Дневник одного директора

29 мая 1992 года Иван Иванович записал, что обратился к вице-президенту Республики Саха (Якутия), чтобы он выделил миллион на развитие театра, был разговор также об открытии филиала Школы-Студии МХАТ в Якутске. «Пообещал! – обрадованно записал директор. И тут же остудил свой пыл. – Или опять ноль?!». Здесь же обнаруживаем приписку: «Один миллион еще хочу попросить с мэрии. – И снова автор самоуспокоил себя. – Или опять мышиная возня….». 10 июня 1992 года директор склонился над своим боевым, все понимающим блокнотом и отметил: «364-й день этого театрального сезона. Пасмурно. Холодновато. Опять замаячил миллион… Вчера говорил об этом с Президентом. Он узнал, что тянут и был «удивлен». А может и правда удивлен. Завтра иду в Министерство культуры…». 15 июня 1992 года. «О боже милостивый, неужели все-таки дадут этот миллион?! Я целую сам себя». Ну что сказать, просто полукриминальная история с поиском денег. Вспомним, как великий комбинатор Остап Бендер обращался ко всем с сакраментальной просьбой: «Дай миллион!» и оставался непонятым. Так и хочется скорее перелистнуть страницы и узнать: так, все же «да» или «нет»? Достался театру миллион или нет? Внимательно просматриваю блокнот. Нахожу какие-то промежуточные записи, обрывистые торопливые фразы. Директор постоянно куда-то спешил и часто писал так лаконично, что его трудно сейчас понять. И, наконец, обнаруживаю долгожданную констатацию факта, состоящую всего из одного слова: «22 июля 1992 года. Миллион!!!». Собственно, я и не сомневалась, что директор добьётся своего.

19 декабря 1991 года директор записал, что он стал доверенным лицом Первого президента РС(Я) Михаила Ефимовича Николаева. Николаев тогда одержал победу на выборах, набрав 76,7% голосов, чему Иван Иванович был несказанно рад. Он видел в этой победе и свою лепту – ведь он немало выступал в различных трудовых коллективах республики, пропагандируя достижения Николаева, а так как авторитет директора был в якутском социуме высок, он весьма повлиял на исход выборов. Вот пафосная ремарка нашего героя, довольного развитием событий: «27 декабря 1991 года ходили с дочерью на коронацию (имеется в виду инаугурация – прим. автора ) Президента ЯАССР Николаева М.Е. Еще раз я (мы) в фокусе жизни республики! Это счастье! Отныне будет называться Республика Саха (Якутия)».

1 января 1992 года директор пришел на работу первым, в семь утра и зафиксировал: «Первым пришел в театр директор, и это пока еще я». Ниже он замечает, что это последний год его работы, пора уходить на пенсию. А на самом деле он еще долго проработал в театре, целую «вечность» – 15 лет. Директор уставал, часто сердце выходило из строя и давало серьезные сбои, он достаточно эмоционально все переживал, много анализировал, фактически занимался самоедством. Впрочем, на людях этого не было видно, он откровенничал только с дневником. С театром, со зрителем и с коллективом директор беседовал в основном со сцены, всегда заявлял, что у него все хорошо. Он умел брать себя в руки. Никто не замечал его страданий, сомнений, неуверенности в себе. Иван Иванович всегда вел себя на публике как победитель. И люди считали его победителем.

Перелистнём страницы, перед нами записи 1994 года, 11.09.1994 г. Директор театра фиксирует: «Первый день моего десятого года в театре! 365 дней до пенсии. В мае едем на гастроли в Читу, на мою родину на семнадцать дней. Первый день прошел, пройдут и другие… Сегодня в моем театре выступала Нани Брегвадзе и подарила мне песню «Ой, цветет калина…».

Вот начался театральный сезон, по счету – 75-й, а для нашего героя – десятый. Что волнует директора? Он пишет о том, что полтора часа идет планерка, решаются насущные дела. «А денег на зарплату пока нет, а главное, нет за электроэнергию, за тепло…». Директору приходится решать не только творческие задачи, но и вот такие бытовые, предельно прагматические. Рядом с этой лаконичной записью о финансовых проблемах встречаем ремарку о том, что нужно обязательно прорваться на прием к президенту РС (Я) В.А. Штырову. 22.09.1994 года директор театра попадает на прием к президенту и решает вопрос о строительстве производственного здания. «Ура!Ура!Ура!» – эмоционально восклицает директор на страницах своего доверительного дневника и с гордостью замечает, что сделал хорошие фотографии в правительстве.

75-й театральный сезон закрутился-завертелся в своем бешеном ритме и не давал директору отдохнуть, взять паузу, ну, хотя бы для того, чтобы посмотреть телевизор и выпить чай в своем кабинете. Необходимо было держать руку на пульсе событий, а пульс этот бился весьма напряженно. Вот, что Иван Иванович записал 25.09.1994 года, взволнованно и даже гневно: «Худсовет. Тяжелый… Настоящая драка двух корифеев театра. И мой разгром худрука! О, мое больное сердце!». Вот оно, закулисье театра – сражения и драки за воплощение творческих идей. И видно, что директор умел решать не только финансовые и организационные вопросы, но и знал, как управлять сложнейшим и запутанным творческим процессом. Худруки и режиссеры без директора не справлялись.

