Длинные руки нейтралитета

– Звал, Сарат?

Такое фамильярное обращение было позволительно старому товарищу. Он начинал карьеру вместе с хозяином кабинета еще при Професе.

– Звал, старшина. Глянь на это. Как думаешь: можно ли будет продавать?

Хагар бегло, но внимательно проглядел листки.

– Не, не скажу, - мотнул он головой, - ты мне чистую идею даешь, а надо бы такое, чтоб в руках подержать...

Кандидат в академики являл собой образчик терпения.

– ДОПУСТИМ, что задуманное получится. Можно будет это продавать?

Бывший старшина изобразил на физиономии густой скепсис.

– Миллион золотых не заработать. Хотя... вот у драконов спрос будет. У них ничего похожего даже близко нет.

Сарат прикрыл глаза в размышлении.

– Я понял твою мысль, Хагар. Ты прав относительно драконов. Но мне кажется, что и люди будут покупать.

– Кхм.

По уходе Хагара высокопочтенный повернулся к полкам за спиной, провел пальцами по корешкам папок, выбрал одну из них, наскоро пролистал, нашел нужный лист и выписал данные.

По звуку гонга вошел секретарь.

– Вызовите ко мне вот этих студентов... скажем, через час. Они с третьего курса. У них как раз заканчиваются занятия.

Ровно через час два студента и одна студентка не без робости вошли в кабинет.

– Хотите получить зачет за курсовую?

По странному стечению обстоятельств никто не отказался. Видимо, в этой маленькой группке подобрались исключительно авантюристы и забубенные головушки.

– Ознакомьтесь.

Все та же тощая стопочка листов была тщательно просмотрена третьекурсниками.

– Так что, беретесь?

Перестрелка взглядами длилась две секунды с десятыми.

– Беремся.

– Задачка не из тяжелых.

– Можем сделать.

Сарат поспешил охладить чрезмерно горячих студиозусов:

– На самом деле она не так проста, как выглядит, вы это сами увидите. Однако я тоже полагаю, что вам по силам. На проработку вопроса даю три дня. Потом придете ко мне на прием с вопросами - если таковые появятся, конечно. Или же через неделю с готовым проектом... или же через три недели с работающим изделием. Дальше: у вас будут материальные траты. Кто будет казначеем?

Без малейших колебаний студенты ткнули пальцами в коллегу женского пола и хором выдали:

– Она.

– Почему как с деньгами, так всегда Темила...
– проворчала та. Видимо, эта реплика была уже привычной, поскольку реакция также оказалась стандартной:

– Ты по этой части...

– ...лучше всех, - и льстивые улыбки в придачу.

– Прекрасно, - улыбнулся кандидат в академики, - вот вам, Темила, пятьдесят сребреников. А вот два кварца, их должно хватить. Отчетности, надо полагать, вас учить не надо?

Ответом были надутые губы.

– Я так и думал. Тогда желаю успеха. Более того, уверен в нем. Всего вам пресветлого.

– И вам, - ответил нестройный хор.

Вспоминая потом езду до Петербурга, Семаков смог отметить лишь одну светлую сторону: скорость.

Оборотной ее стороной была усталость. Отдых был самым кратковременным; на станциях он длился ровно столько времени, сколько требовалось на замену лошадей. Даже крепкая натура морского офицера с трудом выдерживала тяжесть путешествия.

Фельдъегерь Никодим проявил угрюмость и неразговорчивость. Правда, он не отмалчивался на вопросы, но старался отделываться самыми короткими репликами. О песнях и речи не было. Самым длинной речью его был ответ на осторожную констатацию очень быстрой езды:

– Это что, вчера мы лишь четыреста верст отмахали, а вот зимой и по четыреста пятьдесят могли бы.

Ездокам везло: дождя не было, а туман в счет не шел.

Такое сверхбыстрое путешествие дало результат: по прибытии в столицу империи капитан второго ранга имел вид скорее бледный и помятый, чем лихой и придурковатый (что требовали традиции еще со времен Петра Великого). Но моряк службу знал и, не теряя ни часу, явился по месту назначения, то есть в Адмиралтейство. Видимо, большое начальство уже было предупреждено, поскольку немедленно последовало распоряжение: отдохнуть один день, привести себя в порядок и отправляться в Царское Cело, где ожидается высочайшая аудиенция.

На этот раз петербургская промозглая осень заявила о себе в полный голос. Семакову до такой степени не хотелось тащиться по грязи, да еще в уставшем виде, что даже взял билет на чугунку, отдав семьдесят пять копеек серебром.

Сарат ошибся дважды. Не через три, а два дня казначей явилась к нему, добросовестно представила обоснование (работа со стеклом оказалась дорогой) и выбила дополнительное ассигнование в размере сорока сребреников. Вторая ошибка состояла в том, что не через три недели, а через одну работающее изделие было представлено. По крайней мере, группа в один голос заявила, что установка работает.

Глубокочтимый, натурально, пожелал увидеть в результаты работы в действии.

– Кто желает демонстрировать?

Видимо степень авантюризма в студентах оказалась недостаточной, поскольку ее мужская часть начала энергично подпихивать друг друга.

– Ты давай.

– Так у тебя выходило не хуже.

– Давай, Алим, у тебя лучше всех получается, - ободрила девушка.

Такая поддержка подействовала. Невысокий, черноволосый, широкоскулый, раскосый Алим водрузил нечто, смахивающее на небольшой ящик, на стол. С одной стороны в центре вертикальной стенки было проделано отверстие, в которое студенты вставили линзу. С другой стороны стенки не было вообще, зато был встроена рамка, в которую Алим поместил лист белой бумаги.

Небольшая коробочка исчезла в ящике.

– Это краска, - пояснил докладчик.

Довольно плотная черная материя укутала голову Алима вместе с задней стенкой ящика. Два маленьких гвоздика не дали материи соскользнуть.

– Наводим на окно.

За окном красовался обычный городской пейзаж, не представляющий собой ничего интересного.

– А теперь... вот.

Исполненным изящества жестом Алим поднял материю и достал лист. На нем красовалось черно-белое изображение окна с пейзажем за ним. Пейзаж отпечатался довольно четко, а изображение оконной рамы оказалась размытым.