Диверсанты

– Не я говорил, а мне говорили, - невозмутимо произнёс Вахид.
– Я точно знаю о четырёх килограммах золота в Кельбаджаре. Главное - попасть туда, а на месте разберёмся.

Гусейн всё сильнее разочаровывался в товарище - Вахид явно раздражал его своей скрытностью и непостоянством.

– А если и в туннеле есть?
– стараясь не сорваться, произнёс Гусейн.
– Зайдём, посмотрим.

Вахид неохотно согласился.

Вошли в туннель.

– Темно, как у негра в з...це, - грубо пошутил Бахтияр.

Гусейн включил фонарик.

Заметив у Вахида на руке часы со светящимся фосфорным циферблатом, Бахтияр не удержался спросить, откуда они.

– Знакомый подарил, - уклончиво ответил Вахид, но потом добавил с нотками гордости в голосе: - Американские...

Прошли в сырой темноте с два десятка метров. Гусейн освещал фонариком каждый сантиметр, щупал сыроватые стены, периодически нагибался и шарил по полу и углам.

– Нас фраернули!
– наконец произнёс он.
– Никакого золота здесь нет.

Вахид улыбнулся в темноте.

– Золото в Кельбаджаре, - сказал он.
– А тут мы ищем чёрную кошку, которой нет...

"Ограш!"7 - безмолвно выругался Гусейн.

Выйдя из туннеля, они повернули направо, поднялись метров двести, наломали веток, соорудили шалаш и там переночевали.

15

Наутро Гусейн почувствовал слабость, ломило всё тело, ноги опухли. Доставая из рюкзака чёрную пластмассовую аптечку, Бахтияр, явно намекая на себя, пошутил пословицей: "Вьюки носит верблюд, а худеет пёс".

Гусейн с Вахидом молча улыбнулись кривой улыбкой - внешне похожей, но с разным подтекстом.

Бахтияр перебрал лекарства - "Финалгон", "Энап"... Остановился на "Пенталгине".

Гусейн с кислым выражением лица принял протянутые ему две таблетки и проглотил их, запив глотком воды прямо из пластиковой бутылки. Затем Бахтияр нарвал листья лопуха и "забинтовал" ими ноги товарища, подложив под них рюкзак.

– Полежи спокойно часок, поможет, - посоветовал Бахтияр.

– Так мы до места никогда не доберёмся, - Вахид не стал скрывать своего раздражения.

Затем он шепнул Бахтияру:

– Ну что ты возишься с ним?

Чтобы попусту не тратить время, Вахид предложил проверить состояние оружия.

Разобрали автоматы, почистили, собрали. Вахид достал небольшую карту, пытаясь определиться с дальнейшим маршрутом. Водя указательным пальцем по карте, он предложил спуститься прямо на автомобильную дорогу. Гусейн стал возражать:

– Там открытое место, спрятаться негде.

Вахид осмотрел в бинокль местность и настоял на своём:

– Поднимемся в сторону Кельбаджара, а там определимся. На той стороне есть пещерка, где должно быть спрятано золото.

Гусейн, несколько картинно пожаловавшись, что ещё не совсем оправился, и покряхтев для убедительности, попросил Бахтияра, который с самоиронией называл себя "битюгом", понести его рюкзак, а сам достал видеокамеру, собираясь снимать всё мало-мальски значимое, что попадётся на пути.

"Это техника азербайджанской армии, которую наши оставили и убежали, - стал пояснять Гусейн, наведя камеру на искореженный БМП в ущелье.
– Больно! Это были не солдаты, а таланчи...8 Был среди них один артиллерист, который потом признавался: "Иногда мы поворачивали артиллерию в сторону Кельбаджара, чтобы население принесло нам баранину". Но как только услышали, что армяне идут, они тут же смылись... С испугу даже не повернули машину назад, оставили лицом к противнику, а сами удрали. Наверное, офицеры, которые убежали, сдав врагу бронетехнику, сегодня служат в азербайджанской армии. Каждый солдат и офицер, служивший тогда на этой территории, сейчас должен быть арестован..."

