Диверсантка

Неизвестно, как долго ещё историки строили бы свои догадки, но однажды кристалл попался на глаза любопытному геологу Бруно Шлезвигу. Нет, он слышал, конечно, что в институт привезли новую игрушку, и что у историков с нею, вроде, не очень-то получается, но видеть артефакт своими глазами ему раньше не доводилось. Пытливый ум Бруно попросту не мог пропустить чего-то неизвестного и таинственного, чтобы не попытаться расколоть очередной крепкий орешек. Покрутить «эту штуку» так и этак, попробовать на излом и на сжатие, разогреть до высокой температуры или потравить кислотой - не было для него большего наслаждения. Спроси кто-нибудь: «Дружище Бруно, зачем тебе всё это?», он только пожал бы плечами. Одно слово - учёный.

И сейчас, пробегая мимо, он приметил кристалл, одиноко лежащий на постаменте. В корпусе начался обед, все сотрудники пошли в столовую, располагавшуюся в отдельной пристройке. Только Шлезвиг туда не ходил, предпочитая перехватывать бутербродами и кофе в редкую свободную минуту. Вот ещё, тратить драгоценное время на приём пищи! При виде загадочного предмета учёный затормозил свой бег, и, оглянувшись, приблизился к постаменту. Рядом никого не было, никто за ним не наблюдал. Бруно пригладил редкие волосёнки на глубокие залысины, его пухлое лицо недоучившегося гимназиста (что являлось полной обманкой - Бруно обладал обширными и глубокими знаниями в своей области) приняло независимое выражение. Будто он здесь совершенно ни при чём, просто мимо пробегал. Пухлые губки сложились бантиком. А следом, недолго думая, учёный схватил «камень преткновения» в охапку и потащил в свою лабораторию.

Отдел прикладной геологии располагался в левом крыле корпуса. Здесь, на первом этаже, у Бруно имелась своя лаборатория, где хранились все необходимые инструменты для работы с минералами. Для начала он попытался отбить от кристалла маленький кусочек, чтобы рассмотреть в микроскоп. Однако из этого ничего не получилось - в результате упорных трудов откололся уголок геологического молотка, без труда крошащего самые твёрдые породы. Пока исследователь раздумывал, не применить ли ему паяльную лампу или крепкую кислоту, случилось неожиданное - кристалл ожил.

Видимых причин для этого не наблюдалось, минерал просто лежал на верстаке, как вдруг кусок породы, мгновение назад холодный и мёртвый, налился глубоким, синим свечением. На гранях засверкали острые голубые лучики чистейшего спектрального цвета. Бруно зачаровано смотрел на невиданное зрелище. В следующее мгновение яркий голубой луч сорвался с грани кристалла и стрельнул в потолок. А секундой позже в потолке образовался внушительный пролом, а наверху громыхнул нешуточной силы взрыв.

Здание основательно тряхнуло, из окон со звоном вылетели стёкла, а инструменты и образцы с верстака посыпались на пол. Самого исследователя изрядно припорошило известковой крошкой и нешуточно оглушило. Но ещё большим оказался эффект неожиданности, Шлезвиг стоял столбом в облаке пыли, силясь сообразить, что же произошло? На втором этаже, прямо над ним располагался отдел препарирования растений: сплошь гербарии да горы справочников и таблиц. Взрываться там было совершенно не чему. Как такое получилось? Никакого другого объяснения, кроме того, что кристалл самопроизвольно выбросил поток энергии, не находилось...

В здании уже визжала сирена тревоги, в коридорах громыхали сапоги пожарных и спасателей. К счастью, учёных на этажах в момент происшествия не было по причине обеденного времени. Поэтому пострадавших не нашлось. Чего нельзя было сказать о лаборатории растениеводов: приборы в невеликом числе, что там находились, вышли из строя, а все гербарии, лабораторные журналы, справочники - всё выгорело дотла. Из крыши вынесло основательный фрагмент кровли, который рухнул на клумбу, погубив насаждения. Хорошо хоть, благодаря расторопности пожарных, не полыхнул весь корпус.

