Дивизион: Умножающий печаль. Райский сад дьявола (сборник)
Шрифт:
В комнате остро, волнующе, прекрасно пахло женщиной. Эльза, здоровенная, белоснежная, совершенно голая, лежала на родительской двуспальной кровати, и поперек ее живота и богатых чресел вилась голубая лента из подарочного магазина с надписью: «С днем рожденья, Хитрый Пес! You are welcome!»
А она, гадюка, хохотала и приветливо махала белой рукой.
Я почувствовал, что сейчас металлическая молния на моих джинсах проплавится и разлетится в прах мелкими бронзовыми брызгами.
Сашка, забыв, что должен сейчас возмущаться и презирать нас, стоял в сладком оцепенении, завороженно глядя на огромную белую лебедь, спустившуюся с небес его юношеских мечтаний
Кот, стоя в изголовье, наклонил набок голову, сложив под подбородком ладони, сказал голосом протестантского проповедника:
– Благословляю вас, дети мои… Возлюбите друг друга и станьте единой плотью…
Сашка хотел что-то заявить, наверняка очень умное, но из него вырвалось только сдавленное кудахтанье. Кот рявкнул:
– Разговорчики в строю! Серега, ложи его сюда… Ремень, дурак, расстегни… Ну, ботинки-то сними, козе-е-е-л! Эльза, не сглазь новобранца! Любимая, подмахни с душой!..
Мы с Котом выскочили за дверь и с восторгом слушали их нежное сопение, медовое рычание, счастливые стоны и крики. Хохотали, обнимались, пили за успешное окончание, мы были как сумасшедшие. Потому что уже тогда предчувствовали, что такие подарки потянут подороже, чем нефтяная вышка или глиноземный завод.
И Эльза, прекрасная, обильная, щедрая, как земля, сказала потом:
– А мелкий-то ваш! Такой боец, оказывается! – и нежно поцеловала Саньку в затылок…
Удивительные прихоти, чудные выкрутасы памяти! Я забыл, я плохо помню своих женщин, а Эльзу, с которой никогда не спал, не дотронулся до нее, двух слов не сказал, я запомнил навсегда. Для кого-то она, возможно, недорогая молодая шлюха, разнузданная развеселая потаскуха. Для меня она память о самой прекрасной женщине, какую я видел, о счастье, весело подаренном ею, напоминание о том, что женщина – это как небо, как море, как благодать. Для всех.
Лихая, беспутная волшебница, она вершила таинство вхождения в удивительный мир, о котором мы в молодости думали всегда, неотступно, темно и сладко, как верующие о загробной жизни.
You are welcome. Добро пожаловать…
– По-моему, ты уже и без меня придумал подарок боссу, – легонько потолкала меня в плечо Лена.
– Нет, не придумал, – вынырнул я из воспоминаний. – Я вспоминал о подарках нашей молодости. Думал о женской красоте…
– Ну ты даешь! – восхитилась Лена. – О женской красоте – применительно к дню рождения босса? Или безотносительно?
– Относительно! Как всякий стареющий козел, я стал подолгу рассматривать баб…
– Это хорошо! – одобрила Лена. – Повышает гормональный тонус… К чему рассказываешь?
– Хочу спросить. У меня такое впечатление, что с улиц Москвы исчезли красивые девки. Это факт? Или это старческая мизантропия?
– Это факт, – пожала плечами Лена. – Нормально…
– Куда делись?
– Ну, одна, например, сидит рядом с тобой, – усмехнулась подруга. – Другие – в попутных и встречных машинах, отечественных и иномарках, в такси и персоналках.
– А чего это они все вдруг так автомобилизировались? – искренне заинтересовался я.
– С того, что в этой стране теперь рынок. Не социализм, при котором все одно – уродка иль красотка, была бы только патриотка! Сейчас красота наконец и у нас стала товаром. И естественно, имеет цену…
– А какова цена-то?
Лена раздавила в пепельнице окурок, медленно, улыбаясь – не то всерьез, не то шутя, – сказала:
– На рынке, Сережа, не бывает фиксированных
цен. За сколько продашь! Поэтому они не шастают по тротуарам с авоськами в руках, а сидят в дорогих офисах серьезных контор, снимаются в рекламе, топ-моделят, рвутся на телевидение, а некоторые – пока я тут шоферю у тебя – нежатся на пляже в Ницце. Усек?– Усек…
Не знаю, может быть, она права. Вообще это похоже на правду. Красота – это дар, физиологический талант. Талант ученого, или торговца, или скрипача имеет цену. А почему красота – самый редкий и самый востребованный в мире товар – не должна иметь цену?
У нас, слава Богу, она не имела цены. Может быть, потому, что, как говорит Хитрый Пес, тогда не было реальных денег. А может, потому, что не было ничего дороже – приценить не к чему было.
Пустое. Я многого не цепляю, у меня странное чувство, будто я лечу по касательной к этой жизни. Не сопрягаюсь.
Положил Лене руку на колено:
– Назови цену.
Она легко, прикосновением погладила мою ладонь, со смешком сказала:
– Тебе – бесплатно. Фирма угощает…
Александр Серебровский:
РАЗДАЧА СЛОНОВ
Человек – животное ритуальное. Неохота думать о том, что каждое пробуждение – это и есть твой новый день рождения. Неохота и некогда. День рождения отмечается как сложный ритуал.
Приятно раз в году, потратившись чуток на угощения, собрать близких людей. Близкие – это орда халявщиков, прохиндеев-стололазов, надоевшие сотрудники, друзья детства, с которыми ты познакомился, когда они узнали, что ты далеко уплыл в восьмизначные цифры, и, конечно, надежные компаньоны и партнеры, мечтающие повидать тебя на следующих праздниках – в гробу, на поминках.
С утра до обеда они будут идти через мой кабинет – сегодня это дозволено – и непрерывно врать, кривляться, лебезить и притворяться. Вечером – шикарный прием в загородном доме в Барвихе. Как сейчас говорят – большая парти.
А я улыбаюсь поощрительно, сегодня я добр и доступен. Правила ритуальной игры. Надя и Кузнецов в приемной следят за жестким расписанием движения поздравителей – всем назначен точный срок, минута в минуту, всем определено количество времени для выражения теплых чувств и зачтения поздравительного адреса.
Стол для совещаний уставлен сегодня рядами фужеров с шампанским и наполеонками с коньяком. Подносы тарталеток, канапэ и маленьких пирожных, вазы с фруктами и бездна цветов. В углу горой свалены пакеты и свертки с подарками.
Кто-то из обслуги, от большого ума, догадался пустить через спикеры негромкую классическую музыку. Вот кретины! Нечто похожее я видел только на прощании с отравленным банкиром Кивелиди.
Я выслушивал очередного визитера из близких, говорившего обо мне так сладко, что на губах выступал сахариновый налет, принимал адрес, благодарил сердечно, и если это был дальний-близкий, то мило и душевно ручкался, а если заявлялся близкий-близкий, то мы и лобызались троекратно.
Я думаю, что эта наша неискоренимая традиция – обниматься и целоваться с противными мужиками – восходит к душевной необходимости плотнее ощупать собеседника и убедиться, что он не прячет за спиной нож. А камень – за пазухой.
После этого возвращался к своему столу и смотрел на терминал финансовых индексов – биржа катилась вниз неостановимо. Сегодня она может рухнуть. Это, конечно, плохо. Очень плохо. Но я ничего не могу сделать…
А посетители все шли. Они любили меня. Они искренне надеялись притулиться к моим деньгам.