Диверсанты
Шрифт:
Бюрдетт внимал моей речи с неподдельным весельем, и я прекрасно понимал Фила. Кроме нас двоих, в этой комнате профессионалов не замечалось. Мы, невзирая на прошлые разногласия, были родственными душами. Когда настанет время сводить старые счеты, победителю - кто бы ни вышел победителем - сделается грустно и горько. Ибо взаимное уважение - отличительная черта людей, подобных нам.
Приблизившись к Мадлен, я возложил ей на плечо хранительную длань и принялся держать речь, от которой Бюрдетт, вероятно, захохотал бы до слез. При иных обстоятельствах. Но сейчас лучше было сдержаться.
– Господа!
– возвестил я.
– Преклоните слух! Я - великий плотоядный медведь-гризли, обитающий среди обомшелых утесов! Я - старый
Я бросил изъятые стволы под ноги Бюрдетту. У Фила достанет разумения, подумал я, не пытаться пустить их в дело. Чего нельзя с уверенностью сказать о Беннетте и Делленбахе.
– ...Заберите покинутого средь уборной и сгиньте с глаз моих, дабы взор мой не осквернялся лицезрением столь отвратных образин! Брысь, олухи. Засим, пока...
Глава 7
Мы вырвались на магистральное шоссе, и гоночный мотор уже набрал положенные при крейсерской скорости две тысячи пятьсот оборотов в минуту, когда рядом со мною раздался непонятный звук. Я скосил глаза.
Мадленхихикала.
– Вам нехорошо?
– участливо спросил я, решив, будто у спутницы начинается обычная истерика.
– Нет!
– выдохнула Мадлен.
– Припомнила, как вы стояли посреди комнаты и мололи всю эту чушь! О медведях-гризли, кровожадных ягуарах и землетрясениях! И даже не улыбнулись при этом!
Легонько тронув мою правую руку, покоившуюся на рулевом колесе, женщина продолжила:
– Только не подумайте, Мэтт, я не издеваюсь! Чудная речь получилась. Впервые за долгие годы кто-то пришел на помощь, заступился...
Она проглотила поднявшийся к горлу комок.
– Мне ужасно понравились ваши слова. Но... ведь все равно прозвучало слегка... напыщенно.
Весьма обнадеживает, подумал я. Даму поколотили, чуть не вогнали назад, в черную меланхолию - однако Мадлен удивительно быстро обретала надлежащее душевное равновесие. С другой стороны, тюрьма должна была приучить ее не принимать первую попавшуюся фальшивку за чистую монету...
– Вы, пожалуй, не понимаете, - промолвил я терпеливо.
– Поглядите на дело со стороны. Представьте, что вас оно совершенно не касалось. Выслушав потоки моей галиматьи, что бы вы подумали о говорящем? Излагайте честно, я обижаться не стану. Хихиканье смолкло.
– Со стороны? Сочла бы... субъектом хвастливым и... не шибко умным. Выражаясь мягко. Я кивнул:
– Вот-вот! Лупит себя в широченную грудь и ревет:
"Я Тарзан, обезьяний властелин! Берегитесь, пришельцы! Грр-р-р-а-а-ааа!" Длинный, выживший из ума, заносчивый остолоп.
– Но я, - поспешно вмешалась Мадлен, - вовсе не думаю ничего подобного!
– Зато ребятки подумают. Не считая Бюрдетта, быть может. Он чуток со мною знаком. Но промолчит, не сомневаюсь... Чего требовалось досточтимому господину Беннетту?
С минуту Мадлен безмолвствовала, потом заговорила надтреснутым голосом, изображая низкий мужской тембр:
– "А ну-ка, сучка тюремная, колись! Мы все равно
знаем, куда катишь! С муженьком драгоценным повстречаться втихаря вознамерилась?– Хлоп!
– Отвечай, когда с тобой разговаривают, падла!
– Хлоп!
