Для фортепиано соло. Новеллы

Наконец стены окончательно рухнули, и как-то днем, когда лорд и леди Барчестер вышли прогуляться, они увидели, что от дома остался один лишь небольшой коринфский портик, который раньше укрывал вход в дом. Это было странное и печальное зрелище, потому что портик, венчающий верхние ступени крыльца, глядел на унылый вид кучи камней под зимним небом. Леди Барчестер долго смотрела на облака, бегущие на фоне белых колонн, потом сказала мужу:

— Этот портик напомнил мне об одном самом печальном дне моей жизни. Я ни разу не решилась рассказать вам о нем, но теперь мы уже так стары, что это не имеет значения. Это было время, когда я любила Гарри, а вы были влюблены в Сибиллу. Как-то вечером я пошла на бал, чтобы встретиться там с Гарри, который приехал из Токио. Я несколько недель радостно предвкушала эту встречу, но Гарри, оказалось, испросил отпуск ради помолвки, и весь вечер он танцевал с молоденькой девушкой, притворяясь, будто не видит меня. На обратном пути в карете я плакала. Подъехала к дому. Я чувствовала, что лицо мое так опухло от слез, что я не смогу предстать перед вами в таком облике. Я сделала вид, будто позвонила в дверь, отпустила кучера, потом прислонилась к одной из этих колонн и долго там стояла. Я рыдала. Шел сильный дождь. Я знала, что вы, вы тоже, думаете о другой женщине, и мне казалось, что жизнь моя кончена. Вот о чем напоминает мне этот маленький портик, который скоро исчезнет.

Лорд Барчестер, который с большой симпатией и с интересом выслушал признание жены, нежно взял ее руку.

— А знаете, что мы сейчас сделаем? Пока окончательно не уничтожили этот портик, — ведь здесь похоронены ваши воспоминания, — мы вместе купим несколько цветков и положим их на верхние ступеньки.

Немолодые супруги сходили к продавцу цветов, принесли розы и положили их у основания коринфских колонн. На следующий день портик исчез.

Черная маска

Уже давно мечтал я познакомиться с Уолтером Купером. Я любил его книги. Никто со времен Киплинга не рассказывал лучше о зверях; только у Купера они обитали не в азиатских джунглях, а в сырых, заросших цветами лесах южных графств, где полно зайцев и лис.

С английскими писателями трудно встретиться. В большинстве своем они живут в провинции и никогда не наезжают в Лондон. «Литераторы» не создают здесь, как во Франции, корпорации со своими учениками, своими семинарами, своими уставами, а Уолтер Купер даже в этой стране, почитающей всяческие свободы, слыл нелюдимом.

— У вас мало шансов встретиться с ним, — сказала мне леди Шалфорд, которая, как и я, восхищалась им. — Он живет с женой в одной деревне в графстве Саффолк в маленьком крестьянском доме… Они оба из пуританских семей, оба их деда — пасторы-нонконформисты… Мириам Купер ходит в длинных, до пят, бесформенных платьях… Она очень красива… По-моему, она никогда не разговаривает.

Это описание еще более усилило мое желание познакомиться с Куперами. Как-то, воспользовавшись тем, что я путешествовал в экипаже, я заехал в их деревню. Жители деревни, которых я расспросил, и не подозревали даже, что такой гениальный человек живет рядом с ними. Тем не менее мясник смог указать мне, где их дом, поскольку они были его клиентами.

— Вы имеете в виду именно Уолтера Купера, писателя? — спросил я.

— Вот чего не знаю, того не знаю… — ответил он. — Но это племянник старой мисс Купер.

Я направился по дороге, которую мне указал мясник, она без конца петляла между заборами по обеим сторонам и наконец привела к изгороди, вход был открыт. За ним тропинка провела меня через лесок с массой цветов. Кусты розовых, огненно-оранжевых, бежевых рододендронов были посажены под деревьями с таким изысканным вкусом, что создавалось впечатление, будто они выросли сами по себе. Дом маленький, поразительно бедный, под соломенной крышей…

Открыть мне вышла, как оказалось, сама Мириам Купер. Она была, как и описала ее леди Шалфорд, в длинном муслиновом платье, которое защищал белый передник. Лицо ее, почти нечеловеческое, поражало какой-то смущающей чистотой. Она выслушала мои извинения с явно непонимающим видом и вдруг, не дослушав, как испуганный зверек бросилась бежать, крича:

— Уолтер!

