Дневник непроизвольной памяти
Шрифт:
В ту ночь я снова попала аварию. Мне было восемь. Я побежала за мячиком, он перекатился на другую сторону дороги, и я побежала за ним, не увидела серебряный минивэн, он коснулся меня, и я упала навзничь на обочину. Дальше я как будто бы отстранилась от собственного тела и стала наблюдать: вот машина протащилась на тормозах ещё метров пятнадцать после того, как задела ребёнка. Скорёженное лицо водителя напугало меня больше, чем картинка, как собственное тело подпрыгнуло над капотом. Водитель остановился на обочине, в сторону которой вывернул руль, вышел и опешивши стал носиться туда-сюда, к ребёнку, то есть ко мне, сбежались люди, сосед Сашка, с которым мы играли в одной дворовой команде, стоял разинув рот на противоположенной стороне дороге и закрывал лицо руками. Тогда же, во сне, я увидела,
Что происходило в машине скорой, я не увидела. Зато перед глазами появился отец. Он нёсся сквозь пробки к первой городской больнице, куда, впрочем, я отчего-то понимала, также направляется машина скорой. Отец старается глубже дышать, но у него не получается, видно, что дыхание перехватывает и он начинает непроизвольно кашлять. Оттого он открывает окна и развязывает сдавливающий шею галстук.
Дальше я перестаю видеть то, что происходит с отцом и переношусь в зал какого-то аэропорта. Туда-сюда в панике от стойки к стойки бегает женщина и просит достать «чёртов билет». Я не знаю, кто это, но судя по тому, что я понимаю временную параллельность происходящих событий, начинаю гадать. Смотря на историю своей жизни как на панорамную картинку, я использую удивительную функцию, наверное, она могла бы пригодиться, если бы существовала в реальности, я приближаю силуэт женщины, но всё равно не могу понять, кто это. Раньше я её нигде не встречала. Вдруг волшебная функция перестаёт действовать, всё структурируется, и я будто обычный зритель в кинозале только вместо того, чтобы смотреть на экран, наблюдаю за всём вживую откуда-то сверху.
–Мне срочно нужен билет! Я застряла чёрт знает где, вы не видите в каком я положении? – я продолжаю смотреть на женщину. Она беременна. Большой круглый живот огурцом торчит из-под разлетающейся красной кофты.
Женщину встречают сочувствующим взглядом сотрудники аэропорта, разводят руками и просят отправиться в зал ожидания, поскольку все места на рейс до Барселоны заняты. Она кричит что-то типо: «Вы потом нигде работу найти не сможете!» и «Я вообще не понимаю, почему нельзя предусмотреть резерв на случай неотложности!», но отказ окончателен. Женщина отправляется в зал ожидания бизнес-класса, я наблюдаю общую фоновую картинку зала ожидания аэропорта: люди шастают туда-сюда с чемоданами, скрученные фигуры дремлют на жёстких стульях, повесив на грудь голову, люди путаются в стойках регистрации. Так происходит очень долго, мне становится скучно. Вдруг всё снова фокусируется на деталях. Я слышу шаги сотрудницы авиакомпании. Она забегает в зал ожидания и подходит к беременной даме:
– Мисс Эрран, только что в срочном порядке вернули билет одного пассажира! Вы можете лететь.
Эта незнакомая мне мисс Эрран не стала одаривать весталку снисходительным взглядом, а тут же поднялась с кресла и походкой триумфатора, неспешно двинулась в сторону стойки регистрации, поддерживая левый бок рукой, видимо, живот носить было тяжело.
Она демонстративно швырнула паспорт, принципиально отвела взгляд в сторону от сотрудника, регистрирующего её на рейс, и стала ждать посадочного. Ей распечатали талон и направили в нужную зону: – Мисс Эрран, место 23 Б. Стойка вылета 21.
– Черт, в эконом классе и ещё почти в хвосте! Я потом напишу о вашей компании… —она возмущалась.
