Дневник медсестры

Помню, у нас преподавала теоретические лекции по физиологии автор этой самой книги по физиологии. Мы в шутку называли это «уроками чистописания» – преподаватель читала собственную книгу, а весь зал за ней записывал. Ну, возможно не весь, я за каждым не следила. Конечно, она не просто читала написанное, а порой вставляла какие-то комментарии к собственной книге, но факт оставался фактом – высидеть на её лекциях было сложно. Монотонность чтения утомляла. Несмотря на то, что мы с «Драконой» (так я можно звать мою подругу), всегда сидели в первом ряду, как-то на одной из лекций она уснула. Хотя со стороны могло показаться, что она просто внимательно смотрит в свою тетрадь. И вот во время перерыва, в зал вошла другая преподавательница, уже практических занятий по физиологии, и обратила внимание на мою подругу, которую я уже подтолкнула к пробуждению. Та встрепенулась (да, другого слова не нашлось), огляделась по сторонам и сделала вид, что дописывает лекцию в тетрадке, а преподавательница, проходя мимо нас, пошутила нечто из серии: «Неужели настолько скучно?» Мы каждый раз смеемся, когда вспоминаем этот случай.

В училище никого особенно не заставляли зубрить, оставляя это на выбор каждого. Преподаватели подсказывали, направляли, помогали тем, кто к ним обращался, но никого особенно не пытались «вытянуть», как это бывало в школе. Оценки ставились в зависимости от знаний студентов. Не могу сказать, что их занижали или всем подряд ставили зачеты, хотя… это значит только одно – данная информация не задержалась в моей памяти. Не знаю какими бы были мои успехи в учебе будь мы с подругой на одном курсе. Ведь несмотря на то, что часть лекций у нас являлись общими, – физиология, анатомия, биохимия, – остальные были отдельно: генетика, цитология и др.

Правда, был у нас один курс на выбор, на который я ходила с интересом. Назывался он: История медицины. Лекции у нас проходили в музее медицины в Риге. В основном мы сидели в небольшом зале, слушали лектора. Хотя самую первую лекцию курса можно было бы сравнить с походом по музею с гидом: мы группкой следовали за преподавателем по всем этажам, внимательно слушая о том, как лечили людей в те далёкие времена, когда и слова медицина не было. Каждому периоду были выделены отдельные лекции, чуть более подробные.

Эти занятия предназначались только для помощников врачей, поэтому я сидела без моей подруги. Всегда быть одной не хотелось, поэтому мне удалось достаточно быстро завести знакомства. Стоит рассказать как я это сделала.

В тот день оба курса: и медсёстры, и помощники врачей стояли в небольшом коридоре, достаточно длинном, чтобы по нему могли линейкой растянуться примерно пятьдесят душ. В нескольких шагах от меня и моей подруги стояли две девушки. Одну можно было бы назвать пацанкой: немного сутулая, как будто привыкла носить тяжелую сумку с экипировкой, в широких штанах, с рюкзаком за спиной и завязанными в хвост волосами. Для полноты образа не хватало спортивных принадлежностей из серии клюшки или мяча, а также сигареты, которую она бы держала между большим и указательным пальцами (сама девушка не курила, но в той ситуации казалось, что сигарета дополнила бы стереотип «пацанки»). Вторая вела себя и выглядела как среднестатистическая девушка: распущенные волосы, макияж, ухоженный внешний вид, большая сумка через плечо, достаточно объемная, чтобы хватало места для тетрадей А4.

Я взглянула на пацанку и поняла, что не могу отделаться от мысли, что её зовут Александра. Почему-то именно так я представляла себе типичных Александр. Собравшись с мыслями, с храбростью я подошла к девушкам, обращаясь к предполагаемой Александре:

– Привет, – немного скованно и смущённо начала я, – тебя случаем не Александрой зовут?

Девушка удивлённо на меня посмотрела и не торопясь ответила:

– Нет, но бабушка в детстве хотела назвать именно так.

– Просто в моём представлении ты очень похожа на Александру. – Пытаясь скрыть своё смущение и некий дискомфорт, сказала я.

Мы обмолвились еще несколькими фразами, после чего зашли в кабинет, который открыл подошедший преподаватель. Лекция должна была быть по биохимии. Помню для меня этот предмет был как для варвара грамота. Я вижу каракули, понимаю для чего они предназначены, но пользоваться ими не умею. И я этим не горжусь.