Впрочем, двое пострадавших всё же нашлись. Это был сам Бруно Шлезвиг, получивший контузию (Бруно, старина, ещё скажи спасибо, что потолок не рухнул тебе на голову, тогда контузией не отделался бы!) и рабочий Визе, оттяпавший себе палец рубанком. В подвальном помещении, как раз под лабораторией Бруно, располагалась столярная мастерская, и Визе решил пожертвовать обедом, чтобы доделать оконную раму в одну из комнат корпуса. Получалось, что когда грохнул взрыв, рука у мастера дрогнула, и рубанок срезал половину большого пальца на руке. Верещащего и обливающегося кровью плотника извлекли из подвала, он оказался единственным человеком, кому пришлось оказывать помощь.

Итог получился печальным. Шлезвига чуть было не обвинили в умышленной порче ценного имущества, или, на крайний случай, в преступной беспечности. Помогло заступничество дальнего родственника, занимавшего видный пост в НСДАП. Дело замяли, а любознательного геолога отправили искать железную руду в предгорьях Гарца. Над минералом ещё поломали голову, но ничего не добившись, поместили, в конце концов, в зал исторической славы отдела германской культуры и местного фольклора. Между якобы мечом Зигфрида и рогом, подобного тем, из которых пили хмельной мёд герои Асгарда.

Пробивая шурфы и собирая образцы породы в предгорьях Гарца, Бруно не раз вспоминал странный случай. Всё дело в том, что пытаясь доказать свою невиновность и восстанавливая картину происшествия, он опрашивал тех не многих сотрудников филиала, что могли претендовать на роль свидетелей. В том числе и Визе. Плотник утверждал, что травму он получил за секунду до сильного хлопка наверху, а не после, и тем более, не вследствие него. Как только резец отхватил палец, рабочий вскрикнул от боли, зажал обрубок, пытаясь остановить кровотечение, а уже после громыхнуло. Никто не придал тогда этому факту значения, но теперь выводы приходили на ум самые разные. Шлезвиг гнал от себя подобные мысли, но они возвращались вновь и вновь...

Примерно в то же время, кода двое из обслуги филиала в Билефельде укладывали минерал на специальный постамент, опасливо поглядывая на свою непростую ношу, и прикрывали его стеклянным колпаком, Катрин Зобель выбиралась из кресла. Глубокого кресла с высокой спинкой и удобными подлокотниками, в котором девочка могла находиться в полулёжа. Под обивкой находилось специальное свинцовое покрытие, только в спинке, на уровне затылка имелось отверстие, к которому была подведена рентгеновская пушка, испускавшая низкоэнергетическое излучение.

Осенью прошлого года, когда директору Нойеру была предоставлена возможность решать судьбу «Программы Л», он раздумывал не долго. Перешёл в донжон, приказал обслуге разыскать госпожу Циге. Старшая воспитательница зашла в кабинет шефа без стука, тихонько опустилась на стул у двери, никак не проявляя своего присутствия. Фройляйн знала себе цену, никто так хорошо не разбирался в характерах девочек, как она. Никто не проводил с ними столько времени.

Нойер в нескольких словах описал подчинённой, какая работа им предстоит. Закончив, поднял глаза и посмотрел на Циге в упор:

– Что скажешь, Марита? Кого посоветуешь?

– Катрин Зобель, - без запинки, не раздумывая ответствовала та.

– Можно выбрать девочку постарше. Кого-нибудь из тех, кто заканчивает второй год обучения...

– Если вам интересно моё мнение, господин директор, то - Зобель.

– Ты её так не любишь?

– Причём здесь любовь?
– вопросом на вопрос ответила Циге.
– Я в неё верю. Эта русская чертовски способная, схватывает всё на лету. Она прошла проверку, какая не выпадала ни одной другой воспитаннице, и мало кто из девочек справился бы в подобной ситуации. Если всё получится, она станет великой мастерицей своего дела. Враг будет трепетать при одном упоминании об этой бестии.