Дневник. Том V. 1863–1864. Все и во всем Бог. Возлюби ближнего твоего, как самого себя

Не есть манной каши на молоке: раздражает нервы и делает нерасположение духа. — Манная каша, особенно молочная, сор для желудка. — Избирай пищу скудную и суровую, например черный хлеб.

Чай крепкий горячит и делает ядовитый осадок на дне чрева.

Оливок и сухарей не есть, да и вообще — молока и молочного: ужас как дна вол связывает сластями. Сливки с белым хлебом кренят.

Лимон в чае бывает часто некстати и только вредит своею кислотою.

Битору [296] с водкою никогда не пить.

296

Старинный сорт английского пива (от англ, и нем.: bitter — горький).

Самое неблагообразное, по нашему мнению, место как благообразно Господом устроено, так, как самое благообразное, например, лицо и перси и лядвия. — Вся премудростию сотворил ecu(Пс. 10,3, 24)! Красота и великолепие членов! Господи! Да удалится прелесть от сердец и мыслей наших. — Да будет совершен Божии человек(2 Тим. 3, 17)!.. Сердце мое! Ум мой! Будьте небесны!

Все и во всем Бог ^у .

Примечания

Хронологические рамки дневниковой тетради, составившей настоящий том, — от ноября и декабря 1863 г. до первых чисел августа 1864 г. (записи за август — декабрь 1864 г., содержащиеся в следующей дневниковой тетради, войдут в т. VI настоящего издания) — И, как ото было и в предыдущих дневниках, частично (без указания года) или полностью датированных записей в тетради немного (всего 50) и следуют они без соблюдения хронологии: за самой ранней записью от 20 февраля (1864 г.) следуют дне за 1863 г. — от 12 декабря и 10 ноября; ближе к концу тетради (см. с. 386 наст, тома) возникают еще две даты за 1863 г. — 28 декабря (без указания года) и за ней дата описательная — «Новый год на дворе…». О том, что обе последние даты относятся именно к 1863 г., свидетельствуют следующие за ними в хронологическом порядке записи за 5 30 января и 4 февраля 1864 г. Что же касается остальных записей за 1864 г., то они внесены в тетрадь в обратном порядке: за февральскими (от 26 и 27 числа) следуют августовские, за ними июльские, июньские, затем майские, апрельские, мартовские и вновь февральские. Все ото дает основание предполагать, что записи вносились в настоящую тетрадь, как и в предыдущие, значительно позднее. И только начиная с 1871 г. записи будут появляться в дневниках строго хронологически.

Итак, настоящий том это в основном дневник за первую половину 1864 г. В предыдущий, IV том, вошли дневниковые записи за 1862 г. Приходится констатировать факт отсутствия дневниковой тетради за 1863 г. В том, что этот дневник был сомнений нет. Сам отец Иоанн не раз повторял: «ведение дневника я считаю настолько важным, что стараюсь ни одного дня не пропустить без записи хотя бы самой крат кой заметки»(см.: Святой праведный отец Иоанн Кронштадтский. Воспоминания самовидцев. М., 2004, с. 15). К тому же, как уже говорилось, в настоящий дневник вошли две записи, датированные декабрем 1863 г., и одна — ноябрем. Дата «Декабря 12 дня 1863 года» (наст, том, с. 18) присутствует на заглавном листе рукописи дневниковой тетради: запись сделана крупными буквами по центру 2–го листа и графически выглядит так:

«ВО ИМЯ ОТЦА И СЫНА И СВЯТОГО ДУХА, АМИНЬ. ДА БУДИТ СВЕТ! ДЕКАБРЯ 12 ДНЯ 1863 ГОДА. ТОГО (ИИСУСА ХРИСТА) ПОСЛУШАЙТЕ.Господь Сущий по всему слову или речи Евангельской и церковной, да он и Сам Слово».

Так же выглядел изначальный заглавный лист дневника за 18601861 гг. (см. об этом: Наст, над., г. III, с. 688).

