Дневник длиною в жизнь. История одной судьбы, в которой две войны и много мира. 1916–1991
Шрифт:
Не помню, в 1919 или 1920 году Пасха была 19 апреля и было очень жарко. Девочкам в школе выдали ткань на платья, белую, кажется в полоску, а может быть, в мелкую клетку. Мама сшила мне платье, и так приятно было его надеть. Но я скоро испортила его, села где-то на бревно, а оно было сосновое, и к платью прилипла смола…
По праздникам на базарной площади ставили карусель, и мы, дети, очень любили кататься на ней.
Летом отец ходил в лес за грибами и иногда брал меня с собой. Выходили из дому, когда было еще темно, и в лесу ждали рассвета. С первыми лучами солнца брали палки в руки и начинали искать грибы. Грибов в лесу было много, лес был чистый, хворост собирали для печек, и поэтому в лесу свободно росли и травы, и цветы, и кустарники, и ягоды, и грибы. Грибы мы брали только белые, подосиновики, подберезовики. Сыроежки не собирали, от них в корзине
Дома мама жарила грибы, и мы набрасывались на них, а потом у нас болели животы…
В 1920 году, весной, родители на приусадебном участке посеяли просо, а не картошку. Просо выросло высокое, густое. Осенью его сжали или скосили, не помню. Где-то на крупорушке его ободрали, и мама стала каждый день варить молочную пшенную кашу. Мы ее ели и никогда не наедались, особенно я, мне всегда хотелось каши.
В сентябре, 15 числа, мама родила дочку. Она рожала дома с бабкой-повитухой. Лежала она на кухне в маленькой комнате, за печкой. Алексей и Валя спали, была ночь. Отец и я не спали. Отец бегал по кухне, горнице, стоял перед иконой и молился. Я все время сидела на кухне и слушала, как мать кричит. Меня не прогоняли, видно, считали, что я уже большая, а мне было всего девять с половиной лет. Днем мама испекла пирог с картошкой и легла, видно, у нее уже были схватки, она послала отца за бабкой. Мне она что- то показывала, не помню.
К концу ночи мама родила девочку. Назвала ее Анной, в память о своей умершей матери. Я сразу же попросила называть ее Нюрой. Недалеко от нас жили Наметкины, два брата, и у них обоих были девочки, и звали их Нюрами. Мне это имя очень нравилось. (Когда сестра выросла, она была недовольна своим именем и просила всех звать ее Аней. Все звали, а я нет, только Нюрой.)
После родов у мамы были какие-то заскоки в голове. Однажды в конце дня мы что-то делали в огороде всей семьей – отец и мы, дети. Мама сидела тут же на табурете с Нюрой на руках, кормила ее грудью, я что-то спросила у нее, она посмотрела на меня очень неласково и сказала: «Ты тут хозяйка и делай как знаешь!» Меня это почему-то очень обидело. После этого я не стала у нее ничего спрашивать. Я поняла только, что она не совсем здорова.
Прошла теплая осень. Наступила холодная зима. Мама стала подкармливать Нюру пшенной кашей, а она была еще такой маленькой…
Я пошла в третий класс. Сидела уже не на первой парте, а где-то сзади в последнем к двери ряду, с Лидой Платоновой, которую во втором классе я не знала. Учительницу звали Капиталиной Федоровной. Учиться мне было легко. Только однажды я встала в тупик, когда по арифметике стали проходить деление больших чисел. Задали на дом несколько примеров. Пришла домой, села за уроки и не знала, как решать эти «деления». Досидела до ночи и решила, что завтра в школу не пойду, и начала плакать. Отец уже видел, что я что-то не могу сделать, взял у меня задачник и стал мне объяснять, как надо делить число на число. Долго он вдалбливал это деление в мою голову, пока я наконец не поняла, и я легла спать радостная и довольная. Больше у меня на уроках не было непонятных вещей. Третий класс проскочил как-то незаметно, не было особых впечатлений, если не считать грубых, нахальных мальчишек. Их в классе было больше, чем девочек, и много их было из деревень Белково и Забялино.
Помню, в большие перемены мы бегали из школы к дому попа Владимира. Там рубили капусту, а кочерыжки выбрасывали за ворота, и там их была целая гора. Мы набирали их, сколько могли, приносили в школу, а потом грызли на уроках.