– Молчишь, гнида?!
– Хлоп! Хлоп!"
Она перевела дыхание и сказала:
– Тебя выпускают из тюрьмы... И, по сути, не выпускают из нее никогда.
– Раскиньте умом, - посоветовал я.
– Коль скоро Беннетту любопытно было выследить Роя, неужто он взялся бы действовать подобным способом? Полагая, что вы и впрямь намерены встретиться с мистером Эллершоу? Гораздо надежней и проще следить исподтишка и дожидаться, пока тебя приведут прямиком в нужное место.
Мадлен подняла брови.
– Куда вы клоните, Мэтт?
– Вы наивны, сударыня. Слыхивали о ley de fuga?
– Конечно... Только это ведь не закон, а... а... предлог! Повод, чтобы... Мэтт, не может быть!
Глаза Мадлен сделались перепуганными, затравленными.
– О-о-о!
– рассмеялся я.
– Еще как может! Чудный латиноамериканский прием. А у красных он зовется "шаг влево, шаг вправо...", и фраза оканчивается словами "...конвой стреляет без предупреждения". Вас намеревались примучить, устрашить, вынудить к безрассудной попытке вырваться. Потом - пиф-паф! "Господин судья, задержанная оказала сопротивление и пыталась ускользнуть... Агент применил оружие, но, к несчастью, взял чересчур высоко..." Дали бы отбежать подальше от домика, дабы свидетелей посторонних и незаинтересованных себе обеспечить. Если б не нужда в свидетелях, застрелили бы с ходу, едва лишь дверь за спиною захлопнулась.
– Но... Но ведь Служба Федеральной Безопасности, кажется, государственное учреждение! Выходит, меня хочет устранить американское правительство? Это безумие, Мэтт!
– Американское правительство, - сказал я, - состоит из множества людей, которые хотят самых разных вещей. Шефу моему желается одного, Беннетту - другого, руководству ЦРУ - третьего... Посему предлагаю принять как рабочую гипотезу параноическое утверждение: сегодня состоялась вторая попытка уничтожить вас физически. Также предлагаю считать, что распутываем исключительно крупное дело, о подлинном размахе коего имеем понятие довольно смутное. Перед выездом я позвонил в отряд прикрытия, Джексону... Вы вчера с ним познакомились, подле закусочной, во время первого покушения. Условился о встрече, разузнаю, что удалось откопать напарникам. Чем больше сумеем выяснить - тем лучше. А кстати, почему Делленбах зол на вас?
Мадлен встрепенулась:
– Так этот светловолосый...
– Джим Делленбах. Начал говорить о вас изощренные гадости и схлопотал револьверным стволом по физиономии.
– Господи, ведь восемь лет миновало!
– воскликнула Мадлен, вздрогнув.
– Показалось, будто знакомый человек, но успел усы отрастить, и весу прибавил... Впрочем, не мне теперь судить чужую внешность, - прибавила она с грустью.
– Он состоял у Беннетта на посылках. Всякий раз, когда мистеру Беннетту приходило в голову задать мне еще несколько вопросов, присылали Делленбаха. Тот усаживал меня в автомобиль, отвозил в полицейский участок, потом доставлял домой... Пока дом не продали... Дружелюбный, сострадательный субъект...
Мадлен скривилась.
– Неустанно повторял: "Стыд и позор! Такую славную женщину так беспардонно стращают и унижают!" Клялся, будто уверен в моей невиновности, но ведь следует явить здравомыслие... Учесть веские свидетельства... Предлагал признаться в преступлении, свалить все на исчезнувшего мужа, заявить, что поддалась его уговорам, согрешила ради великой любви, не ведая, что творю. "Никогда бы вы не пошли на государственную измену, миссис Эллершоу - нет-нет, я ведь успел с вами познакомиться, и знаю это! Положитесь на милосердие суда; отделаетесь легким подзатыльником и условным приговором..."