Для спящих ночь, для стражи день…

— Очень интересно, — вежливо заметила миссис Оутс.

— И варенье… — продолжала Элен. — Сотни банок варенья, но клубничное и черносмородиновое давали только старшим. Дети получали ревеневое или тыквенное повидло… Мы, взрослые, бываем иногда очень жестокими.

— Это к вам не относится. Вам бы лучше сказать: «Эти взрослые».

— Эти взрослые, — повторила Элен, смиренно принимая поправку. — Я бы выпила с вами чаю, если вы не против, — ведь вашего мужа нет дома.

— С удовольствием. — Миссис Оутс встала, чтобы достать еще одну чашку и блюдце из старинного уэльского шкафа. — Как вам нравится мой чай? Чтобы заварить его как следует, нужно взять горячий чайник. Я вам дам такое же печенье, как у них в гостиной.

— Покупное? Ни за что на свете. Лучше дайте мне домашнего… Вы не можете себе представить, как мне у вас нравится, миссис Оутс. Час назад я думала, что мне больше не придется посидеть с вами на кухне.

Элен с удовольствием оглядела кухню. Это была очень большая комната с неровным полом, в темных углах притаились тени. Здесь не было ни белых эмалевых столов, ни застекленных полок, не было даже холодильника, но потрепанный ковер перед пылающим камином и прогнувшиеся плетеные стулья выглядели уютными и удобными.

— Ну и кухня, — сказала Элен. — И весь дом такой огромный! Наверное, вам и вашему мужу приходится нелегко.

— За Оутса можно не беспокоиться. — В голосе миссис Оутс слышались раздражение и горечь. — Чем просторнее, тем больше он пачкает и тем больше мне приходится убирать за ним.

— Здесь очень хорошо. Но все равно, у мисс Варрен будет сердечный припадок, если она увидит, что ставни еще не закрыты.

Элен посмотрела на небольшие, высоко расположенные окна. Они находились на одном уровне с садом, и сквозь забрызганное грязью стекло еле различались темные кусты, растрепанные ветром.

— Только что стемнело, — сказала миссис Оутс. — Я должна сначала выпить чаю.

— Разве вам не страшно здесь одной?

— Вы имеете в виду его? — презрительно спросила миссис Оутс. — Нет, мисс, я видела слишком много ленивых подонков, чтобы бояться кого-нибудь в брюках. Если он попытается сыграть свои штучки со мной, я сломаю ему челюсть.

— Но ведь он убийца, — напомнила Элен.

— Вряд ли он нас побеспокоит. Это вроде Ирландского приза — кто-то выигрывает, но не я и не вы.

Эти слова утешили Элен, и она, похрустывая тостом, почувствовала себя в полной безопасности. Мирно тикали старинные часы, мурлыкал рыжий кот, выбравший лучшее место на ковре у камина.

Внезапно Элен захотелось снова испытать щекочущее чувство опасности.

— Мне бы хотелось, чтобы вы рассказали мне про убийства, — сказала она.

Миссис Оутс с удивлением посмотрела на нее:

— Но ведь это все было в газетах, вы что, не умеете читать?

— Я, конечно, слежу за всеми важными событиями, — ответила Элен, — но меня никогда не интересовали преступления. Все же, если убийства произошли здесь было бы странно не знать, как это случилось.

— Верно, — согласилась миссис Оутс, смягчившись. —Так вот, первая девушка была убита в городе. Она танцевала голышом в каком-то клубе, но оказалась без работы. Она пришла в бар и хорошенько выпила. Видели, как она выходила из бара раньше других. Когда вышли остальные, она лежала мертвая в канаве. Лицо у нее было черное, как уголь.

Элен вздрогнула.

— Второе убийство тоже произошло в городе, правда? — спросила она.

— Да. Эта бедняжка была прислугой. У нее был свободный вечер. Когда хозяин вышел в сад, чтобы погулять с собакой, он нашел девушку на дорожке; она была задушена, как и первая. И никто не слышал ни звука, хотя это произошло прямо перед окнами гостиной. На нее должно быть, напали совершенно неожиданно

— Знаю, — кивнула Элен. — На дорожке были кусты, похожие на человеческие фигуры. И вдруг один из кустов набросился на нее.

Миссис Оутс удивленно посмотрела на Элен и стала считать на пальцах:

— Так где я остановилась? Одна, две, три. Да, третье убийство произошло в баре. У нас тут все переполошились, потому что это было уже не в городе, а в сельской местности, рядом с нами. Девушка, работавшая в баре, на минуту заскочила в кухню, чтобы сполоснуть несколько стаканов, и через две минуты ее нашли там: она была задушена собственным кухонным полотенцем. В баре было полно посетителей, но никто ничего не слышал. Он, должно быть, незаметно прошел через заднюю дверь и набросился на нее сзади.

Слушая рассказ миссис Оутс, Элен испытывала чувство нереальности: такие вещи не могли произойти на самом деле. Но все эти ужасы обретали реальность, когда Элен, вспоминала о напоенном влагой мраке долины, о деревьях, льнущих к стеклам, так что в их очертаниях виднелись лица, искаженные гримасами, заглядывающие в окна, о подползающих в темноте кустах, которым словно хочется проникнуть в эту уютную кухню. Элен вдруг почувствовала, что она по горло сыта страхами.

— Хватит, не рассказывайте больше, — попросила она миссис Оутс.

Но та, начав рассказ, желала его закончить.

— Последнее убийство, — продолжала она, — произошло в пяти милях отсюда. Молодая девушка, примерно вашего возраста, была воспитательницей в одной большой семье, приехала домой в отпуск и собиралась на танцы. Она была в своей спальне и надевала через голову красивое вечернее платье. Как раз в это время он набросился на нее и стянул атласное платье у нее на шее так, что оно врезалось ей в горло и девушка задохнулась. Лицо ее было закрыто тканью, и она ничего не видела. Эта девица слишком долго любовалась собой в зеркале и ничего не замечала вокруг. Самое вредное занятие. Я всегда говорила, что эти конкурсы красоты до добра не доведут.

Элен изо всех сил старалась не дать волю воображению, поэтому она сразу же ухватилась за слабое место в рассказе:

— Если бы она смотрела в зеркало, то увидела бы его отражение и он не застал бы ее врасплох. А если она надевала платье через голову, как она могла что-нибудь увидеть в зеркале? И потом, если руки у нее были свободны, она закрыла бы шею и не дала себя задушить.

Но это не помогло. Элен очень живо представила себе эту сцену. Прежде всего, спальня… Может быть, потому, что собственность Элен ограничивалась несколькими платьями, она очень серьезно относилась к любой собственности, например к собственной комнате, даже если платил за нее кто-то другой.

Она представила себе, что убитая воспитательница занимала такую же спальню, как у нее в «Вершине», — светлую и красиво обставленную. В ней было полно разных безделушек, которые девочки-подростки и взрослые девушки хранят, словно драгоценные сокровища — воспоминания о детстве, и женские трофеи — сувениры, купленные поклонниками в каком-нибудь ресторанчике. Хоккейные клюшки рядом со стилизованными длинноногими куклами, фотографии школьных подруг и поклонников, коробочки пудры, крем — и обернутое атласом тело, скорчившееся на ковре.