Дневник горнорабочего
Шрифт:
Сначала давали нам ордена,
Потом перестали.
Сначала кричала о нас вся страна,
Потом вспоминать реже стали.
Все стало обычным: комбайн, взрыв, обвал -
Такая работа.
Но только сегодня как и вчера
Нам умирать не охота.
Тонн 200, тонн 300 — и так каждый день.
Товар, пыль, конвейер.
Стараемся плана побольше мы дать,
Мы тоже устали в грязи и в пыли,
Хотим чистоты и покоя,
А нас отправляют отсюда в гробах
По двое, по трое.
А вот и про любовь.
Разлука
Холодный ветер лезет в душу мне,
И осень рвется в облака.
Я промолчу, ведь ты не слушаешь,
Ведь ты как прежде далека.
А помнишь — раннею весною
Нам пели ночью соловьи?
Мы были счастливы с тобою,
А ночи как цветные сны.
С тех пор я часто вспоминаю,
Те ночи для меня мечты.
Где ты живешь? В далеком крае,
В краю небесной красоты.
А здесь на родине все то же,
И до сих пор болит душа.
Ты не поймешь меня, но все же
Ты для меня теперь мечта.
Проходит день, пройдет и ночка, (в оригинале — «ночька»)
А я все жду, что ты придешь,
Ведь я люблю тебя, девчоночка,
Ты мою душу не поймешь.
Снова про шахту.
За что?
За что мы лезем в глубь земли,
И разрываем её недры?
На глубине шесть сотен мы,
И каждый на волосок от смерти.
За прошлый пройденный весь год
Троих убило в этой шахте,
Но прибывает всё народ,
И каждый думает о счастье.
Не будет лучше никогда.
Пора привыкнуть, что года
Уходят, и назад их не вернуть.
Проходит жизненный наш путь.
Мы в 40 лет на пенсию уйдем,
И на проценты щас живем. — (так и было, я ничего не менял)
……………………………………
За что же, господи прости,
Работаем как дьяволы в пыли?
Уходим белые мы в недры,
Вылазим черные как негры.
Все, надоело, последний.
Вот как бывает
Здесь на небе
нет солнца и выхода нет,Ствол один, на другой не положено,
И идешь ты один, и тускнеет твой свет,
Смотришь вниз и на кровлю встревоженно.
………………………………………………………………..
Только мастер взрывник команду не дал,
И спалили нас вместе с взрывчаткою,
И поломанный весь, задыхаясь в дыму,
Я валяюсь в камнях и не сладко мне.
……………………………………………………….
А шаг влево, шаг вправо, комбайн, взрыв, обвал.
Или гасит все, или суфляр идет
Ну зачем ты, душа, все время скорбишь,
Добычная ты жизнь моя черная.
Лава — ад в темноте, ну а на голове -
Солнце ГРОЗа, вперед лучик бьет всегда.
Освещает во тьме лишь кусочек земли,
Небольшой, два на два, его лишь видишь ты.
………………………………………………………………..
Здесь на небе нет солнца и выхода нет.
И земля под ногами казенная.
Сотни метров земли закрывают рассвет,
И стоят строго в ряд погребенные.
Фу–у–у! Все!
Не, не могу, еще кусок, обязательно!
…Все разошлись
Мало нас, мало нас, пацаны.
Вот уж остались нас единицы,
Просто нормальных и знающих толк,
Нас окружают собаки и птицы,
Все позабыли, что значит пацан — это волк.
15 марта
В лаве опять поломка. Я уже собрался было расположиться на своем топчане, но Н-цев (выздоровел, гад) нашел мне занятие на всю смену — зачищать уклон. Пару часов я благополучно валял дурака, разделывал кабель и гремел для вида лопатой. В конце концов горняку это надело. Он заявил, что завтра я могу на работу не выходить, уволен, одним словом. Мы с ним только перестали враждовать, заговорили по–человечески, и вот опять. Я работал и придумывал кары на его голову, мысленно оскорблял и даже, помнится, побил.
Вручную нагрузил 3 вагона товара, устал и бросил.
Передавая наряд, горняк упомянул меня добрым словом. Мол, лава стоит, один вагонщик добычь дает. Хрупкий мир, бывший между нами, восстановился.
17 марта
Вернул Лёхе тетрадь со стихами. На его вопрос «Ну как?» молча скривился. Он не был удивлен — видать, я не первый даю такую оценку. Снова наблюдал за ним. Лёха невпопад шутил, много и бестолково говорил, перебивал стариков банальнейшими замечаниями. Те недоумевали, но слушали. Подумалось: он не безвредный скучный человек, как многие, он скучен навязчиво. Не приведи господь оказаться с таким вдвоем в тюремной камере, в больничной палате или в купе поезда.