Для крутых закон не писан

— Все нормально, девонька, — прошептал он, взвесил в руке дипломат и передал его дочери: — Понеси. Та взяла его за ручку, приподняла и констатировала:

— Не тяжелый.

Николай и Настя вышли из здания вокзала, взяли такси и поехали в центр. Остановились у магазина «Техносила», расплатились с шофером и вылезли. Они зашли в универмаг и приобрели дивиди-плеер и небольшой телевизор «Самсунг». Проверив технику, вышли на улицу, поймали такси и отправились в гостиничный комплекс Измайлово, чтобы снять там номер.

Оставив технику и ненужные вещи в номере, но взяв с собой оружие и деньги, отец и дочь спустились на второй этаж в ресторан и прекрасно отобедали.

— Жаль, с нами мамы и Пашки нет, а то отведали бы черной икорки и осетринки. — Настя уплетала деликатесы за обе щеки и расхваливала обед. Бугров тоже сытно поел, выпил две рюмки водки и почувствовал, что смертельно устал и неимоверно хочет спать. Ведь пошли уже третьи сутки его бесконечного боя со смертью.

— Доча, пошли наверх, а то я сейчас упаду, — сказал отец, допил сок, расплатился, встал и повел Настю к лифту.

Как только они вошли в номер, он достал рацию и связался с Алексеем Толмачевым.

— Привет, Леша, как Павлик? — спросил он, когда тот ответил на вызов.

— Привет, у нас все нормально, а ты как, живой?

— Пока живой и вроде не ранен.

— Что у тебя?

— Я поехал домой за дочерью, а там меня ждала засада, — коротко объяснил капитан. — Они хотели ее в заложники взять, и поэтому пришлось их устранить. Потом началась погоня, и в итоге мы от них удрали.

— Хорошо удрали, — хихикнул Толмачев, — три трупа у твоей двери и один в машине у подъезда — это еще ничего, но упавший с эстакады джип, наша расстрелянная в дуршлаг служебная «Волга» на мосту, выведенный из строя котел на ТЭЦ — это уже круто. Может быть, ты еще что-то натворил?

— Откуда ты знаешь? — спросил капитан.

— Шеф сообщил, он сейчас там.

— Эту игру затеял не я, и ответственность за содеянное лежит не на мне, — подчеркнул Бугров. — При встрече я тебе расскажу, что еще произошло, но сейчас — изволь.

— Как знаешь, — пожал плечами Алексей.

— Дай мне поговорить с Пашей, — попросил Бугров, и Толмачев передал тому рацию. — Пашенька, милый, — ласково произнес отец, когда услышал тоненький детский голосочек, — как ты там?

— Хорошо. А где мама? — сразу спросил сын.

Николай встал и вышел на балкон, чтобы Настя не слышала его стандартного, уже набившего оскомину вынужденного объяснения, что мама в гостях.

После недолгого разговора он попросил передать рацию дяде Леше.

— Ну, как поступим, — спросил Толмачев, — ты в управление приедешь?

— Пока нет, я с дочерью, отвезу ее в надежное место, потом перевезу Павлика, и тогда… Если, конечно, к тому времени…

— Ладно, не каркай, — буркнул Алексей, — ты звякни если что, подсобим.

— Пока сам справлюсь.

— Ладно, как знаешь.

— Леша, ты посиди еще несколько часов с сыном, а я тебе позвоню и заеду за ним.

— Не вопрос, — обнадежил Толмачев, — мы уже встали, поели, теперь играем в прятки, он залезает в шкаф, а я хожу по комнате и его ищу.

— Здорово, — Бугров замолчал, но после паузы спросил: — Где тело Людмилы?

— В морге госпиталя Бурденко.

— Моим родителям сообщили?

— Пока нет. Я думал, ты сам скажешь.

— Ладно, скоро появлюсь, — буркнул капитан и отключил связь.

Бугров вернулся к дочери, сел на стул, расстегнул куртку и сообщил:

— Мама с Павликом играют в прятки, Пашка залезает в шкаф, а мама ходит по комнатам и ищет его.

— О, это его любимая игра, — засмеялась Настя. — Па, давай спать.

Николай закрыл дверь на ключ, оставил его в замке, поставил на рукоятку пустой стакан, разделся до трусов и плюхнулся на свежую, ароматно пахнущую кровать. Настенька накрыла его простыней, задвинула шторы, расстелила свою кровать, разделась и тоже легла.

— Разбуди меня через два часа, — пробубнил Бугров и провалился в сон. Девочка кивнула в знак согласия, положила голову на подушку, накрылась одеялом и мгновенно уснула.

Проснулся Бугров не через два часа, а через три, оглядел номер, увидел спящую в соседней кровати дочь и снова закрыл глаза. Полежал немного, повздыхал, потом поднялся и пошел в душ.

Прохладная вода освежила его тело, придала силы, и он почувствовал, что больше не хочет спать. Вот только мышцы ног, рук, груди и спины сильно болели от недавней силовой нагрузки. Давно Николай не бегал под пулями с дочкой на руках, ох как давно! А если быть точным — никогда.

После водных процедур состояние капитана улучшилось, и он решил заняться делами. Распаковал купленную аппаратуру, разместил ее на письменном столике в прихожей и, чтобы не мешать дочери спать, закрыл дверь в спальню.

Он подсоединил телевизор к электросети, потом к проигрывателю и включил технику. Вынул из дипломата диск и вставил его в паз плеера, сделал звук потише и начал просмотр. Экран засветился голубым светом, и на нем появилось изображение комнаты юриста Гурвича в его собственной квартире. Бугров один раз был у него с обыском и поэтому сразу узнал ее по расположению мебели, обоям и картинам на стенах. Перед камерой стояло кожаное кресло, но оно было пустым и унылым. Но вот в кадр вошел сам хозяин, уселся поудобней, посмотрел в объектив, улыбнулся и начал свой рассказ:

— Здравствуйте, капитан Николай Николаевич Бугров. Если вы смотрите эту запись, значит, вы умный мужик, честный, преданный Родине офицер, и я не ошибся, обратившись к вам. — Ральф сделал паузу, собрался с мыслями, а потом продолжил: — Сейчас вы услышите две истории, одна — рассказ про меня, а вторая — про Тарасова. Начну с себя и расскажу, как я докатился до того, что предал друга, соратника и работодателя, долгие годы помогавшего мне расти в финансовом и социальном плане. Но хочу заметить, что в те минуты, когда вы будете просматривать диск, меня уже может не быть в живых… Либо я исчезну без следа, либо меня убьют и закопают, как собаку.

«Ничего себе предвидение, — подумал Николай и посмотрел в угол экрана на расположенную там дату съемки. — Гурвич догадывался о своей гибели за неделю до этого и потому сделал запись. Вообще, он сильно рисковал, втянув меня в эту опасную игру с сильными мира сего. Он вроде бы продумал все, но не учел одного — что я окажусь честнее, чем другие, и не стану сразу тратить присланные им деньги. Если бы я сразу пересчитал доллары, то обнаружил бы сотку с номером ячейки в камере хранения. Я открыл бы ее, обнаружил диск и либо обнародовал бы его, либо отдал Тарасову. И тогда сейчас Люся была бы жива». — Бугров остановил воспроизведение, опустил голову и тихо заплакал. Горький ком подкатил к горлу, слезы хлынули из глаз, он опустился на колени, упал на пол, схватился сильными пальцами за ковер, скомкал его и беззвучно зарыдал. Он давил в себе стон, чтобы не разбудить ребенка, чтобы окончательно не сойти с ума и чтобы не обессилеть.