Дальше, словно на телевизоре, переключили канал: перед глазами предстал отец, он шёл по коридору поликлиники, белый халат развивался от быстрого шага, он приближался к двери с табличкой «Палата 2» и как только схватил за ручку, чтобы открыть, кто-то снова щёлкнул кнопку пульта. Теперь в самолет заходили люди – в узком проходе Боинга толкалась и мисс Эрран. Всем своим видом, пока стояла в очереди, она показывала, как ненавидит запихивающих на верхние полки ручную кладь пассажиров. Как ей невыносимо смотреть на зевак, перепутавших цифры в посадочном, что теперь судорожно тормошат других пассажиров, чтобы поменяться. Было видно, что мисс Эрран выше этой суеты, что она отрешена от житейской суматохи и презирает суету, хлопочущих по мелочам людей,
которые лишают себя грациозности жестов. Стоически перетерпев очередь и добравшись до хвоста самолёта, она вольготно разместилась на месте 23Б.К тому времени у иллюминатора, то есть на места 26А, уже сидел пассажир – её сосед на ближайшие пару часов. Это был мужчина средних лет. Он быстрым взглядом окинул подсевшую к нему мисс Эрран и понял по выражению, что она чем-то недовольна. То ли, потому что на самом деле джентльмен, то ли, потому что выпячивающий живот намекал на необходимость снисходительного отношения, он вежливо предложил:
– Может, хотите к окну?
Мисс Эрран, очевидно, не поняла по-русски, сконфузившись, нахмурив брови, она пронзила незнакомца высокомерным взглядом, и отрицательно покачала головой. Мужчина понял, что его не поняли и начал активно жестикулировать, указывая на своё место рукой. Мисс Эрран чуть приподнялась, достала из заднего кармана посадочный талон и сунула в нос мужчине. Тот только ещё шире заулыбался и стал почти что кричать:
– Хир, хир, ю! – он привлёк внимание многих в салоне своими воплями, но искренне этого не замечая, продолжал развлекать публику тыкая пальцем поочерёдно то на своё сиденье то чуть ли ни в мисс Эрран.
Теперь она, наконец, поняла предложение соседа. Мягко и певучи на мелодичном французском мисс Эрран сказала уже подошедшей к тому времени стюардессе: – Je suis d'accord. – стюардесса перевела пассажиру, что его предложение принято, и те поменялись местами. Как только мисс Эрран пересела к иллюминатору, она уставилась в него до самого взлёта, так и не поблагодарив услужливого соседа за обеспеченный комфорт. А он немного даже опечалился от того, что она предпочла общаться с ним исключительно через посредников и лишила слов благодарности. Как только самолёт оторвался в небо, мисс Эрран надела маску для сна и окунулась в приятную дремоту.
Через некоторые время после того, как самолёт уже находился непродолжительное время в воздухе, по всему салону раздался протяжный, тугой сигнал, кнопка «пристегните ремни» засверкала на датчиках едко-оранжевым. Характерный звук разбудил мисс Эрран, она, не снимая маски, нащупала ремень и застегнула под животом. Однако звук не прекращался, тогда она нехотя стянула маску и сделала над собой усилие, чтобы открыть слипшиеся глаза. Капитан воздушного судна к тому времени предупреждал пассажиров о том, чтобы те неукоснительно следовали инструкциям, которые были озвучены перед взлётом, а также сказал, что будет необходимо совершить экстренную посадку.
Тут мисс Эрран посмотрела на своего соседа будто бы вышло недоразумение, в котором он виноват, но тому было теперь не до неё. Он зажмурился, вжался в кресло и сплел между собой средний и указательный пальцы, выставив вверх руки.
Тем временем я наблюдала, как люди вели себя в самолете и понемногу приходила в ужас: парень и девушка держались через проход за руки, молодая девушка в начале салона скрючилась буквой зю и почти что подлезла всем телом под впередистоящее кресло. Женщина лет тридцати где-то в середине салона целовала ребенка в голову и закрывала ему руками уши, большинство, кажется, молились.
Через некоторое время в салоне начало белеть – произошло задымление. Снова характерный сигнал «внимание», и над креслами выпали оранжевые маски. Люди стали жадно хватать их, словно, если они не сделают этого, то в ту же секунду погибнут. Я сама начала задыхаться от страха, но маски по правилам того сна мне не полагалось. Мисс Эрран надела маску одной из последних в салоне, она делала это медленно, и даже тогда не потеряла в движениях грации, хотя безусловно пребывала в состоянии рассеянности.
Дальше картинку сменили. Я смотрела, как водитель, что пару минут назад бегал по дороге, где произошло происшествие, сидел напротив полицейского в кабинете и, качаясь на стуле словно впал в состояние транса, пытался отвечать на вопросы. Его попросили нарисовать на бумаге что-то вроде движения автомобиля по дороге, но вместо линий у него получались штрихи. Кажется, он был почти невменяем. Полицейские переглядывались, на их лице виднелось лёгкое замешательство – возможно, они хотели бы и сами прекратить, но долг службы вынуждал продолжать нечто похожее на экзекуцию.