А вот следующая запись в Дневнике вполне миролюбива. Директор пишет, что в театре было организовано богослужение немецкого священника Клауса (директор называет его «апостолом»). А потом Иван Иванович вместе со священнослужителем отправился к себе домой, чтобы осветить свой очаг. На улице стояла великолепная погода. «Осень оправдывает себя», – записал наш романтичный герой в своем блокнотике. От отметил также не без гордости, что Клаус ездит по всему миру, пропагандируя новую ветвь религии, а в Якутске отстроил новую церковь – Международную Христианскую Новоапостольскую церковь и нашел время посетить театр. Директор тогда очень надеялся на священника, потому что у него была больна сестра. «И Бог с нами! – пишет он. – В моем театре…В моем доме… В моей семье…С моей сестрой Лаурой».

На стыке ноября-декабря 1994 года в театре случился бум. А все потому, что Иван Иванович заставил актеров репетировать спектакль «Волшебная лампа Алладина» и «и все!!!». Именно так он записывает – с тремя восклицательными знаками. Но актеры требовали на ковер худрука и режиссера по фамилии Круглый, их не устраивала концепция спектакля. «Это начало или конец В. Круглого?» – в смятении чувств записывает Иван Иванович. Но не успевает эту тему философски развить и обдумать, дела, дела увлекают его, заставляют наводить срочный порядок в актерском хозяйстве.

На второй день, 3 декабря 1994 года, еще не отойдя от бунта в театре, наш уважаемый хроникер и фиксатор главных событий собственной жизни делает скорбную запись: «Ушел из жизни мой брат…Перешагнув меня…Надолго ли он оставил меня на земле? Лучше надолго!!! Надо поднять театр. Надо подрастить внука». Подобные записи повторяются несколько раз: в них – горькая тоска, что младший брат, Геннадий Иванович, главный инженер «Якутавтодора» и тоже великий труженик и патриот Якутии ушел раньше, и при этом мы видим острое желание Ивана Ивановича жить, потому что так много надо успеть сделать. «Хороню единственного брата…А я буду жить за себя и за него! Это его и мой мне приказ! И никаких гвоздей. А Генку очень, очень жаль». Тогда, конечно, Иван Иванович не мог предвидеть, что переживет любимого младшего брата на 21 год. Он точно просил прощения у брата за то, что выжил, искал оправдания этому явлению (младший уходит раньше старшего), но никаких вразумительных толкований и объяснений на сей счет не нашел и не записал. Скажем за него: это просто колесо Сансары – оно безжалостно и неразборчиво, оно само решает, кого «убрать» из мира живых, кого – оставить.

Вернемся к спектаклям 1994-1995 годов. 24 декабря 1994 года состоялась долгожданная премьера сказки «Волшебная лампа Алладина», того самого спектакля со скандальными репетициями. Читаем: «Начали каникулы с новой сказки «Лампа Алладина». Выступил перед детьми, тепло, по-дедовски! Дети пришли, полный театр. Так бы было на вечерние спектакли! А вчера было человек пятьдесят!». И приписка: «Вчера вечером был разговор с Президентом РС(Я), а днем – с Олегом Павловичем Табаковым о студии-табакерке в Якутске на постоянной основе». Забегая вперед, отмечу, что Школа-Студия МХАТ была открыта в Якутске, на базе Русского драмтеатра и успешно работала долгие годы, воспитывая молодую поросль лицедеев, работает и сейчас. Выпускные спектакли Школы-Студии МХАТ из Якутска даже становились лауреатами фестивалей дипломных спектаклей театральных школ России, к примеру, мистический триллер «За закрытыми дверями» Жана-Поля Сартра.

Хочется рассказать еще об одном значимом спектакле того времени. В дневниках об этом сказано скуповато, но на самом деле это было важное событие в театральном мире. Между прочим, творческих постановок в тот театральный сезон было сделано немало: это премьера спектаклей «Комедия ошибок», «Дядя Ваня», «Женитьба Фигаро», «Пигмалион» и другие. За «Дядю Ваню» А. Чехова директора, тоже по жизни дядю Ваню похвалил Министр культуры и духовного развития РС(Я).

И все-таки скажу несколько слов о неправомерно забытом ныне спектакле-трагедии «Сибирское лето». В дневнике содержится такая запись: «15.09.1995 года. Празднование 75-летия театра. Читка пьесы господина Райса Кевина». И еще: 76-й театральный сезон директор начал, выйдя с внуком Иваном на сцену и закончив грандиозный ремонт в театре. Читаем: «9 октября 1995 года Кевин провел репетицию». Пока в этом дневнике все о Кевине, стоит, наверное, поискать другие источники информации, другие записи нашего уважаемого «писателя».

Итак, о Кевине и его театральном детище. Это был режиссер из Бостона, США. Он написал пьесу о любви американца, который приезжает работать в Россию, в Сибирь и девушки с тюркскими корнями, в нашем случае это была якутка. Они проводят вместе отличное лето, много говорят о культурах Запада и Востока, о их сочетании-несочетании, о том, может ли западный человек жить на Востоке, и наоборот. Зрители, конечно, пребывали в заинтересованности, поженятся ли американец и якутка, найдут ли они общий язык. Пьеса кончается, на мой взгляд, скучновато и не оправдывает надежд зрителей на оригинальный выход из ситуации: мужчина и женщина разъезжаются по домам, решив, что каждому нужно жить на своей родине. К этому их приводит цепочка философских и публицистических рассуждений, которые они ведут со своими друзьями по ходу всей пьесы. «Эффекта Чио-Чио-сан» – страстной любви между людьми из двух миров – не случается. Между героями пьесы любовь, конечно, была, но спокойная, рассудительная, какая-то уж чересчур интеллигенствующая.