Переведя дыхание, Гусейн направил видеокамеру в сторону какой-то полуразрушенной деревни:

"Мы находимся неподалёку от Шахбина. Противоположная сторона деревни покрыта сплошным лесом..."

Далее он говорил уже с привычным упрёком:

"Прошло уже более двадцати лет, как потеряли наши земли, но мы никогда не пытались использовать эти горы, леса и ущелья. Если мы захотим, то можем тайно провести по этим местам несколько батальонов азербайджанской армии... И это надо делать сегодня, завтра будет поздно. Армянину, который родился здесь, уже больше двадцати лет. Растут новые поколения, и изгнать их с этой территории будет никак невозможно... Если бы у меня была возможность, я бы прямо сейчас поднял в воздух их войсковую часть..."

Выключив камеру, он обратился к Вахиду:

– Ай киши9, почему бездействуем? Смотри, сколько тут удобных мест для партизанства, диверсий. Мы должны воспользоваться этим. Надо тайно проникнуть на эту территорию, занять здесь позиции, внезапно напасть и без шума захватить в плен всех живущих в районе. Сначала военных, а потом гражданское население. Всё это возможно. Но если мы не сделаем это сегодня, то завтра будет поздно. Каждый родившийся здесь сосунок завтра станет военным. Потом будет невозможно изгнать их отсюда. Кельбаджарцы, которые знают здесь каждую тропу, уйдут в мир иной, а новое поколение не осмелится сунуться на эти территории. Поэтому мы обязаны решить вопрос сегодня. Повторяю, завтра будет поздно...

Вахид не ответил, а Бахтияр под грузом большого вещмешка и рюкзака своего товарища, лишь неопределённо промычал, то ли реагируя на слова товарища, то ли просто от усталости.

У горной речки сделали привал.

Запасы пищи истощались. Осталось по паре банок консервов и тушёнки. Решили оставить их на чёрный день, заморив червячка сухарями и ещё недозрелыми ягодами ежевики, растущей по прибрежным склонам.

На противоположном берегу вдалеке виднелась белая продолговатая постройка. Перепрыгивая с камня на камень, перешли речку, осторожно приблизились к приземистому, побелённому известью зданию. Это была скотоводческая ферма. Стали наблюдать из овражка. Дверь сторожки фермы была слегка приоткрыта. Прислушались: никакого движения вокруг не было, и даже звон мух, казалось, застыл в жарком мареве. Вахид подкрался, посмотрел одним глазом в дверную щель. Внутри никого не оказалось. Тихо, стараясь не скрипеть дверью, бочком пробрался внутрь. На грубо сколоченном столе лежали недоеденные кем-то макароны в сковороде, несколько помидоров и огурцов, половинка большой луковицы, ломоть сыра и кусок тондырного хлеба. Вахид забрал всё, кроме макарон, тем же макаром вернулся обратно в овражек. Враз проглотив небогатый "трофей", группа двинулась дальше, обогнув ферму лесом.

До райцентра, где, согласно оперативной легенде, было спрятано золото, оставалось совсем немного. Вахид, в некотором смысле выполнявший роль Сусанина, предложил дождаться наступления темноты.

– Там много людей, заметят, - попытался обосновать он.

Однако Гусейн, чувствуя подвох, стал перечить:

– "Не туда иди, откуда свет виден, а туда, откуда лай собаки слышен", - говорил мне мой отец.
– Вот посмотришь, я спокойно зайду средь бела дня в магазин и куплю там сигареты. В темноте же нам трудно будет искать золото. Если оно, конечно, там есть...

– А мой дед говорил: "С трезвой головой горы перейдёшь, а с нетрезвой - в долине заблудишься", - парировал Вахид.

Гусейн, видно, решив отквитаться за прежние обиды, пробухтел:

– Нынешний воробей прошлогоднего чирикать учит...

– Что молодой петух, что старый - все одно, - не остался в долгу Вахид.- Я тебя предупредил...

С этими словами Вахид поднялся на пригорок, залёг под кустом и стал осматривать в бинокль окружающую местность.

16

– Кто он такой, чтобы указывал?!
– возмущённо пожаловался Бахтияру Гусейн.
– Надо брать движение в свои руки.