Помню в селе два пожара зимой. Проснулась ночью от разговора родителей и от яркого света в окнах. Небо было оранжевое. По улице бежали люди с ведрами, у колодца брали воду и бежали к дому на нашей улице. На один пожар я выскочила из дому вслед за родителями. Люди стояли в ряд и передавали друг другу ведра с водой. Стоящие у горящего дома быстро заливали ближний огонь. Но огонь обычно пожирал большую часть дома, и это было страшно…
Лето 1921 года. Стала поспевать на огородах картошка. И вот однажды по улице мимо нашего дома идет процессия – впереди мальчишка с худым ведром, по которому он барабанит палкой, а за ним ведут девочку с ведром картошки. Девочка – моя одноклассница, Наташа Роганова, дочь Филиппа Роганова, товарища отца. Рано утром мать послала ее на огород к соседям, а соседи поймали ее на месте преступления. И бедную девочку провели по всему селу. Так каралось воровство…
В это же лето утонула в Оке соседка. Она переплывала
на лодке Оку, и лодка перевернулась. Нашли ее не сразу, дня через три. Она была объедена сомами. В Оке всегда водились сомы, большие рыбы, которые живут в водорослях. Мама наша никогда не покупала эту рыбу, и я, будучи уже взрослой, никогда и нигде не ела сома.К концу лета 1921 года родители стали собираться в Москву. Я очень радовалась этому. Я хотела в Москву. Я тогда еще не знала, что буду всю жизнь тосковать по Погосту, о нашем вишневом садике, об огороде, лугах, лесе…
Продали корову, расставались с ней, как с родным членом нашей семьи… Получили за нее 1100 рублей, а когда приехали в Москву, за эти деньги можно было купить только коробку спичек…
Дневник
1924–1991
1924
Погода стояла пасмурная и дождливая, и весь день прошел скучно и уныло. Утром я ходила с Марусей в магазин за тетрадками и проходила целый час. Мы заходили в каждый магазин и спрашивали, сколько что стоит, но ничего не покупали. Затем мы пошли домой, разговаривая о том, примут ли нас в школу или нет, и если не примут, то что мы будем делать всю зиму. Придя домой, я пообедала и, не зная, что делать, стала читать книгу. Книга была очень интересная, под заглавием «Меченосцы», в ней описывалась борьба польских рыцарей с немецкими меченосцами и ненависть к последним. Под вечер я ходила гулять с маленькой сестренкой Нюрой. Но скоро мне это надоело, и я опять пошла домой читать. Так прошел весь день. Уже поздно вечером папа с мамой передвигали комод из одной комнаты в другую и вытащили ящик со старыми книгами, в которых я стала рыться и этим закончила весь мой день.
Погода была, как и вчера, пасмурная и дождливая. Утром, не желая ничего делать, я стала читать книгу и изредка подтрунивала над сестрой, она очень злилась и дралась ногами, а я все больше дразнила ее. Потом папа, я и сестра ходили в магазин к «Скороходу» за ботинками для сестры. Валя очень обрадовалась, когда ей купили новые ботинки, и когда шла домой, то спрятала их под пальто, потому что шел сильный дождь. Дома, когда я читала книгу, на улице вдруг послышался шум, и чьи-то голоса громко кричали. Я не обратила на это внимания, но скоро около наших окон собралось много народу, и я увидела, что несколько китайцев бьют одного человека. Китайцы, которые били его, жили в подвале через один дом от нас, и этот человек разбил у них ногой стекло в окне. Скоро пришел милиционер и увел всех в милицию.
Вечером папа принес от знакомых хорошенького беленького щенка, и мы решили оставить его себе, а того, который у нас был, мы решили кому-нибудь отдать. Вечером я вымыла голову и легла спать, решив встать завтра пораньше, потому что мне нужно идти в школу, узнать, приняли меня в пятый класс или нет.
День был ясный и теплый. Солнце целый день светило с неба, изредка закрываемое небольшими облаками. Утром я ходила с Зиной в школу, узнать, приняли меня или нет. В школе нам сказали, что неизвестно, и велели прийти 6-го числа этого месяца. После обеда я мыла пол, а потом ходила в лавки. Под вечер я гуляла на бульваре с Нюрой и Шариком. Шарик так смешно бегал за нами, что я хохотала до слез, глядя на него. Дома он тоже очень смешил нас тем, как дрался с котенком, который очень больно царапал его, так что Шарику приходилось отступать, отчего он пресмешно лаял. Вечером я вырезала из бумаги пионера и повесила его на стенку.
Утром, как только я напилась чаю, пошла гулять. Придя домой, я разобрала у себя на водомере и положила туда свои тетрадки и карандаши. После обеда мы ходили в баню, в бане было очень тесно и нельзя было найти свободного места. После бани я все время гуляла на бульваре. Вечером папа и мама ходили гулять, а я была дома. Я просила Валю посидеть одну минуту дома, но она заупрямилась и убежала с девчонками. Мне было очень обидно, и я заплакала. Когда она возвратилась и стала стучать в дверь, то я не отперла, говоря, что я ей не отопру, потому что она не хотела посидеть дома, но она разревелась за дверью, и мне пришлось ее впустить. Весь вечер она злилась на меня и была упряма как бык.