Дивизион: Умножающий печаль. Райский сад дьявола (сборник)
Шрифт:
– …Как вы относитесь к утверждениям, что банкиры разграбили страну и вызвали обнищание народа?
Я задержался – действительно, Александр Игнатьич, что вы думаете по этому поводу? Мне тоже интересно ваше мнение по поводу отдельных клеветнических утверждений.
Хитрый Пес усмехнулся, поправил мизинцем дужку очков и проникновенно сообщил:
– Нормальная пропаганда – ее накачивают радикалы, жизнь которых немыслима без образа врага. А ведь если вдуматься, банкирство – самая старая профессия на земле. Когда-то праведный Ной превратил свой ковчег в генетический
Лена помахала мне рукой:
– Вот так-то! Иди, помогай спасать жизнь на Земле.
В приемной было пустовато. Секретарь Надя говорила по телефону:
– Да, зарезервируйте рейс Париж – Нью-Йорк – Париж. Да, сверхзвуковым «конкордом»… На следующей неделе… Нет, босс полетит один… Сколько мы должны перевести?.. Хорошо, восемь тысяч пятьсот шестьдесят шесть долларов. Это первый класс?.. Угу, понятно… Спасибо…
Она положила трубку и сказала мне удивленно:
– На «конкорде» нет первого класса. Весь рейс, говорят, классом «люкс»… Интересно, что же они там дают за такие деньжищи?
– Ложку черной икры, бокал шампанского и скорость, – поделился я своими огромными знаниями о шикарной жизни. – Три с половиной часа – и ты за океаном. Чуть дольше, чем до Сочей…
– Чудеса! – восхитилась Надя. – Вообще-то я за такие деньги лучше бы себе дом в Вырице купила. А вы, Сергей Петрович?
– Надя, мне проще, – засмеялся я. – Передо мной не стоит такой ужасный выбор. Я не летаю на «конкорде» и не знаю, где находится Вырица.
Серебровский, глубоко завалившись в кресло и положив ноги на стол, устало разговаривал по телефону:
– Спекуляции? Ну и что? Во всем мире так называется рутинная работа на бирже! Только в русском языке оно носит оскорбительно-унизительный смысл. А по-английски значит «размышление», «рассмотрение», «умозрение»! Так и объясняй всем! А не поймут – пошли подальше…
Я уселся в кресло напротив, на стол положил папку с бумагами. И вдруг поймал себя на том, что сильно волнуюсь. Стыдно сказать – я был внутренне напряжен, колотилось сердце, а в горле застревало дыхание, хотелось прокашляться, как перед докладом большим начальникам. Может быть, я уже тоже сошел с ума? И воспринимаю эту понарошечную пьесу, этот странный бал ряженых и самозванцев как настоящую жизнь?
А может, и не сошел с ума – другой ведь житухи нигде вокруг не просматривается. Вот эта самая, ненормальная, и стала настоящей.
– Ты забыл им еще напомнить, что по-английски «спекулейтор» значит «мыслитель», – заметил я эпически.
– Бесполезно! – усмехнулся Сашка. – Не поймут. Или не запомнят…
– Почему? Придут в музей, а там под роденовским «Мыслителем» табличка – «Спекулянт». По-моему, очень современно будет звучать…
– Хорошая мысль, – кивнул Сашка. – Ты это к чему?
– А я как сороконожка – задумался, с какой ноги ходить, и сразу сбился с хода.
Сашка пристально взглянул на меня и миролюбиво, мягко посоветовал:
– Тебе просто надо выбрать направление. Определить вектор движения. И ноги – как
в сапогах-скороходах – сами понесут…Я подвинул по столу к нему папку и сказал:
– Понимаешь, нормальный полицейский всегда был игроком в борьбе добра со злом. А сейчас идет бой зла с нечистью. Непонятно, к кому прибиться…
Хитрый Пес засмеялся и, не притрагиваясь к моим бумажкам, спросил:
– Что это?
– Это обзорная справка по делу о расхищении Поволжского кредита…
Сашка тяжело вздохнул и покачал головой:
– Серега, я устал от своих тайн, мне чужие не нужны…
– Саня, это не чужие тайны. Это ваши маленькие дружеские секреты с Котом. То, что он прислал тебе на дискете. А ты мне не захотел ее показывать. Ты ведь меня ценишь не за деловитость…
– Да, Серега, я тебя очень ценю. Но не за деловитость. И слава Богу! Деловитых окрест хватает. С избытком!
– А расскажи, сделай милость, за что ты меня ценишь? – серьезно спросил я.
А Сашка серьезно ответил:
– Не знаю. Наверное, это и есть братская любовь – когда ценишь человека просто так, за его присутствие, за его существование в твоей жизни. За то, что он часть тебя, может быть, лучшая часть… – Он протянул ко мне растопыренную ладонь: – У меня пальцев на руке больше, чем людей на свете, которых я люблю.
– Тогда загни лишние пальцы в счет любви к России. И еще один разогни – любовь к Коту можно считать аннулированной. Контракт истек…
Сашка смотрел сквозь меня, напрострел, думал о чем-то своем – не услышал меня. Или обижаться не стал. Но одно я усек железно – он больше не боялся дискеты Кота. Не знаю почему, но он не боялся, он как-то нейтрализовал довольно грозную ситуацию.
Потом он вынырнул из омута своих размышлений и спросил:
– Что-нибудь для меня интересное в твоей справке есть?
– Не знаю, – пожал я плечами. – Мне ведь неизвестно, что ты сам знаешь, а чего нет. Например, зачем убили веселого жулика Васю Смаглия…
– Действительно, интересно. И зачем?
– Я думаю, его расстреляли твои бывшие компаньоны из «Бетимпекса», для того чтобы в МВД и прокуратуре из него не вытрясли «пассворды» – секретные коды счетов…
Сашка криво ухмыльнулся:
– Ну уж – компаньоны! Много чести! Так, временные контрагенты…
– Нет, Саня, временными контрагентами ты их потом сделал, перед тем как их кинуть окончательно, – остановил я его. – А начинали вы как вполне равноправные партнеры!
– Оч интересно, оч! – покачал Хитрый Пес головой. – Тогда расскажи, может, ты лучше знаешь…
– Не лучше. Но кое-что знаю, предполагаю, догадался. Весть об огромном кредите, который выколачивает для Поволжского региона холдинг «Бетимпекс», тебе принес Кот. Он дружил со Смаглием, шестеркой у хозяина «Бетимпекса» Гвоздева… Припоминаешь?
– Очень возможно… Я такие второстепенные детали стараюсь не запоминать.
– Ага! Как мне сказал Хабусо, начальник полиции в Токио: «У меня самурайская память – я не запоминаю лиц кредиторов и неудачников». Но это не второстепенная, а очень важная деталь.