Дневники св. Николая Японского. Том ?I
Шрифт:
Когда мы были у Иоанна Такигами, видели отщепенца Исайю Сунгита, бывшего катихизатора, потерявшего веру, поступившего, по слухам, к тем, которые не веруют в Христа как Бога; живет он ныне у Такигами с тем, чтобы жениться на сестре своей бывшей жены, недавно умершей.
Когда ему катихизатор Мукояма говорил, этот брак — противозаконный, то он ответил, что, оставил Церковь, он не верует в ее законы; Такигами же слишком новые христиане, чтобы понять важность подчинения уставам церковным; в семье у них больше всего мать хочет этого брака. Как же? Сунгита — дворянин родом и занимается философией; вон каких красивых корешков на стол навалил — и все немецкие! Еще не желать этого брака мужичке для своего детища! Свадьбу давно бы уже и сыграли, да, к несчастью, невеста еще совсем ребенок, лет четырнадцати. Жаль мне, однако, стало Сунгита; припомнил я его
— Совсем потерял веру? — спрашиваю.
— Нет. В Христа верую, а вот насчет Троицы у меня свои мнения.
— Но было же прежде хоть несколько веры и в Троицу.
— Было, без того не был бы катихизатором.
— Значит, вера ослабела, а потом и совсем исчезла; без веры в Троицу нельзя веровать в Христа, как Бога; потерял ты всю веру. Но ее можно возобновить. Не сделаешь ли этого? Жаль мне тебя: отвергшись от Христа, ты вступил на путь Иуды, на путь вечной погибели, и если не постараешься вернуться к Христу, ты обречен на нее. Обратись. И Апостолы когда–то чувствовали слабость веры и молились: «Умножь нашу веру». Помолись и ты.
— Я занят наукой ныне, у меня свои цели.
— Какой специальной наукой?
— Философией.
— А лет тебе сколько ныне?
— Двадцать шесть.
— В двадцать шесть лет дармоедничать! Тебе нравится накупить книг с красивыми корешками, снискивать тем вот это красивое платье да сладкую пищу, да деньги на расходы, да покой и лень сколько душе угодно.
— Я вовсе не ленюсь, а сильно занят, чрез три–четыре года вы узнаете, что такое Сунгита, на что он способен.
— То есть чрез три–четыре года ты издашь книгу, даже две–три, больше по философии, если богатый мужик даст тебе денег на то, натешишь тем свое самолюбие; книги твои чрез три–четыре года еще будут всеми забыты, ибо у тебя нет способности созидать книги прочные; ум у тебя самый заурядный; знаю я тебя по школе, не человек ты науки; так теперешнее твое занятие — не простая ли потеря времени, лучшего времени в жизни, данного человеку для работы, для служения Богу и ближним?
— Но мне хочется исследовать разные истины, решить вопросы…
— Вечность будет у нас для решения твоих вопросов, если они религиозные; здесь дано нам знать настолько, насколько только нужно, чтобы предчувствовать радость решения вопросов, — там, у Бога, источника истины. А хочешь исследовать, насколько возможно, то здесь, вот тебе путь: приходи опять в катихизаторскую школу: там ныне преподается Основное Богословие, которого ты не изучал, и другие науки, небывшие по программе, когда ты учился; преподаватели, кончившие курс в Духовной Академии, хорошо знакомые с философией; при помощи их ты можешь лучше успокоить свои сомнения и решить вопросы, чем живя здесь.
Задумался. Видимо, не совсем он потерянный, нет у него заскорузлой гордости, какая у другого отщепенца, его приятеля, должно быть, и смущавшего его, Павла Нисиока.
— Да вот еще. Не смущай ты христианское семейство и не вводи его во грех проявления Божией Заповеди. Брось намерение жениться на сестре своей покойной жены, принимай благодеяние дома Такагами, как родственного тебе по жене, но за них не плати дому Такагами злом — введения их во грех.
И на это ничего не выразил, а ушел, после еще длинных увещеваний с моей стороны, в раздумье.
— Завтра утром отвечу, — говорит. Я заметил ему, что ответ может быть и не так скоро; только пусть будет благо обдуманный и решенный. Призвал потом Иоанна Такигами, увещевал его не выдавать сестру за Сунгита, не губить ее тем, ибо не может быть благословения Божия на брак, прямо противном Божьей Воле, и у людей, ясно знающих сию волю; советовал Иоанну мало–помалу действовать на мать и отца и переменить их мысли насчет сего брака.
С семи часов вечера началась в доме Петра Такагами проповедь для язычников. Собралось всех, с христианами, человек 60. Проповедь устроена была именно с тем, чтобы отчасти отразить смущение, не могущее не быть от Сунгита, некогда катихизатора здесь, ныне противника Христианской веры, и потому хорошо, что были почти все христиане на ней.
