Дитя Самайна

— Ты никогда не забудешь меня и никогда не вспомнишь, — сказал он вдруг.

Саманта сидела нагой на собственной постели, а он — чёрная рогатая фигура в дверях — продолжал говорить:

— Ты никого не приютишь и никому ничего не скажешь. Твоя дочь — моя.

— Дочь? — спросила она, потому что всё остальное у неё не вызывало вопросов.

— Она моя, — повторил он и исчез.

Чувствуя жуткую усталость и похмелье, Саманта повалилась в постель и почти сразу забыла всю эту безумную ночь, все шорохи, шелесты и шёпоты вокруг, все танцы, все блики костров, все глаза звёзд.

Ей ничего не снилось. Она поднялась только к вечеру и даже не сказала бы точно, пошла ли на праздник. Из памяти выветрился и Том, безвозвратно. Имя его, облик, серые глаза — всё потерялось в первом февральском дне, в мельтешении огней, схлынуло вместе с той эйфорией, с какой она восклицала:

— Я Бригитта, поклонитесь мне!

========== Её Самайн ==========

Беременность протекала спокойно, но с началом октября Саманта всё больше волновалась. Она ждала родов со дня на день, но ребёнок словно не желал появляться на свет. Врачи уверяли — первого ноября, не раньше, но Саманта чувствовала, что они ошибаются, и потому нервничала всё сильнее.

Уж лучше бы раньше! Раньше!

Но кто бы её послушал! Даже мать, узнав о беременности, приехала лишь однажды. Как будто не осуждая, она всё же не собиралась помочь. Друзья же Саманту давно утомили своими пари. Все они единодушно решили, что она не была на празднике, но никак не могли придумать, с кем она его пропустила.

Она и сама не знала ответа на вопрос, но праздник смутно вспоминался ей — блики, голоса, смех. Она видела там кого-то, с кем ни один мужчина ни за что не сравнился бы. Он был не таким.

Только вот и об этом никому не расскажешь.

Октябрь выдался свежим и солнечным, городок готовился к Самайну, но чем ближе был праздник, тем больше Саманте хотелось сбежать или же хотя бы вынудить ребёнка покинуть утробу.

Она то умоляла, то подолгу сидела молча, то вздрагивала, то желала унестись вместе с ветром. Лучшая подруга помогла ей украсить дом и сад, но Саманте хотелось бы провести ночь в больнице.

Однако врачи однозначно заявили, что родов не будет.

Вернувшись домой, Саманта легла в постель и прислушалась к себе. Что-то внутри говорило, что приходит важный час, движется неотвратимо и сбежать некуда. Она закрыла глаза.

Тридцать первого числа с утра в город пришли тёмные тучи. Они заволокли небо, пригнав с собой ветер, и весь город замерцал свечками в тыквенных головах. Праздник внезапно показался зловещим, но горожане будто и не чувствовали ничего особенного.

Саманта попыталась дозвониться в больницу, но ничего не вышло.

Она не испытывала ничего неприятного, лишь чёткое ощущение, что настала пора, убеждало её искать убежище от шума и других людей. Саманта с ужасом ждала схваток, успев начитаться о боли, и в то же время ей казалось, что и с родами у неё выйдет история такая же смутная, как с зачатием.

Отчего-то было невыносимо тоскливо.

— Почему ты дотерпела? — спросила она нерождённую дочь. — Зачем сделала этот выбор?

Но как бы там ни было, она любила своего ребёнка и ничего не могла сделать ему.

Ближе к ночи накатила первая волна боли. Точно открылись первые врата, и Саманта встала на пороге, всматриваясь в темноту. Она чувствовала себя в двух местах одновременно. Прекрасная и одетая в белое, она стояла по другую сторону врат с ребёнком на руках. По эту же металась по дому, поддерживая несуразно огромный живот, не находила места, как порой бывает у кошек, которые никак не могут окотиться.

Вторая волна заставила её сесть, прижавшись спиной к стене. Она почему-то уже не спешила звать на помощь или звонить куда-нибудь. То, что с ней происходило, ни капли не касалось других человеческих существ, они не могли ей помочь, не сумели бы защитить, а только сами бы погибли.

Саманта верила, что погибнет.

Обнимая живот, она не знала, что делать, и потому зажмурилась, ни к кому не обращаясь, никого не умоляя. Где-то там, за стенами, танцевал самайновый праздник. Здесь готовилась прийти в мир её дочь.

— Роза. Ты будешь Роза, — сказала Саманта, пытаясь отыскать спокойствие в звучании своего голоса.

— Слишком человечье имя, — раскатился по дому другой. — Я нареку её сам.

Саманта подняла голову, и на миг её захлестнула чистая радость воспоминания. Это был он, отец её ребёнка, тот, что казался ей лучше всех мужчин в мире, потому что никогда и не был мужчиной, потому что…

Он опустился перед ней на колени и всмотрелся в лицо.

— Я вижу страх, — произнёс он. — Раньше ты не боялась, моя Бригитта.

— Сегодня я умру, а тогда собиралась жить, — ответила она, и всё её тело выгнулось от боли.

— Дыши, дыши со мной, — он обнял её, и она прислушалась к его размеренному дыханию, попытавшись вдыхать и выдыхать в том же ритме.

Когда она вновь открыла глаза, они уже были не в доме, а в озере. Озеро было полным-полно рассветного пламени, и в этих волнах ей не было больно. Покачиваясь в его руках, она видела своё нагое тело, которое разучилось любить, и удивлялась тому, что сейчас живот не кажется уродливым, а будто светится изнутри.

Схватки прокатились не болью и ужасом, а напомнили волну океана, которая движется потому, что должна. Не сопротивляясь ей, но помогая, она закрыла глаза и сосредоточилась, всё ещё чувствуя спиной его прикосновения, всё ещё ощущая его дыхание.

Она видела, как медленно раздвигаются створки врат, стоящих на границе между жизнью и смертью, и снова рассмотрела себя с ребёнком на руках по ту сторону. Вскрикнув, она опять содрогнулась от набежавшей волны и снова вскрикнула, отдавая всю себя ей, её силе, вплетаясь в неё…

Наверное, она теряла сознание, а может быть, теряла саму себя, или время скрылось в глубине полного света водоёма. Но раздался пронзительный вопль, тонким клинком распоровший мир.

Первый крик её дочери.

Она протянула руки вперёд, вслепую, боясь раскрыть глаза. Кто принял ребёнка, кто перерезал и перевязал пуповину, кто отделил их друг от друга?

Она лежала на собственной постели, на чистейших простынях, оранжевых, как тыквы под окном. Над нею возвышался он, рогатый и тёмный. На руках его лежала успокоившаяся малютка.