К 1864 г. внешняя (событийная) сторона жизни отца Иоанна изменилась мало: служба в Андреевском соборе и в Успенской приходской при Городской думе церкви, продолжение начатого с 20 сентября 1862 г. преподавания Закона Божия в Кронштадтской мужской гимназии и исполнение депутатских обязанностей по Кронштадтскому благочинию (Центральный Государственный Исторический Архив Санкт–Петербурга, ф. 19, он. 113, д. 2529, л. 2 об. Далее: ЦГИА СПб.).Прежним оставался и причт Собора, и по–прежнему скудным было содержание членов причта (см. об этом: наст, изд., т. IV, с. 520). Из архивных материалов известно, что в марте — начале апреля 1864 г. члены причта подали па имя митрополита Новгородского и Санкт–Петербургского Исидора прошение об увеличении жалования. Приводимые в этом документе аргументы дают представление о том, какое место в 1860 о гг, отводилось «штатскому» Андреевскому собору, прихожанами которого было в основном местное купечество в сугубо морском городе, «поблизости места церквей военного ведомства». В прошении, в частности, говорилось: «По ограниченному числу прихожан и по малости требоиеправлоний сравнительно с Санкт–Петербургскими приходскими церквами, при Андреевском соборе следовало бы быть не трехкомплектному причту, а однокомплектному, но уменьшить причт невозможно, потому что при соборе имеется еще приписная церковь Успения Божией Матери<…>, где в праздничные дни соборные священнослужители поочередно исправляют Богослужение, и в соборе ежедневно одну литургию позднюю, а в праздники и раннюю…. Причт собора состоит в положении островитян, получающих все потребное для жизни из Санкт–Петербурга по возвышенным уже ценам, при нынешней всеобщей дороговизне жизненных потребностей, но имеет прихожанами малочисленное кронштадтское купеческое общество, из коих подостаточнее выбывают в столицу, а многие состояния весьма недостаточного<….>Скудость причта увеличивается и… от следующих обстоятельств: прихожане собора… живут в рассеянии по всему городу и многие по близости места церквей военного ведомства. Посещая же церкви, они приглашают и для требоисправления в свои домы служащих при тех же церквах военного ведомства священников. Кроме того, в прежние времена средства к содержанию соборного причта были достаточнее, потому что к оному принадлежали… еще две церкви (кладбищенская и при штурманском училище) — где соборные священники исправляли священнослужение и все требы, и законоучительство.

Члены причта крайне стеснены в содержании своих семейств и вынуждены входить в долги у своих прихожан, и тем поставляют себя в унизительную от них зависимость. (Российский Государственный Исторический Архив, ф. 71)6, ом. 144, д. 629, лл. 1–2 об. Далее: РГИА).

Митрополит по ознакомлении с данным прошением 16 апреля этого же года обратился к членам Св. Синода, на что получил ответ, что Синод «в настоящее время не усматривает возможности назначить причту собора… — испрашиваемую… — прибавку жалования», но уведомляет митрополита, что «ходатайство его по сему предмету будет принято Св. Синодом в соображение тогда, когда представится возможность к его удовлетворению» (там же, лл. 8 8 об.).

