Дневники Апокалипсиса

– Говорят, эти технологии создают большие проблемы для всей нашей цивилизации, - волновалась Маша, - а вдруг их запретят и больше никто не сможет стать такими как мы.

– Ерунда! Нас это не коснётся.

Но время шло, а ничего не менялось. У дочери был доступ к банковским счетам - она могла беспрепятственно тратить столько, сколько ей было нужно, но она ни разу так и не воспользовалась родительскими деньгами.

Сначала она жила неподалеку. Мы часто виделись, но вскоре Варвара переехала в другой город, а точнее, в деревню. В лесах Сибири ещё встречались небольшие поселения с одноэтажными бревенчатыми домами.

Теперь мы виделись реже - на дни рождения, иногда на новый год или на другие праздники.

Все переменилось... Отношения с Машей похолодели. Имея возможность неограниченно врачевать тело и возвращать его в первозданное состояние, мы так и не научились залечивать раны душевные. Между нами выросла стена. Мы меньше общались, все чаще ссорились, хотя я по-прежнему продолжал любить её. Сославшись на неотложные дела, я улетел на Луну, потом на Марс, затем в дальний космос... Попытался снова вернуться к бизнесу и политике, но уже без былого энтузиазма. " Все проходит", - уговаривал я себя...
– "Пройдёт и это."

А затем Варвара исчезла! Просто пропала, не сказав ни слова.

Однажды ночью Маша связалась со мной. У нее были заплаканные глаза, волосы растрепаны.

– Я уже несколько дней не могу дозвониться к Варе...

Через час я был на Земле. Дом, в котором жила дочь, оказался пуст. Судя по всему, её здесь не было уже очень давно.

Полиция приняла заявление о пропаже, я подключил связи, и очень скоро поиски увенчались успехом.

Мы нашли её в монастыре.

На островах, недалеко от берега северного моря, где ютилась женская обитель. Варя трудилась в ней как послушница.

– Ну вот, маму перепугала! Мы с ног сбились, а ты вон где.

– Я уже взрослая, зачем из-за меня волноваться?

Она была в черном подряснике, волосы убраны под косынку. Внешне Варя сильно напоминала мать - такие же правильные черты, красивые губы, голубые глаза. Но больше всего меня поразил её взгляд. Он был не такой, как у меня и у Маши. И не такой, как у других - сверхсовершенных людей. Он был простой, понимающий, тёплый, без тени осуждения и укора... Он был смиренный... Будто взгляд ангела.

Дочь сидела на скамейке, смотрела на нас и улыбалась...

Я не знал, что сказать. Не понимал, как себя вести. Не находила подходящих слов и моя жена. Мы никогда не учили её этому, не рассказывали, потому что не знали сами... Это был её личный осознанный выбор.

– Вот видишь...
– попыталась улыбнуться Маша, - у меня есть многое, но никогда не будет внуков... А могла бы, ну, не знаю, жить как все, найти себе жениха...

– Я уже нашла себе Жениха, - тихо ответила Варя.

Больше мы не пытались её переубедить.

Нашу дочь звали Варвара, что в переводе с древнегреческого означает "чужеземка". Она была чужая здесь, словно из другого - запредельного, заоблачного мира.

Последняя наша встреча произошла, когда ей было уже далеко за восемьдесят.

Маленькая высохшая старушка.

Мы сидели на берегу моря, шумели волны, дул лёгкий ветерок.

Я молчал. Было так странно сидеть рядом с постаревшей дочерью и слушать её слегка скрипучий надтреснутый голос.

– Даже не знаю, как обратиться к тебе, - пошутил я, - Варвара...?

– Теперь у меня другое имя.

– У тебя могло быть все! Вся вселенная лежала у твоих ног.

– Что толку, если приобретёшь весь мир, а душу свою потеряешь?

Её земная жизнь подходила к концу. Но было видно, что она готовится к чему-то другому. К чему-то большему, таинственному и запредельному, словно к какой-то долгожданной и волнительной встрече.

От её слов, от того, как она говорила, становилось тихо, спокойно, как будто над нами пели ангелы...

Я был уверен - она молится за меня, и именно от этого так легко на сердце.

Варя казалась намного старше меня и мудрее.

– Твоя душа прозрачная, чистая, как ручей, а моя тяжёлая, как камень, лежит на дне, заросла илом, будто пустила корни.

– Господь словно открывает бездну, которая внутри, и бездне этой нет ни конца ни края. И наполнена она тьмой. Но во всей этой необъятности человеческой души, обитать должен - Он!

– Я не умею так верить.

– Всю свою долгую жизнь ты только и верил, что в божественные технологии.

– Наука проникла глубоко в космос, разобрала вселенную на мельчайшие частички и даже умудрилась проникнуть на ее изнанку, но никто из ученых так и не смог обнаружить Бога.

– Наука - это инструмент познания, - вдруг серьезно заговорила она, - а научный факт - это то, что подтверждается экспериментально. Если эксперимент невозможен, значит, нет и самого факта, а есть лишь предположение, гипотеза, область непознанного! Как можно доказать существование Бога путём эксперимента? Подобный эксперимент невозможен в принципе. То есть Господь не может быть объектом науки. Он за её гранью. Либо такой инструмент, как наука, не подходит для Его познания.

– Наука изменила человека. Она позволила нам забраться на следующую ступень эволюции!

– В таком случае, жизнь должна быть естественным свойством неживого!

Она внимательно посмотрела на меня.

– Если мир только лишь материален, значит, твои глаза - это попытка, а скорее, необходимость материи увидеть саму себя. Значит, в неживом возник фатальный, непреодолимый перелом к жизни!

А откуда в камне желание жить? Как из минералов, атомов и молекул разных химических соединений возникает сочетание, которому во что бы то ни стало нужно эволюционировать до способности увидеть самое себя? А главное, зачем неживому миру смотреть на себя?

Если мир только лишь материален, значит, жизнь не может быть волей случая. Она должна быть естественной природной неизбежностью, присущей даже самой мельчайшей частице неживого, и это преображение от неживого к живому должно происходить повсеместно! А мы этого не наблюдаем... Почему?

Почему естественна и банальна лишь смерть? Преображение живого в прах. Оно хорошо известно, изучено и выставлено на всеобщее обозрение. А претворение праха в жизнь сокрыто... Почему?

Мне кажется, эти простые вопросы ставят между таким органом живого существа, как глаз, и неживым миром непреодолимую пропасть, через которую не способна перешагнуть никакая эволюция.