Дитя погоды

И правда наступила весна.

С лёгким изумлением я оглядывал побережье. Почему весна приходит как ни в чём не бывало? Почему всё ещё существует смена времён года? Почему жизнь идёт своим чередом?

Ведь дождь с тех пор льёт не переставая.

Глядя на рыбаков, сгружавших в порту свой улов, я мысленно поправился: с другой стороны, лица у людей теперь немного другие. Хотя перемена ничтожная, будто в большой бассейн упала капля туши — цвет, вкус, запах воды остались прежними бы, и никто бы ничего не заметил. Только я видел, что их лица и души уже не те, что три года назад.

— Морисима! — окликнули меня сзади.

Я обернулся; по склону ко мне бежали две школьницы из классов помладше. Лица, конечно, знакомые (в конце концов, в нашей школе от силы тридцать учеников), но дружбы с этими девочками я не водил, разве что здоровался при встрече. А зовут их, кажется... Пока я пытался вспомнить имена, школьницы подбежали ко мне и выдали, явно волнуясь:

— Слушай, можно кое о чём тебя спросить?

— Ты правда в Токио уезжаешь? — спросила девочка с хвостиками, а когда я ответил: «Да», другая девочка — с короткой стрижкой — тут же толкнула её локтем и заявила:

— Вот, я же тебе говорила! Так что сегодня или никогда, последний шанс!

Мы стояли под крышей беседки на обочине дороги лицом друг к дружке; в ушах отдавался шум моря и дождя.

— Ну давай же, спроси! Сейчас или никогда! — прошептала школьница с короткой стрижкой, а девочка с хвостиками покраснела до корней волос и уставилась в землю.

Глядя на неё, я вдруг испугался: неужели она собирается признаться мне в любви?

— В общем, я... — Отважившись, девочка взглянула на меня влажными глазами. — Я давно хотела спросить тебя!..

Чёрт! Вот я влип! Не знаю, что делать. Ладонь стала влажной от пота.

— В общем, я хочу узнать...

Чёрт! Как мне ей отказать так, чтобы не обидеть? На помощь, Наставник!

— Правду ли говорят, что тебя даже в Токио полиция ищет?

— Что?

Девочки уставились на меня с живым любопытством, ожидая ответа.

— Это неправда.

— Но... Но слушай, ещё говорят, что ты хоть и выглядишь безобидно, а на самом деле уже не в первый раз нарушаешь закон! И что якобы в Токио у тебя связи с мафией!

Теперь мне было неловко за то, что я себе напридумывал, но в то же время полегчало. Скрывать тут было нечего, поэтому я честно ответил:

— Про мафию враки, но меня в самом деле арестовывали и даже судили.

— Ух ты!

Девочки схватились за руки и радостно загалдели:

— Класс! Ты как герой фильма!

— Спасибо, — усмехнулся я.

Протяжный гудок устремился в дождливое мартовское небо: подали сигнал к отправлению парома. Волны налетали на качающееся судно, разбиваясь об него, и от этого доставалось в первую очередь моему копчику, а чуть позднее тяжёлую вибрацию ощущало всё тело.

Я взял себе билет второго класса, в каюте возле трюма. Плыть до Токио не меньше десяти часов — прибуду в город только ночью. Второй раз в жизни я приеду в столицу на этом пароме. Поднявшись с места, я направился к лестнице, ведущей на палубу.

Два с половиной года назад, тем самым летом, я очнулся на крыше под дождём, и меня сразу же арестовали. Хина спала под тории, полицейские унесли её и отправили куда-то в другое место. О том, что она вскоре проснулась, оказалась совершенно здорова, а ещё ей разрешили снова жить вместе с братом, я узнал уже потом, в полицейском участке, причём именно детектив с «утиным носом» поведал мне это.

