Дневник замужней женщины

Успокаиваюсь тем, что хоть теперь меньше ошибок стараюсь совершать.

Я не одобряю посещение внучкой музыкальной школы и хореографии. Сейчас учат всех подряд, лишь бы платили. У малышки прекрасные данные к рисованию. Их бы надо развивать. А вместо статического балета для укрепления мышц я советую подвижные народные танцы. Но… Вот и вожу.

Присутствовала у внучки на соревновании по плаванию. Я в восторге! Пятью способами проплыть без остановки десять раз по двадцать пять метров!! Восхищаюсь тренером. Она краснеет от смущения. Она рада похвале.

Тамара говорит:

– Время-то как бежит! Будто бы только вчера было тринадцатое, а сегодня уже шестнадцатое. И все потому, что у нас яркая насыщенная жизнь!

– Да ты что! А и правда шестнадцатое! – удивляюсь я. И мы весело и беззаботно смеемся над собой.

*

Девятое мая. Смотрю парад Победы. Тесно, плечо к плечу, поддерживая друг друга, движутся шеренги ветеранов войны. Все седовласы. На лицах суровая гордость победителей. У меня перехватило горло…

По телевизору один артист рассказывает о себе. Я хотела переключить канал, потому что лет десять назад этот артист очень неуважительно отзывался о женщинах и был мне неприятен. Он выглядел грубым, циничным и злым, будто обиженным на весь свет. Такой огромный и такой капризный… Я тогда еще подумала, что не на тех полях ты, парень, ищет свою ягодку или сам стервец.

И вдруг слышу: «Развелся, потому что рядом с ней, талантливой, чувствовал себя бездарным и никудышным, а прикрывался презрением к женщинам. Отец рано ушел из жизни и не успел воспитать во мне мужчину, не объяснил, как строить отношения с противоположным полом. Меня растили женщины: мама, бабушка, тети, сестры. Любовь для меня была как наркотик. Я только умел ревновать, беситься и срывать двери с петель. Я был недоразвитым мужчиной и дураком. Мне не привили понятие семьи, чувство ответственности за близких людей. Детям не было места в моей жизни. Успеха я добивался только ради мамы. Я был непригоден к тому, чтобы сделать жену счастливой. Я был эгоист.

Много позже я понял, что все женщины, которые встретились на моем пути, были идеальными, что все зло исходило от меня. А я их винил, упрекал, хотя обижаться должны были они. Я считал, что если один человек уничтожает другого, если семья – поле боя, то надо расходиться. Нам нечего сохранять и незачем мучить друг друга. И уходил, считая себя во всем правым. И с предпоследней женой вел себя не лучшим образом. Я пил, жена молча поджимала губы. Теща видела этот ад и настаивала на разводе. И правильно делала. Жена потом говорила, что в браке со мной ни одного дня не была собой, потому что я гнобил ее. А она была красавица, умница с веселым характером.

И вдруг мне поставили страшный диагноз. И только тогда я понял, что счастье состоит в том, чтобы отдавать. Я осознал, что должен быть добрым, и тогда у меня в семье все будет хорошо. Я стал мыслить позитивно. Я каждый день говорил себе: не дергайся, не психуй, не требуй, не торопи. Диагноз, слава богу, не подтвердился, но я переродился и, наконец, стал человеком. Я беспощадно сознаюсь в своих ошибках и винюсь перед всеми женщинами, которых обидел. Я помогаю всем, оставленным мною детям».

Я зауважала того артиста. А моего мужа и страх смерти не вылечил от эгоизма. Он глупее? Может, он понимает, что хотя я его за многое (но не за всё) простила, для меня он навсегда останется человеком, сгубившим мою жизнь и принесшим своим детям бесчисленные страдания? Вряд ли. Его эгоизм глубокий и мощный. Его не искоренить добротой и мягкостью.

Интересно, как бы мой муж вел себя, будучи религиозным? Если бы он верил, что жизнь дается, для того, чтобы подготовиться к смерти, и что день смерти – день рождения вечной жизни? Абсурдное предположение.

Митя впервые за нашу совместную жизнь взялся мыть плиту. Я чувствую запах химического моющего средства.

– Пожалуйста, не применяй химию, – прошу я. – Ты же знаешь, меня после больницы тошнит от нее.

