Дневник одного директора

Умер наш герой в 87 лет и 6 месяцев, или как говорится, на 88 году жизни. Но 87 лет он все-таки отметил. Ведь он всегда ставил себе рубежи, в которых присутствовала семерка. На этом празднике были коммунисты, с которыми в последние годы наш визави активно сотрудничал и родственники. Осталась фотография: Иван Иванович выложил на полу из апельсинов цифру 87 и прилег к своей инсталляции, радуясь жизни. По фото видно: он чувствовал себя вполне счастливым человеком.

Он умер за три дня до окончания театрального сезона, 19 июня 2015 года. Он, капитан театрального корабля не мог уйти со своего мостика раньше, чем вверенный ему корабль пристанет к очередному берегу. Он завершил свой трудный жизненный путь, сделав все, что хотел сделать. Занавес его жизни закрылся. Последний спектакль «Вишневый сад» по А.П. Чехову того театрального сезона посвятили, конечно, ему, легендарному директору, директору от бога. На его похороны пришел весь город. В почетном карауле возле гроба усопшего был замечен первый президент РС(Я) Михаил Ефимович Николаев, Андрей Саввич Борисов и многие другие известные люди. Театр в тот день напоминал Храм с высокими куполами, все речи звучали возвышенно. Когда гроб стали выносить из театра, который так любил и боготворил покойный, зал взорвался сильными, долго не смолкающими аплодисментами. Теперь уж точно – последними.

Через год после смерти директора на его могиле был установлен прекрасный памятник – постарались его дочь и внук. Кладбищенский художник оказался настоящим талантом. Он нарисовал портрет знаменитого якутянина на черном мраморе – с вьющимися волосами, в тельняшке и с 42 медалями и орденами. Четко вывел, прочертил медаль «За доблестный труд в Великую Отечественную Войну» и «За Победу над Японией». 7 ноября 2016 г. на доме, где жил директор со своей семьей была установлена памятная доска с барельефом Ивана Ивановича. Пришли коммунисты с красными стягами, представители мэрии, актеры и журналисты.

А еще через три года, 23 июня 2019 г. в Год театра и в конце театрального сезона был открыт переулок имени нашего героя. Аншлаг переулка был вывешен на том доме, где жил директор, когда приехал в Якутск молодым специалистом. На переулке расположены производственные цеха, о которых так переживал директор, два ресторанчика и еще несколько зданий. По нему всегда ездит много машин и постоянно спешат люди. По этому переулку наш директор много раз ходил на работу, когда был известным человеком и когда был совсем молодым, а его маленькая дочурка на этом переулке играла в декорациях театра…

Его звали Иван Иванович Подойницын. И он был моим отцом.

Любовная вакцина как средство против пандемии и прочих неприятностей

Мрачный город смотрел в окно кухни. Город жил без запахов, эмоций, праздников и фактически без прохожих. Кафе, парикмахерские, кинотеатры, разные учреждения не работали. Открыты были только продуктовые магазины и ломбарды. Редкие прохожие шли по городу, сутулясь. На лица были натянуты маски. Руки были облачены в перчатки. У людей был страдальческий вид. Пандемия бушевала в этом мрачном городе, впрочем, как и по всему миру. Некрологами были заполнены все газеты.

– Город абсолютно асексуален, – сделал вывод Альберт.

Он пил кофе, наслаждаясь его терпким вкусом, и смотрел в окно. Он пил еще красное вино. Это было дорогое вино с послевкусием. Альберту нравилось смотреть через стекло на город-монстр – какое-никакое развлечение.

– О-о! Пошел дождь! – обрадовался Альберт и поднял воротник своего махрового халата. – Вот так лучше, так не будет капать, – прикалывался он.

Мужчина отпил вина из изысканного хрустального бокала и сказал с мечтательностью в голосе:

– «Тучи капают…» Помнишь Йоко Оно? Давай поставим диск Джона Леннона и Йоко Оно «Двойную фантазию». Через три недели после выпуска диска жизнь этой пары кончилась. Джона убили физически, Йоко – морально. А нам с тобой сколько осталось?

– Алик, ты сходишь с ума, – равнодушно ответила Оливия.

Она тоже пила кофе и вино, так как делать было больше нечего.