Меня поместили в маленькую комнатку в полицейском участке и рассказали, что подозревают по нескольким пунктам. Нарушение статьи номер три закона об оружии (запрет на ношение огнестрельного оружия), нарушение статьи уголовного кодекса девяносто пять о задержании (сопротивление лицу при исполнении). Выстрелив в человека из пистолета, я совершил покушение на убийство, — статьи сто девяносто девять и двести три уголовного кодекса, а бегая по железнодорожному полотну, нарушил тридцать седьмую статью закона о работе железнодорожного транспорта.

Вместе с тем, как ни странно, наказание, назначенное судом по семейным делам, ограничилось условным заключением. Суд признал, что оружие я носил без злого умысла, из-за меня никто не пострадал, и преступного состава в моих поступках не усмотрели.

В итоге меня выпустили из изолятора временного содержания для малолетних, и к тому моменту, как я вернулся на остров, оказалось, что с моего побега в Токио прошло целых три месяца. Лето подходило к концу, в воздухе повеяло осенью. На возвращение непутёвого беглеца родители отреагировали неловко и в то же время довольно тепло. Раньше я не переносил отца и школу, а когда приехал обратно, оказалось, что вполне неплохо с ними уживаюсь. У меня была куча недостатков, но взрослых тоже нельзя назвать идеальными. Всем приходится мириться с собственным несовершенством и как-то жить в обществе, среди таких же несовершенных людей. Я удивительно легко примирился с этим. Так и началась моя учёба в старших классах на острове.

Время выдалось на удивление тихое. Казалось, я шагаю по морскому дну, и жизнь виделась мне далёкой, как берег острова. До меня еле доходил смысл чужих слов, и, похоже, я тоже не умел внятно доносить до людей свои мысли. Я разучился делать то, что раньше делал даже не задумываясь. Теперь я с трудом засыпал, принимал пищу, при ходьбе пытался вспомнить, как переставлять ноги. Иногда доходило до того, что, шагая, выставлял вперёд одновременно правые ногу и руку. Я спотыкался на ровном месте; когда меня спрашивали на уроке, забывал заданный мне вопрос; во время еды застывал, глядя в одну точку и держа палочки в воздухе. Когда люди мне на это указывали, я улыбался и спокойно говорил: «Простите, задумался». Я изо всех сил старался вести нормальную жизнь, чтобы не доставлять окружающим беспокойства. Хотя всё ограничивалось попытками не отлынивать во время уборки класса, внимательно слушать учителя на уроках, не избегать общения с людьми (в общем, вести себя как воспитанный первоклассник), в итоге я стал лучше учиться и обзавёлся друзьями, и теперь даже взрослые гораздо чаще ко мне обращались. Впрочем, для меня это был всего лишь побочный эффект, добивался я совершенно другого. Я искал её ночью за окном, по которому стекали капли дождя, и утром — за океаном серого цвета. Вслушивался в шум дождя и пытался уловить в нём стук далёкого барабана, звучавшего той ночью.

Я жил, стараясь не выделяться, и только и ждал того дня, когда закончу школу. Обязательные собеседования с инспектором по надзору раз в месяц закончились ещё до выпускного, я узнал, что теперь мне нельзя ставить галочку в графе «Отсутствие судимостей» в резюме, и на этом моё наказание завершилось.

Солнце клонилось к горизонту, гудки проплывавших мимо паромов всё чаще раздавались в воздухе. Я вновь поднялся на палубу, сделал вдох, будто пытался проглотить холодный ветер и дождь. На горизонте замигали огни Токио.

— Два с половиной года уже... — пробормотал я, будто взвешивая эти слова. Прошло два с половиной года, и чем дальше в прошлом оставалось то самое лето, тем больше я сомневался в том, что тогда это всё произошло наяву. Открывшееся мне зрелище было чересчур красивым, в реальности такого не встретишь; в то же время оно содержало слишком много деталей — во сне такого не увидишь. Я растерялся и не знал, что думать, однако внезапно представшая перед глазами картина окончательно убедила меня в том, что случившееся мне не приснилось.