Дневник Эбигайл

Конец записи.

27 августа 2013 года

Моя семья самая чокнутая из всех!

Ну почему я родилась именно у них? Почему я должна терпеть весь этот идиотизм? Если бы я от этого еще хоть что-то получала, кроме постоянного доколупства.

С утра мои дорогие родичи опять заявили, что я забыла закрыть калитку.

– Да ладно? – не выдержала я – это вы, на фиг, опять забыли, а мне ночью пришлось спускаться!

– Не выражайся – больше для приличия буркнул отец – и мы уже вчера обсуждали, что свои погрехи нужно уметь принимать, а не грубить.

– Да не мои это погрехи! Я закрыла сраную калитку!

– Тогда почему я утром нашла ее открытой? – возразила мне мама, опять сюсюкаясь с Маркусом – я проснулась от того, как ее стучало ветром.

– Значит, в нашей семье лунатики – фыркнула я, запив соком – потому что я ночью ее закрыла. А если кто-то из вас ее открыл и не помнит этого, или помнить не хочет, как и того, например, мам, что Пит умер, а не уехал учиться в колледж..

– Довольно! – оборвал отец. Он повысил голос, потому я сразу же замолчала – господи, Эби, откуда в тебе столько мерзости? Ты не можешь хотя бы одно утро притвориться нормальным, благодарным ребенком.

– Ну да куда мне до Маркуса! Хотя, кажется, после Пита мы с ним оба на скамейке запасных. Меня не допускают до игры, а ему стараются пришить оторванную ногу.

– Еще пару таких завтраков – предупредила меня мама – и ты будешь на постоянной основе есть отдельно.

– Наверное, я этого не переживу – сгримасничала я – это страшнейшее наказание, что я слышала. Есть отдельно от дауна, у которого еда изо рта вываливается, и предков, что считают, что это совершенно нормально.

– Эбигайл – предупредил отец, но мое обиженное эго уже не могло остановиться.

– Может – продолжала я – ему бы и было лучше, если бы вы признали в нем дауна и не старались сделать из него нормального человека. Потому что в своей роли дауна он, может, ничем от других и не отличается, но когда вы пытаетесь во всем поставить его с остальными детьми, то только акцентируете внимание на том, насколько он недееспособный урод..

– ХВАТИТ! – крикнула мама и бросила ложку на стол. Одна ее прядь выбилась из хвоста – отныне ты завтракаешь отдельно, Эбигайл.

– А что скажет ваш бог, если узнает об этом? – хмыкнула я – наверное, тогда он оставит нашу семью. Хотя, сдается, он сделал это еще в день смерти Пита.

Однако, в обед я узнала еще более офигенную новость. Мамаша решила договориться со моей школой, чтобы водить Маркуса на индивидуальные занятия туда для «особенных».

– Боже, мам! – взмолилась я – почему они не могут приходить к нам в дом, как в Беркли?

– Маркусу необходима социализация. Ему будет полезно видеть других детей.

– Господи, мама! Все же узнают, что он мой брат!

– И что с того?

– Ну да, действительно! Какая-та новенькая с Беркли, еще у которой у брата слюни изо рта текут, а мамаша носится с ним и едва ли не задницу подтирает. Вы с папой решили все наши тузы на стол перед школой выложить? Да вы меня просто ненавидите!

– Все только вокруг тебя – нахмурилась мама – пора перестать думать, что мир вертится вокруг Эбигайл Хиггинс.

– Ну да, о чем это я – кивнула я – он вертится только вокруг вас и ваших желаний. Теперь ваше желание – Маркус. А что с ним будет, когда он вам надоест, а?

Я увернулась от маминой замашки ладонью и юркнула в свою комнату.

Весь день я провела в своей комнате. Родичи постоянно что-то делали, видимо, по остаточному переезду – снизу то и дело доносился шум, зато наверху было тихо. Конечно, этот этаж был пока не особо облюблен. Туда родители и Маркус поднимались только на сон.

Немного подумав, к вечеру я все-таки спустилась в подвал за краской. Тусклая лампочка еле освещала пространство и мне пришлось побродить, чтобы отыскать нужную банку. В какой-то момент мне показалось, будто за мной наблюдают.

Резко обернувшись, я не обнаружила никого, однако мне вдруг стало резко холодно и неуютно. Возникло острое желание поскорее отсюда убраться. Отыскав нужную банку, я схватила ее и поднялась наверх, не выключая свет, чтобы вновь не пришлось спускаться в темноте, когда придется возвращать банку.

Поставив свой отпечаток на табличку к остальным и потратив не больше десяти минут, я вернулась к подвалу.

Свет был выключен.

Наверняка, экономная мамочка иди сердобольный отец успели заметить, что он горит и постарались на славу. Мне пришлось спускаться в темноте. Уже на последней лестнице я явственно ощутила на плече чье-то дыхание. Резко дернув за шнур лампы, я обернулась.

Никого.

В подвале жуткие сквозняки, так что причудится разное. Я бы сказала отцу, чтобы он там все наладил и чтобы из всех щелей не дуло. Но они обращают внимание на мои просьбы не больше, чем на жужжание мухи, потому это бессмысленно.

Поставив краску, я поскорее ретировалась с подвала.

Ночью опять стучала калитка. Я решила, что мамину безалаберность не переупрямить – я была виновата в любых случаях, потому не пошла ее закрывать.

Конец записи.

28 августа 2013 года

Сегодня мне впервые не всучили прокол с калиткой. Уж не знаю, почему – может это всех уже просто задолбало. Но с утра она была закрыта – значит, они уже заметили ее, но ничего мне не сказали. Ладно.

После ланча мама оставила Маркуса на меня.

– Не хочу я с ним сидеть.

– Это не просьба, а требование, Эби – заявила она – мне надо пойти в школу, договориться по поводу него с учителями и директором. А твой отец занят обустройством дома.

– Ага, и чем же?

– Он разбирает вещи, подвал.

– Там не мешало бы залатать дыры, повсюду сквозняки.

– Разберется.

Как я и говорила. Всем насрать на мои просьбы. Мамино «разберется» можно было счесть за «обойдется без сопливых».

– И надолго ты?

– Как будто тебе есть куда спешить.

– Спасибо, мам.

– Всего лишь правда.

– Когда я говорю правду об уродце, ты бесишься.

– Прекрати его так называть.

Я лишь пожала плечами, как бы говоря «ну вот опять». У мамы двойные стандарты, это ясно каждому. А папа ходит под ее высоким толстым каблуком.

– Сладкое ему не давай, без присмотра не оставляй, следи за его.. – начала мама.

– Я знаю – перебила я ее – ты каждый раз повторяешь одно и то же. Я. Знаю.