– Ты сказала это безвкусно! – разочарованно протянул Альберт. И в его голосе послышались нотки назидательности. – Это неправильно! Ты же знаешь, в эту пандемию нельзя терять вкус! Кофе должно пахнуть кофе, и мы должны ежедневно радоваться этому, вино – вином. Каждое наше предложение должно быть окрашено какой-то эмоцией – и мы тоже обязаны радоваться этому. Это же значит, что мы пока не умираем… Депрессия не должна взять нас за горло! Ты должна была сказать: «Алик, ты сходишь с ума!» или с досадой, или с сочувствием, или с игривостью упругой кошки, которая хочет привлечь своего кота…

– Я тебя умоляю, что за чушь! – перебила его Оливия и отмахнулась от мужчины, как от назойливой мухи или кота. – Ты же знаешь, мне все надоело. Я полгода вижу в окне пустой город и твой профиль, склоненный над чашкой. Я полгода слышу твои рассуждения о жизни, и они не отличаются новизной. И все! Больше ничего! А я хочу свежих эмоций… Я хочу наконец-то во что-нибудь поверить.

– Я придумал! – неожиданно воскликнул Альберт. И лицо его осветилось неподдельной радостью. – Мы можем поехать путешествовать! По Якутии. Больше ведь никуда ехать нельзя. Аэропорты закрыты. Мы возьмем с собой кучу красивой одежды, как будто мы отправляемся в Италию или Таиланд. Поедем вначале на озеро. Но давай представим себе, что это море… Будем играть в такую игру: будто бы все хорошо, нет ни пандемии, ни ограничений, ни страха гибели. Как будто мы путешествуем в дальние края. Мы изучаем новые края, прикидываем, как там будем жить и какой профессией заниматься.

Оливия посмотрела на бой-френда, как всегда, с иронией. Но что-то в его рассуждениях все же привлекло ее. Вопреки ожиданиям, она не стала противоречить.

– Мы будем соблюдать правила выживания в пандемию, но не будем говорить об этом вслух. Тому, кто назовет слово «пандемия», или «депрессия», или «болезнь», или, не дай бог, «смерть» – штраф! – так постановил мужчина. Он был крайне доволен своим предложением.

Окунево озеро

Альберт с Оливией сидели, обнявшись, на заднем сидении такси. Приятный ветерок проникал в машину и раздувал цветастое платье Оливии. Это был прохладный сосновый бор, высокий, в нем было много разных дорог и тропинок. Но одна из этих путаных дорог вела к озеру Хотун Маачия, или, по-другому, к Окуневу озеру. Озеро располагалось в пригородах Нижнего Бестяха, на полпути до другого села – Техтюр.

У озера была своя история. Поговаривали, что им владел техтюрский предприниматель – Василий Сокольников, якобы это все была его земля, она досталась ему в наследство от деда-тойона. Таксист, который рассказал эту историю, так и заявил: «Внук» озера Василий Сокольников решил, что окуни в водоеме закончились и пора делать на берегу пляж. Пусть люди едут. К тому же, озеро будет давать хороший доход… Он же специально дал ему название Хотун Маачия, что переводится с якутского Госпожа Маачия. Романтично! Пусть эта госпожа и охраняет озеро от злых духов, пусть ходят-бродят легенды про ее «присутствие». А то Окунево озеро – как-то уж слишком буднично»

Это озеро – загадка природы. Вода в нем чистейшая, голубая и аквамариновая. В чем объяснение удивительной чистоты этого природного водоема, таежного бриллианта? Никто толком не знает ответа на вопрос. Версии разные: озеро по каким-то каналам связано с рекой Леной, которая обеспечивает его новой водой. Озеро питают подземные источники. Озеро прозрачно и напоминает голубой кристалл, несмотря на большое количество купающихся, потому что расположено в сосновом бору, а на дне его повсюду лежит песок и мох. Воздух в сосновом лесу полон озона и кислорода, он просто звенит от тишины.

Альберт с Оливией выпорхнули из такси, как парочка влюбленных, как юноша и девушка и сразу побежали к озеру, которое между собой называли «морем». Альберт напевал про себя одну из рокерских песенок: «Давай поспорим, что река станет морем…» Море-озеро было большим, плоским, оно уютно примостилось на алаасе. Аквамариновая вода переливалась на солнце разными бликами, солнце пронзало своими стрелами толщу воды. У берега озеро было неглубоким, и дети игрались в воде. Взрослые доплывали до середины озера. По берегу рос темно-розовый мох.