– Мыло плохо отмывает.

– Я им всю жизнь пользуюсь, и еще не разочаровалась. Залей плиту водой, это облегчит тебе работу, – начинаю заводиться я, видя, что он не торопится смывать пену.

– Ничем тебе не угодишь. Больше никогда не буду мыть плиту и вообще больше ни в чем не стану тебе помогать! – с вызовом заявил муж.

– Знакомая песня. Всю жизнь ее исполняешь. «Забери свои тряпочки, отдай мои машинки!» Детский сад, ей богу. Нарочно моешь химией, чтобы иметь повод и оправдание не помогать? Это в твоем стиле. Ты спокойно и намеренно ведешь свою обычную линию, – криво усмехнулась я, собираясь на улицу, чтобы отдышаться. Волей-неволей мои мысли возвратились к причине моей болезни. Для меня Митино поведение – цепь вопиющих бессмысленных или жестоких поступков, а для него они нормальные, естественные, единственно правильные. Он так и не понял, через что я прошла за эти полгода в больнице… И какой тут может быть консенсус?

И конечно, Митя сопроводил мою речь обычными сардоническими ухмылками.

Раздался телефонный звонок. Подняла трубку. На том конце провода дышат и молчат. Я жду. Слышу щелчок. Тишина и выразительные паузы – прекрасная связь между диалогами – хороши только в театре. А в жизни… Все как прежде... В голове сразу всплывает то горько-памятное утро и тот треклятый телефонный звонок… Настроение окончательно упало. Хочется плакать...

*

Назло мне муж купил на рынке плохих помидоров. Ест и нахваливает. Я не выдерживаю:

– После тех тухлых огурцов, которые насолила твоя мама, любая пища будет казаться вкусной.

Раньше я не позволяла себе задевать его мать даже горькой и обидной правдой… И даже тогда, когда поняла, что она ведет войну, в которой невестке выиграть невозможно Но надоело терпеть фокусы.

Странная эта история с огурцами. Помнится, я никак не могла понять поведение свекрови с точки зрения своих взглядов. Жили мы скромно, каждую копейку считали. Правда, на еде никогда не экономили. Она залог здоровья. И вот как-то привез нам мой знакомый целый центнер огурцов на засолку. Зелененькие, ровные один в один – ну просто загляденье. А у меня билет уже на руках, я к матери решила съездить. Путь не близкий, но на юбилей собирались родственники, с которыми я не виделась несколько лет. И телеграмму уже дала, чтобы встречали. Что делать? Свекровь у нас как раз была. Вот я и попросила засолить это богатство или в подвал отнести в холод – на ее усмотрение. Не одной, конечно, возиться, с сыном вместе. Уехала с неспокойным чувством. Перед глазами стояло злое лицо свекрови, завистливо взирающей на гору овощей. «Для сына должна постараться. Он любит соленое и острое. Мне-то нельзя», – успокаивала я себя. Но червь сомнения все же грыз, потому что знала характер этой женщины. Побыла я в гостях три дня и заторопилась домой. В общей сложности неделю отсутствовала.

Переступила порог квартиры и сразу все поняла. Баки и ведра с огурцами рядком стояли в коридоре. Вонища исходила от них жуткая. Жара в ту пору в городе стояла больше тридцати градусов. Приготовленные холодным засолом огурцы и в прохладную погоду больше трех дней в комнате нельзя оставлять, в подвал их надо срочно относить. Я села на диван и расплакалась. Накормила мамочка сыночка. У дочерей ишачит изо дня в день, а я один раз за столько лет попросила ее помочь и вот результат… А говорила, что сына любит, жизнь на него положила. А почему сын не отнес? Чем занимался вечерами? Привык, что я все сама делаю? Но в экстренном, непредвиденном случае мог бы постараться. Не велик труд. Хотя… если ему столовые приборы самому себе трудно к обеду взять… ждет пока подам… Это какая-то патологическая, запредельная лень. Не мог же он это сделать нарочно, как его мать?.. Себе во вред? Попыталась выяснить. Разорался, меня во всем винить стал. Ушат помоев на меня вылил. Красок не хватало, так он для остроты еще и с перчиком… А чего я ожидала?