Длань Одиночества

Они добрались до сумрачного грота, который перечеркивала бездонная расщелина. Ее края были покрыты слоем белых кристаллов, скрипящих под ногами.

Аркас остановился, в нерешительности. Моста не было. Не было никакой возможности преодолеть это препятствие. Он подошел почти вплотную к темноте, что жила внизу.

Соль?

От одного взгляда вниз, у него закружилась голова.

— Отойди, — прошептал Роман сдавленно. — Он приближается.

Никас повиновался, ступая назад.

Из расщелины донесся плач, тоскливый и отчаянный, будто умирающий звал свою судьбу, страдая от невыносимой боли. Из темноты показались плывущие вверх пузыри. Они были наполовину наполнены густой жидкостью. Достигая острых сталактитов, пузыри лопались, брызгаясь во все стороны. Камень шипел и дымился, словно его терзала едкая кислота.

Затем из расщелины выпорхнула плотная стая бумажных салфеток. Словно нетопыри, они громко шелестели мягкими крыльями, разлетаясь вокруг. Оставляя на камнях потрепанные останки, салфетки устремились прочь из грота. Аркас закрылся руками, чувствуя, как бумага облепляет его.

Повелитель стенаний медленно поднялся над расщелиной, и та закрылась за ним, словно исцеленный шрам. Оказалось, что Омега создал ее одной лишь силой самоуничижения. Он был бледен и худ, но живот раздулся от сомнений. Длинные волосы прилипали к влажным щекам, маленький подбородок нервно дрожал. С него стекали соленые струйки. Все тело Омеги было покрыто мутными кристаллическими наростами.

Его окружала мощная сфера негативной энергии. Чистое отрицание, трусость и пессимизм надежно защищали мастера жалоб от внешних воздействий.

— Омега, — Ригель кивнул без всякой приветливости. — Мы пришли, что бы предложить вам помощь одного из создателей. Объединившись, мы можем найти выход в другие миры.

Божество депрессий издало тоненький вой.

— Не-е-ет. У нас с вами ничего не получится. Миром правят наглецы и бездарность. Деньги, похоть и тщеславие. Такие как я, скромные, честные, открытые — никому не нужны-ы-ы…

Он зарыдал, содрогаясь. Аркас почувствовал болезненные импульсы чего-то омерзительного. Принц уныния, словно радиоактивный изотоп, испускал капризные омега-волны.

— Все девушки — меркантильные суки, — продолжал Омега, наращивая частоту. Его живот мелко дрожал, а слезы хлестали не переставая. — Им нужны деньги и покровительство. Настоящие чувства — для них потеряны. Моя любовь — пустой звук.

Депрессивная радиация усиливалась. Аркас наполнялся отвращением. Роман кривился, перенося боль.

— Талант отныне никого не интересует. Все погрязло в кумовстве и блате. Потребитель жрет, что ему дают. Куда податься тем, кто идет против тенденций и моды? Скромным одиночкам, готовым искать…

Аркас не выдержал.

— Клянусь фантазией, да заткнись же ты! Заткнись!

Одержимый импульсом, он подхватил с пола камень и швырнул его в герцога никчемности. Пузырь отречения поглотил удар, но Омега действительно замолчал. Слышались только частые всхлипывания.

— Ты худшее из всего того, что я видел здесь, — сказал Аркас, кипя. — Во всяком случае, пока.

— Конечно, — легко согласился Омега. — Меня никто не любит. Все поклоняются моему брату, который демонстрирует недостижимые идеалы.

— Твой брат? — переспросил Аркас. — Альфа? Он твой брат?

— Да. Мы никогда не виделись, но я знаю, что он нечестным путем обрел такую популярность. Ведь настоящие герои не должны привлекать внимания. Ты должен делать добро молча, потому что слова…

Тут уже не растерялся Роман.

— Все, достаточно! — отрезал он. — Нам не интересно. Найди остальных и оставайся с ними. Все понятно? А теперь — вон.

— Ладно, — печально согласился Омега.

Он медленно уплыл, растворившись во мраке.

Роман благодарно посмотрел на журналиста.

— В этот раз ты выручил нас обоих, — сказал он. — Он застал меня врасплох. Слишком много нытья для нормального восприятия.

Аркас потрепал его по волосам.

Покинув грот, они вышли в новую часть подземелья, которая выглядела более облагороженной и логичной. Стены здесь были ровными, как и пол. Поверхности были выложены бурым кирпичом. В неглубоких нишах тлели мумифицированные останки. Кто-то оставлял возле них подношения. Сухофрукты, вяленые овощи и семена.

Аркас шел мимо, прислушиваясь. Впереди что-то происходило. Неоднородный шум, поначалу бессмысленный, оказался приглушенным пением. Это был хор, состоящий из великого множества голосов, вдохновленный, почти благоговейный. В нем ощущалось что-то глубоко религиозное. Хвалебное.

Никасу это нравилось еще меньше, чем нытье возведенное в абсолют. Он никогда не любил фанатиков, не доверял им, и был по-своему прав. Достаточно было вспомнить, кто упрятал его сюда.

— Что на этот раз? — спросил он. — Какой-то культ?

— Можно и так сказать, — уклончиво произнес роман. — Сейчас увидишь.

Они миновали высокую арку, оказавшись у порога неясного сооружения, видимая часть которого напоминала что-то средневековое. Пение было уже хорошо различимо. Аркас прислушивался к нему, замечая нечеловеческие нотки. На богато украшенных вратах, из темного дерева, были вырезаны сложные композиции с анималистическими и растительными мотивами.

Над вратами хорошо различимая надпись гласила:

«Откажись от плоти, неуверенный, и заходи».

— Что это значит? — спросил Аркас. — Я должен проявить стойкость духа?

— О, тебе придется, — вздохнул Роман, с трудом толкая левую створку.

Никас помог ему. Они вошли внутрь.

Это был величественный неф настоящего собора. С белыми арками и резными колоннами, хорошо освещенный пламенем светильников и облагороженных факелов. Он был чист, гостеприимен и наполнен животными и птицами. Они сидели, словно люди, на длинных скамьях идущих друг за другом. Пасти и клювы механически раскрывались, из блеющих, мычащих и кудахчущих глоток доносилось мелодичное пение. Аркас различал слова благодарности, адресованные Просвещенному.

Разноцветные витражи на окнах изображали человека, принимающего желуди из копыт свиньи. Поедающего клевер вместе с коровами. Омывающего чресла вместе с рыбами. На потолке нефа яркие фрески рассказывали о том, как этот же человек огнем и мечом искоренял скверну в виде говяжьих котлет и выливал в землю галлоны натурального молока.

Звери, в основном, были одомашненными. Но встречались и дикие, вроде оленей, кабанов и уток.

На вошедших никто не обратил внимания.

— Присядем пока, — сказал Роман. — Лучше не прерывать службу.