Мало изменилось и прежнее несправедливо–пристрастное отношение к отцу Иоанну, служившему уже девятый год, настоятеля собора о. Павла Трачевского (ем. об этом: наст, изд., т. II, с. 660; т. III, с. 685687, 704). Это касалось не столько чрезмерной, подчас непосильной «нагрузки», которая по воле настоятеля приходилась на долю Батюшки (по сравнению с «нагрузкой» второго священника, о. Матфея Веселовского), сколько именно личного отношения «начальника» к «подчиненному». Вот лишь несколько заметок из дневника: «…терпи, если, например: обижает тебя твой начальник, присвояя что-либо неправедно из твоей собственности себе, или горделиво и грубо обращаясь с тобою, или обходя тебя в наградах, или иначе как-либо…» (наст, том, с. 86); «Если нужно оказать послушание начальнику с потерею своих денег или своей собственности вообще — в вещах или делах, не противных Богу, — не усумнись оказать это послушание во имя Божие…» (там же, с. 218); «Если протоиерей попросит скорее отслужить обедню или утреню, не усумнись и не воспротивься в сердце своем или на словах исполнить его просьбу и оказать послушание… С е послушание паче жертвы благи»(там же, с. 411); «Благодарю Тебя, Господи, яко избавил еси мя от греха лжесвидетельства на нищих Твоих, от греха, к которому понуждал меня начальник мой, злобный до них…» (там же, с. 288). О каком «лжесвидетельстве» идет речь в этой последней записи, неясно; ясно только, что пусть не «злобным», но часто подозрительным, несправедливым отношением к пищим заражались многие из окружения отца Иоанна; в таком же грехе винит себя и сам Батюшка. Не случайна такая запись в дневнике: «Нищие то же дети Отца Небесного, тот же образ Божий,то нее члены Христовыи храмы Духа Святого,как и мы, и еще тысячу раз лучше нас: потому что живут в нужде, несут внешний крест лишений и оттого живут в смирении, простоте, чуждые гордости, тщеславия, сладострастия, скупости, свойственных людям богатым, злобным: потому что привыкли с терпением переносить злобу других, брани, толчки, насмешки и взгляды презрения; довольствуются малым и насущным, возлагая надежду на Бога и добрых людей…» (там же, с. 141). И далее, как бы обращаясь к окружающим и к самому себе, он восклицает: «Мы же сами большею частию виновны в нищенстве нищих чрез свое любостяжание, скупость и жестокосердие, да мы же их и презираем…» (там же, с. 286). И призывает, предвосхищая собственный замысел будущего Дома Трудолюбия: «Ну прикройте их наготу приличною одеждою: и нам не будет их стыдно; дайте им приют или работу: и они не будут бросаться вам в глава. Позаботьтесь наставить заблуждающих на путь истины: и вы не будете видеть отвратительных примеров тунеядства и пьянства» (там же).

Что же касается собственно священнического служения отца Иоанна, то оно тоже оставалось прежним — Богослужения, требоисправлсиия, катехизаторство, проповедничество, духовничество, исполнение обязанностей депутата по Кронштадтскому благочинию… И все это было подчинено одной главной цели, которую он обозначил такими словами, обращенными столько же к прихожанам, сколько и к себе: «Внушать каждому христианину, что по душе своей он принадлежит к миру духовному, вечному, к ангельскому и к миру святых Божиих, ликующих на небесах, с которыми может сообщаться посредством молитвы, а по телу — к миру вещественному, временному, преходящему, чтоб он все силы души устремлял чаще к горнему миру — к своему истинному отечеству и презирал дольний — все, что льстит в нем плоти<…>. Но прежде всего, о иерей, исполняй это на деле сам, да иных можешь научить, да не скажут тебе: врачу, изцелися сам» (наст, том, с. 29;-! 294). В этом фрагменте обращают на себя внимание слова: «Внушать каждому христианину…», тесно связанные с другими, непосредственно обращенными it себе: «По возможности надо стараться знать всех своих прихожан. А для этого надо составить их списки…. Знаю Моя, и знают Мя Моя» (там же, с. 206). И здесь же: «Тебе, духовному отцу, надо навещать своих духовных чад (и другим внушать) и смотреть, как они живут, по–христиански ли, со страхом ли Божиим, помнят ли заповеди Господни и стараются ли исполнять их, особенно во взаимной ли любви живут, помнят ли обетования Христовы; прилежат ли ко храму Божию; читают ли Божие слово и слушают ли его в церкви; каждый ли год ходят на Исповедь и к Причастию; не коснеют ли в лености и нерадении, в пьянстве и других пороках, — и нерадивых вразумлять и устрашать страхом Суда Божия, а благочестивых поощрять обетованиями Христовыми». И опять, заботясь о прихожанах, обращается к себе: «С душевной готовностию, кротостию и любовию исполняй духовные просьбы своих прихожан, как бы ни было тебе недосужно или как бы ты ни устал, зная, что ты на то поставлен, на то живешь, чтобы быть усердным слугою всем членам Христовым, то есть прихожанам твоим. Не жалей себя, своего тела и энергии своей души на них, но жертвуй для них и своим спокойствием, и здоровьем, и всем и не ссылайся на побочную должность, если ее имеешь, что тебе некогда. Смотри, если себя будешь жалеть и неохотно или с негодованием внутренним будешь служить прихожанам, то и себя крайне будешь этим уязвлять, и Богу не угодишь, и прихожанам истинной пользы не принесешь. Доброхотна дателя любит Бог.Помни: пастырь добрыйне жалеет себя для овец и душу свою,то есть жизнь свою, пологаеm за овцы»(наст, том, с. 248–249).