Я вообще порой не понимаю, как умудрилась закончить первый курс. Большая часть лекций проходила сквозь меня, ничем особенным не цепляя. Единственный предмет, который казался мне более или менее интересным, в дополнение к истории медицины, была анатомия. И то только потому, что было интересно рисовать на листах кости, мышцы и прочие системы человеческого тела.

Я перерисовывала с атласа по анатомии мышцы, кости и т.д., подписывала латышские и латинские названия, после чего старалась всё заучить. Это помогало подготовиться к тестам, да и улучшило мое понимание строения тела человека. Творческий подход к анатомии и общение с некоторыми однокурсниками, пожалуй, были единственными плюсами, которые я нашла для себя на первом курсе.

…Время шло вперед, а я всё чаще задавалась вопросом: «почему я продолжаю учебу в медицине, если не вижу себя работающей в больнице?»

Я не стремилась к профессии помощника врача и будущее мне представлялось туманным. От этого было не легче. Моя семья периодически хвалила меня за то, что я пошла в медицину. Мама сказала, что гордится мной, но во мне вся эта гордость не отдавалась никак. В моей душе была лишь пустота. Стремление к цели облегчает сам путь, а удовлетворение от достигнутого в итоге приносит больше радости. Что делать тому, кто просто бессмысленно идёт вперёд, особенно не задумываясь о самой цели?

Я продолжала идти вперёд, надеясь, что поступаю правильно. Мне хотелось надеяться, что со временем, я смогу найти причины для того, чтобы продолжать свой путь дальше.

Я проходила практику первого учебного года в Елгавской больнице в хирургическом отделении. Именно благодаря коллективу этого отделения я и начала находить в медицине что-то для себя. В какой-то момент я осознала – моя профессия действительно нужна и это заставило чувствовать себя важной частью общества. Я помню, как корпела над практическим дневником, старательно описывая всё, что видела и какие действия выполняла. Медицина предстала передо мной с разных сторон и это начало вызывать во мне порой противоречивые эмоции. Впервые за долгое время во мне зародился интерес к тому, чем я занималась и мне это начало нравиться. И в то же время…

Я помню одного пациента, которого лечили от гнойного абсцесса 2 после внутримышечной инъекции 3 . Видеть, как медсестра очищает гнойные мешки у человека на попе и он никак не реагирует, особенно когда она вводит инструмент, со смоченным в специальной жидкости материалом вглубь свища, вызвало во мне и интерес, и некий страх одновременно. Особенно, когда она шевелила инструментом в отверстии, и карман издавал неприятные звуки. Когда оставшийся гной, выходящий вместе с вытаскиваемым из свища инструментом, дал о себе знать не только цветом, но и запахом, я поняла, что меня сейчас или вырвет, или я захочу попробовать это сделать сама. Я до сих пор не люблю гнойные раны, потому что они для меня и завораживающие, и мерзкие одновременно. Не говоря уже о запахе гноя – очень специфический.

2

Гнойное воспаление тканей с их расплавлением и образованием гнойной полости, может развиться в подкожной клетчатке, мышцах, костях, а также в органах или между ними. Защитная реакция организма проявляется в образовании капсулы, ограничивающей абсцесс от здоровых тканей. (Это пишет Википедия)

3

Метод ввода медикаментов (растворы, эмульсии, суспензии) непосредственно в мышцу. У метода есть свои правила ввода, которые важно соблюдать для того, чтобы снизить риск появления инфекции.

Я примерно помню слова медсестры: «Наверняка укол сделала какая-нибудь практикантка в больнице». Это заставило задуматься. Обязательно ли это могла быть ошибка именно практикантки? В этот момент я почувствовала себя незащищённой, словно это именно я допустила данную оплошность. Конечно, бывают разные масштабы ошибок – одни вызывают нервозность, паранойю, а другие смерть. И в данной ситуации столько всего зависит от разных факторов, которые чаще всего мы просто не можем контролировать.

В тот момент я начала сомневаться, что мне доверят сделать что-либо самой. Ведь я была практиканткой, которая способна ошибиться и неправильно уколоть пациента, после чего у того может развиться гнойный абсцесс. Первое время мне действительно ничего не доверяли делать без надсмотра и контроля. В основном, я подавала материалы перевязочной медсестре. Только со временем мне позволили проводить некоторые перевязки, с разрешения пациентов. Делать что-то самой было волнующе. В голове не переставало крутиться: «Надо всё сделать правильно». И я старалась делать всё как можно лучше, следуя всем необходимым пунктам, изученным не только в училище, но и на практике в больнице.