Сначала говорил катихизатор Игнатий Мукояма — недурно, только не в меру растягивает примеры и пояснения; из–за лесов часто не видно здания. Я говорил начальную — о Боге и Спасителе, но с применением
к местной потребности.По окончании проповеди братия устроили краткий симбокквай; адрес прочтен был; я убеждал завести «кооги», ибо здесь взрослых мужчин 15, женщин 13. Братия тотчас согласились и избрали для следующего собрания трех «коогися» и «кандзи». Так как теперь время совсем свободное от работ, то собрания будут производиться два раза в месяц, во второе и четвертое воскресенье. Христианки после при помощи Мукояма заведут «кооги–квай»; ныне их мало было налицо.
Мукояма, катихизатор, будет посещать Тасино в три недели раз, чтобы каждое третье воскресенье молиться здесь с братьями и говорить им поучение. Чтобы это было верно, я обещал ему дорожные. Больше пока ничего нельзя сделать для сей Церкви. Нельзя также ничего сделать для совсем захиревшей Церкви Томиока; катихизатора бы нужно для сего большого города, но нет его.
В двенадцать часов ночи, по сильному холоду, вернулись на ночлег в Томиока.
23 ноября/5 декабря 1892. Понедельник.
Томиока.
Утром пошли посетить братий в Томиока; были в пяти домах. Есть здесь врач Лука Оогами, родом из Оита–кен на Киусиу, автор вчера прочтенного адреса; есть Павел Куросава, мой крестник, заведующий пересылками (цу–ун квайся); в доме его когда–то о. Павел Ниццума служил литургию, но хладен сей мой крестник к вере, знаком чего служит то, что до сих пор он один христианин в доме — семья некрещеная; впрочем, когда нужно, жертвует на Церковь; живет и торгует здесь Петр Унно, бывший катихизатор, и, к удивлению моему, нашел я его дом и лавку в самом блестящем состоянии; торговля пока еще, конечно, грошовая — торгует игрушками, фонариками, папиросами и прочей мелочью, но видно, что на хорошей дороге; жена у него, к счастию, умница; она с своей стороны трудится — учит шитью; до 90 учениц у нее — не все, конечно, разом приходящие; застали работающими шесть; на одну девочку она указала, как на неверующую в идолов и каждое утро молящуюся Отцу Небесному — значит, и ревность к распространению веры у Юлии есть. Петр Унно собирается, несколько оправившись средствами, заняться проповедью самостоятельно, не получая денежной помощи от Миссии; боюсь только, что он, развившись, забудет Бога, — В заключение сегодняшнего обхода осмотрели здешнюю шелкомотальную фабрику, самую большую в Японии. Основана двадцать лет тому назад Правительством, в образец народу; и до сих пор она правительственная. Выписаны были французы построить и завести дело в ней; начальник их, Mr. [monsieur?] Brunat, и до сих пор печатается на фактурах шелковых тючков. Работают на ней 300 молодых женщин: разматывают коконы, соединяют в нитки по четыре шелковинки, делают мотки шелку, взвешивают каждый моток, упаковывают мотки для отправки в Америку и Францию; на весь шелк имеется предварительный заказ. Работают парами. Фабрика, по–видимому, в самом блестящем состоянии.
Братья и сестры из Тасино пришли проститься. В двенадцать часов мы выехали из Тамиока, чтобы доехать в тележках до станции железной дороги в Аннака, и отсюда в Токио. Братья и сестры вышли за город, пока мы на скорую руку обедали и, построившись у школы, приняли благословение и распрощались с нами. Сегодня у них будет церковное собрание, симбокквай, поговорить о том, что вчера много было внушаемо им; оставлены они в очень благочестивом настроении. Собрали нам с о. Семеоном на дорогу 6 ен; я эти деньги принял, но пожертвовал им обратно в Церковь. Они тем не менее оказались обязательными: наперед заплатили за наши — мою, о. Семеона и катихизатора Мукояма тележки до Аннака. 1 1/4 часа было нашего пути до Аннака от Томиока. Налево красиво вырезывалась на небе трехвершинная скалистая гора Мёогизан и рисовалась снежная Асама, на которой, впрочем, сегодня не видно было дыма ее кратера. (Аннака–station, два часа дня).
Посещение Церквей
прихода о. Федора Мидзуно
28 ноября/10 декабря 1892. Суббота.
Обасира в Цицибугоори.
Выехавшие утром с о. Федором, в 8 ч. 45 м., из Уено, мы были в 11.30 в Хондзё и в четыре часа в Ообасира, сделав последний путь в дилижансе. В Ообасира построен усердием христиан молитвенный дом, но христиан всего один дом Макария Араи, одолжившего землю под молельню; другой здесь бывший христианский дом охладел к вере.