Тем же «пастырем добрым» был отец Иоанн и на своей «побочной должности» — преподавании Закона Божия к гимназии. В самом начале настоящего дневника он наметил «программу», а вернее, характер своего законоучительства: «Преподавание должно быть не обширное, но единичное (единство идеи) и возможно ясное и сильное, а не вялое» (там же, с. 12). И здесь же заметил: «Вперед совершать молитву умно и писать объяснение молитв для детей». В дневнике появляется такое «Объяснение гимназистам утренних и вечерних молитв», тропарей троичных и псалма «Помилуй мя, Боже…» (там же, с. 32 51).

На страницах дневника появляются записи–размышления, свидетельствующие об огромном таланте отца Иоанна — педагога и даже наставника педагогов. «Приносит ли пользу невольная, наружная молитва?» — вопрошает он. И отвечает: «Нет. Она противна Богу. То же разумей и о учении. Учение невольное, буквальное не приносит пользу. Как невольный молитвенник только слова перебирает, а силы их часто не понимает и не чувствует, и не просвещает, не согревает и не оживотворяет ими сердца своего, — так и невольный ученик. Надо приучать добровольно учиться, надо учить размышлять о том, что говорят» (там же, с. 214).

Текст дневника изобилует записями, возникающими по самым разным поводам, связанным с преподаванием. Иногда это экспромт–обращение к ученикам во время урока («Дети! Чье это здание, которое мы называем миром? — Божье. Чье здание человек? Божье потому Бог и называется Создатель, Благодарить мы должны Бога, что Он открыл нам Себя и как Он создал мир» (наст, том, с. 85).) Иногда благодарность Господу за удачно проведенные уроки: «Благодарю Тебя, Человеколюбие, Помоще моя, что Ты помог мне победоносно просидеть в беседе с учениками три класса (30 мая) в субботу, как и всегда…» (там же, с. 148–149). «Благодарю Тебя, Человеколюбца,<…>что Ты окружаешь меня радостями избавления. — Три класса Ты провел меня победоносно, и я выходил из них, как герой после победы, радуясь о силе и помощи Твоей, о всеспасительном, всемощном и всепобеждающем ИМЕНИ ТВОЕМ, ГОСПОДИ!» (там же, с. ЗЗЗ). «Благодарю Тебя, Человеколюбче, яко премного утешил еси мя успехом преподавания Закона Твоего в классе. Мирно, величественно держался я о имени Господни. — Февраля 17 дня 1864 года. Понедельник» (там же, с. 341). Иногда обращенные к самому себе призывы: «Баллы выставлять снисходительно» (там лее, с. 248); «Надо и то наблюдать касательно учеников, чтоб не явились мудрыо себеи не стали унижать учителя; надо и оборвать их иногда» (там же, с. 423); или: «Старших учеников не стыдись называть детьми, как и должно; да и для того чтоб они помнили, кто они, — и не гордились» (там же, с. 425).