи, видела ли ты когда-нибудь такую счастливую женщину?

– Думаю, ей просто везло.

– Она просто была смелой! Она брала от жизни все, что хотела, и довольствовалась этим.

– Не всегда человек может взять то, что хочет, надо подумать и о других!

– Но нас только двое.

– А мать?

– Она наверняка уже строила планы насчет твоей будущей семейной жизни. Я думаю, сейчас союз между нашими семьями она сочла бы неудачным, но это сумасшествие вскоре закончится, и, могу сказать тебе, у Фринтонов есть, чем гордиться!

– О, Джоселин, если б мы только могли!

– Надо поговорить об этом! Прекрасно, что нам удалось остаться наедине!

– У Кристабель приступ головной боли, иногда она очень страдает от этой болезни.

– Милая, добрая Кристабель! Она знала, как я жажду остаться с тобой наедине!

Мы подошли к останкам того, что раньше, видимо, являлось стеной. Мы перешагнули через нее, и пред нами раскинулся величественный вид - громадные стены, когда-то возведенные монахами, теперь лежали в руинах, но все же от аббатства осталось достаточно, чтобы человек мог воссоздать его в своем воображении. Останки каменных арок, сквозь которые теперь виднелось серое небо, навевали мысли о пышности и великолепии этого здания: то там, то здесь торчали каменные плиты. Некоторые из них до сих пор сохранили свой первозданный вид, а сквозь другие уже пробилась трава. Мы наткнулись на какую-то комнатку с массивной деревянной дверью, которая устояла перед многолетним натиском ветров и соли, хотя крыши ее давным-давно не стало. Узкие проемы окошек одиноко смотрели в море.

– Когда я приехал сюда в первый раз несколько дней назад, - сказал Джоселин, - я был очарован! Я еще подумал, что здесь хорошо прятаться, поэтому облазил все. Например, очень хорошо можно устроиться здесь. Правда, если поднимется сильный ветер, в этих незастекленных окнах будет страшно свистеть, но так было задумано еще столетия назад: монахи жили жизнью спартанцев и холода не боялись.
– Он повернулся и обнял меня.
– Ну вот, - сказал он, здесь ты чувствуешь себя в безопасности? Мы одни на этом острове, ты и я! Эта мысль волнует меня. Казалось, прошла целая вечность, Присцилла, и временами я сомневался, что снова увижу тебя!

Внезапно я вспомнила о кольце, и меня пробрала холодная дрожь. Я должна была немедленно признаться, и я рассказала ему, как все получилось.

– Ты уверена, что оно за этим шкафом?

– Больше ему негде быть, а шкаф отодвигают раз в год: он очень тяжелый.

– А когда ты найдешь его, ты будешь его носить?

– Да! Раньше я боялась, потому оно и потерялось! Ли сказал, что оно может дать почву всяким подозрениям, и, кроме того, на перстне выгравировано имя вашей семьи!

– Да, оно переходит из рук в руки уже несколько поколений, вот почему мне захотелось подарить его тебе!

Я была так рада, что он не обратил особого; внимания на пропажу кольца, что дала себе слово, что отброшу все свои страхи и буду наслаждаться этим днем в открытую.

– О, Джоселин!
– воскликнула я.
– Разве не прекрасно быть здесь только вдвоем! Он нежно поцеловал меня.

– И знать, что у нас впереди еще добрых паря часов!
– добавил он.

– Сейчас чуть больше полудня, - сказал я.
– А чем мы займемся?

– Обследуем остров и будем говорить и говорить! Затем перекусим и снова поговорим, а я буду все время смотреть на тебя! Мне хочется еще раз увидеть, как ты улыбаешься: когда ты это делаешь, у краешка рта появляется крошечная морщинка! Я обожаю твои волосы, как они падают тебе на плечи! Они совсем не похожи на эти мерзкие кудряшки "сердцеедки", что вошли сейчас в моду при дворе. Мне нравятся твои карие глаза, и я постоянно думаю о том, насколько же их цвет красивей, чем голубой!

– Ты относишься ко мне с предубеждением, - сказала я.
– Мне кажется, тебе все это нравится только потому, что принадлежит мне!