Движения долговязого Уолтера Купера были неловки, его порыжевшая куртка вся в пятнах и основательно потрепана. Он принял мои извинения с молчаливой благожелательностью и знаком пригласил меня пройти в комнату, где он работал. На полках из светлого дерева теснились книги. При нашем появлении какой-то мужчина, что разглядывал названия на корешках книг, обернулся. Купер представил его: это был известный критик. Потом они вернулись к разговору, который прервал я; они говорили о пионах, на какую глубину их надлежит сажать.

Это может показаться невероятным, но мой визит положил начало нашим дружеским отношениям. Куперы заходили повидаться со мной, когда ехали через Париж в Тамарис, чтобы провести там зиму. В свою очередь и я наезжал к ним на уик-энд в Саффолк. Но несмотря на дружеский прием и явную радость, которую проявляли они при моем приезде, я знал об этих супругах ничуть не больше, чем в первый день знакомства. Впрочем, казалось, что они не в состоянии общаться как друг с другом, так и с посторонними. По вечерам в своем маленьком домике они садились рядышком на диван у очага и тихонько гладили друг друга по плечам. Я думаю, они любили друг друга.

Я не видел их всю войну. В 1920 году леди Шалфорд написала мне, что она устраивает бал-маскарад в пользу госпиталя и если я буду в Лондоне, то доставлю ей радость, приняв в нем участие…

Прежде чем войти, гости за ширмой снимали маски перед хозяйкой дома, потом снова надевали их уже на весь вечер.

— Good evening, [39] — поздоровалась со мной леди Шалфорд… — Как добрались?.. Не слишком утомительно?.. О, я должна сразу же свести вас с одной женщиной, она вас заинтересует.

39

Добрый вечер (англ.).

Она взяла меня за руку и, покинув свой пост за ширмой, долго вглядывалась в толпу гостей.

— A-а! Вот и она наконец…

Она усадила меня рядом с очень рослой женщиной, как и все остальные, в черной маске, и ушла. Лишенный права выбора, я смущенно сказал:

— Вот в чем трудность… Как вы можете судить по моему акценту, я француз… Наверное, я никогда вас не увижу… Я расскажу вам обо всех своих тайнах и печалях, о которых говорят во сне фантомам.

У моей соседки были выразительные кисти рук, они все время находились в движении. Она с готовностью приняла игру. Поначалу она, на мой вкус, показалась мне слишком смелой. Пользуясь теми наивными научными определениями, которыми Фрейд и его ученики как раз недавно одарили англосаксов, она признавалась в диких желаниях. Но потом вдруг так ярко заговорила о животной натуре женщины, затем о связи любви и природы, о книгах, которые ей нравятся, — все это были книги странные и чувственные, — что покорила меня.

— Кто вы? — умоляюще спросил я. — Некоторые ваши слова наводят меня на мысль, что вы знаете меня… Но ваш голос я слышу впервые… Не могли бы вы хотя бы на секунду приподнять вашу маску?.. Вы отвернете голову… Нет?.. Я не увижу вас больше? Никогда еще разговор не приносил мне большего удовольствия.

— Я провела очень приятный для меня вечер, — сказала она, вставая. — Очень приятный… Но теперь надо остановиться.

Она затерялась в толпе, а я не сделал ничего, чтобы найти ее.

И только спустя десять лет леди Шалфорд открыла мне, что моей собеседницей в маске была Мириам Купер. Я много раз снова встречал ее, и, как всегда, видел ее молчащей, дружелюбной и нелюдимой.

Что же касается Уолтера, то неделю назад я обнаружил, что он бывает разговорчив, да, он тоже бывает разговорчив, когда пьян.

Собор

В 18… году у витрины торговца картинами на улице Сент-Онорэ остановился студент. В витрине была выставлена картина Мане «Шартрский собор». В те времена работами Мане восхищались лишь немногие любители живописи, но у студента был хороший вкус: прекрасная картина привела его в восторг. Он чуть не каждый день приходил к этой лавке — взглянуть на картину. Наконец он решился войти в магазин — узнать цену.