Длань Одиночества

Но с другой стороны, откуда здесь взяться единорогам? Они не выдержат конкуренции с косметическим ремонтом ванной комнаты. Пожалуй, все действительно нужное и обожаемое, я уже успел увидеть в прошлой серии, пока скользил по разлагающими коврам. Я забываю, быть может, что время абстрактных фантазий — очень опасное время. Человек совершенно беспомощен, когда думает о феях и увлекательных путешествиях за сокровищами скупых королей. Пока он скачет с деревянным мечом, его нужно усиленно защищать от реальности. Именно поэтому это разрешено только детям. Им дается оплачиваемый отпуск в страну неограниченных возможностей. Где пузатые великаны и хмурые драконы имеют некоторое преимущество перед четвертым взносом за кредит.

Но что такое, этот короткий промежуток наивных переживаний перед надвигающимся злом взрослой практичности. Необходимой и поощряемой, конечно. До чего же странно смотреть, как эта здоровая зрелость рождает только мрак и ужасы.

Аркас заметил недоброе движение в тенях. Недоброе, потому что дружелюбные существа редко прячутся во тьме. И уж точно не пытаются тебя окружить.

Есть хорошее правило для путешествий в незнакомых местах. Чувствуешь опасность со стороны местных: начни диалог. Молчаливость вызывает недоверие, иногда даже агрессию.

— Кто здесь? — спросил Никас негромко. — Будьте позитивны, — припомнил он местное приветствие. — Я не хочу никому зла. Наоборот, я здесь, чтобы помочь. Я не посягаю на вашу территорию. Просто прохожу через нее на пути… К своей цели.

К чести Никаса будет сказано, что он почти сразу сообразил, что говорить это нужно было предварительно забравшись куда-нибудь повыше. А еще лучше: на бегу.

Из мрака зашептали, зацикали, кто-то там хрипел и всхлипывал.

— Я знаю Альфу. Альфа — ваш друг. Я — друг Альфы.

Тени захохотали.

— У нас нет друзей, — откликнулось пространство. — Что за безумный разум создал тебя, ничтожество? До чего ты бессмысленно, раз забрело сюда. Тебе неведома простая вежливость и уважение к смерти. И даже трепет перед наказанием, не остановил тебя.

— Я не знаю, куда я забрел.

— Невежество.

— Я не хотел вас оскорбить.

— Лепет.

— Я из другого мира, мне не понятны здешние обычаи. У меня был проводник, но мы потеряли друг друга.

— Твои слова бессмыслены. Из какого ты мира? Здесь миллиарды миров.

— Из мира Материи. Он один такой, насколько я знаю.

Тьма замолчала. Это было очень неприятное, крепнущее молчание, которое обычно сопровождает паузу перед началом фугасного обстрела. Никас покрепче сжал посох. Знают ли они, что ему нельзя навредить? В любом случае, нужно было быть готовым к решительному прорыву на край поля. Поближе к безопасным грудам хлама.

— Ты члв-эк, из м-ра л-дей? — спросила тьма, глотая половину звуков.

Никас уже не знал, стоит ли ему отвечать на этот вопрос.

— Это я и пытался сказать, — неуверенно произнес он, бросая быстрые взгляды на фланги. Обернуться он не решался.

— Чудовище!

Никас рефлекторно выставил перед собой посох, защищаясь от крика.

— Чудовище, здесь! — верещала тьма. — Оно пришло, чтобы мы могли отомстить! Мстите же! Мстите родичи, за наше вечное забвение! За их нелюбовь и отстранённость! За отговорки, за лень, за инертность! За глупость и глухоту! В атаку!

Примерно тогда же, когда прозвучало слово «забвение», Никас понял, что взял слишком резкий старт. Он уже дважды чуть не упал и решил бежать аккуратно, справедливо рассудив, что взамен снижения скорости, можно перестать вопить от ужаса. Это сбивало дыхание и ориентировало противника.

Армейские ботинки крошили черепки кальция. Предполагаемый враг выл и бесновался, нагоняя. Никас увидел, как мумии поворачивают головы, фокусируя на нем безразличный взгляд. Что-то холодно дышало в спину. Схватило за китель, крепко, затрещала ткань. Аркас оперся на посох, извернулся, вырвался из лопнувших рукавов.

Хищники отдаленно походили на людей, со взломанными торсами и головами. Под хрупким панцирем белой кожи была пустота.

— За что?!

— Почему отреклись?

— Я некрасив? Я некрасив?

— Помоги нам…

Аркаса схватили и повалили на землю. Он теснил звенящие пустоты посохом, не давая им приблизиться к своему лицу. Человек ощутил чужую безнадежность, которой можно было разрубать кости.

— Оставайся здесь!

— Закончи начатое!

— Помоги!

— Я не понимаю, о чем вы говорите! — отчаянно заорал Никас. — Отвалите от меня!

Зевы расколотых лиц никли все ближе. Посох трещал и прогибался. Его коробила гибельная энергия множащихся призраков. Полые пальцы почти коснулись лица.

— Отстаньте от него!

Что-то налетело на кучу-малу сверху. Аркасу сразу стало легче дышать.

— Он наш!

— Кто это сказал?! — звучал отважный голос. — Озлобленные мертвецы! Ваша ненависть вам не поможет! И никому не поможет! Уходите отсюда!

— Ни за что, он наш!

— Он мой! Клянусь фантазией, он мой создатель! И я объявляю его неприкасаемым. К вам он не имеет никакого отношения. Ваши создатели давно ушли! А теперь прочь! Некоторым законам даже вы должны подчинятся!

Существа замерли. Никас услышал плач.

— Мы уйдем.

— От одного многим…

— От многих — к одному.

— Надежды нет.

Дрожащие пальцы отдалились. Крошащиеся тела перестали давить на посох. Мумии так же безразлично отвернулись, замерев в прежних позах. Никас уронил затылок, и выдохнул. Он остался один посреди пустоты.

— Какой же ты недотепа.

А. Стоп. Кажется не один.

— Вставай.

Журналист, наконец, смог увидеть того, кто толкал его пятки.

— Что? Неужели узнал?

Аркас щурился. Щурился. Щурился довольно долго. За это время Альфа успел миновать два маленьких мира и теперь двигался по Пути, намереваясь попасть в плотную зону Религиозных представлений. Аркас — щурился.

Парнишка кутался в шерстяную накидку, которая висела на нем неестественным образом. Складывалось впечатление, что под ней ничего нет. Совсем ничего. Ног, во всяком случае, Никас не наблюдал.

— Адам? — произнес он неуверенно.

— Ты помнишь имя, — заулыбался парень. — А название?