Дневники св. Николая Японского. Том V
Шрифт:
Дождь рубил с утра и все время до полдня, но не вежливо было не поехать. За то и там оказали вежливость: для меня приготовлена была постная пища. «У нас уже Пасха прошла, у вас еще пост», — заметила M-m Санномия, родом англичанка, когда стали подавать. Были члены нашего Посольства, адмирал Дубасов с флагофицером и капитаны — «России» Доможиров и «Владимира Мономаха» князь Ухтомский, граф Оокума с женой и трое–четверо японских гостей. Санномия получил от нашего Государя подарок за прием здесь Великого Князя Кирилла Владимировича, и это было причиною угощения русских сегодня.
Когда вернулся домой, в три часа, здесь нашел о. Павла Савабе, собирающегося послезавтра в Одавара. Он ныне в настроении хорошем, кажется, совсем благонадежном; вероятно, поездка его послужит к укреплению добрых отношений христиан с о. Петром. Из Одавара отправится в Сиракава, где и на Пасху будет.
1/13
пятой недели Великого Поста/
О. Фаддей Осозава вновь пришел просить увольнения его в заштат. Совсем было поправился, но простудился и опять хрипит, и по голосу, действительно, не годен ни на какую священническую службу. Нечего делать, сказал ему, что увольняется, но что содержания ему (пенсии) не могу дать больше, чем получает ныне заштатный о. Иоанн Оно, то есть двенадцать ен. Ныне ему идет ежемесячно 28 ен 40 сен, и особо на лечение давалось почти целый год каждый месяц пятнадцать ен. Семьи у него — жена и семеро детей, из которых только двое на содержании Миссии, в Семинарии, прочие должны остаться на тех же двенадцати ен. Все это сказал ему, он, тем не менее, продолжал просить увольнения. Ладно. С следующего месяца пусть считается в заштате. (На отца еще, сверх вышеозначенного высылается ему четыре ены. Не знаю, как с сими?)
О. Феодор Мидзуно вернулся с посещения Церквей в Симооса; больше пятнадцати крещений совершил; много новых слушателей у катихизаторов; вдова Филиппа Судзуки вовсе не притесняется родными, но так как она сама хочет служить по Женской школе у Филиппа Узава, то родные не удерживают ее, будут высылать ей по две ены в месяц, готовы и в будущем заботиться о ней и детях. Дарья Судзуки и перейдет в Кабусато, чтобы присматривать за Женской школой там. От меня о. Феодор просит три ены ежемесячно Дарье. Пусть. Продиктовал письмо к Филиппу Узава, чтобы он взял к себе Дарью, позаботился о помещении ее с детьми, внушив родителям учениц заботиться о ее пропитании; от Миссии же будет высылаться ей по три ены ежемесячно до поступления ее дочек в миссийскую Женскую школу.
2/14 апреля 1899. Пятница
пятой недели Великого Поста.
Согласно приглашению третьего дня от адмирала Дубасова, был сегодня на обеде на крейсере «Россия» в семь часов вечера. Разумеется, не так, как третьего дня у Санномия, — не позаботились приготовить что- либо постное. В половине обеда только адмирал счел нужным извиниться: «Я и забыл, что сегодня пятница!» Но совершенно забыл и в момент извинения, что ныне уже пятая неделя Великого Поста, тогда как в доме язычника Санномия знали и подумали о том. К счастью, я не обедаю никогда и потому без убытка для себя мог ответить адмиралу: «О, не беспокойтесь! Я не имею обычая обедать и приехал только засвидетельствовать почтение Вам» и просидеть праздно за обедом, наслаждаясь лишь прекрасной музыкой, которая играла все время.
На пути в Йокохаму, в вагоне, прочитал записку адмирала, которую вез и читал секретарь Посольства Поклевский. Суть — воинственное расположение к Японии; «мы–де должны завладеть Кореей, которая нужна по поводу нашего богатырского роста, но которую так взять нам Япония не даст, ибо ей Корея нужна для более серьезных целей (для обитания и пропитания по причине тесноты дома)»… Впрочем, пишет гладко и приятно — а потому спать пора — черчу усталый, в первом часу ночи, вернувшись из Йокохамы, в дождь.
3/15 апреля 1899. Суббота
пятой недели Великого Поста.
Совесть укоряет за то, что вчера осудил в душе адмирала за несоблюдение поста. Господь с ними! У самого больше грехов. Прости, Господи! Нужно смотреть на хорошую сторону людей, а худую, если ее нельзя исправить, не замечать. Хорошего же у наших моряков сколько! Как они трудятся для Отечества! На моей памяти флот от таких судов, как «Посадник» и «Наездник», которые я видел в 1861 году, дошел до «России», этого удивительного стального города, чуть не с тысячею обитателей и, по–видимому, совершенно неуязвимого. Кто ж, как не моряки делают все это? И вчера мы, береговые гости, вернувшись, легли спать, а они, оба судна — «Россия» и «Владимир Мономах» — в десять часов вечера, в дождь и темень, пошли в море. Как прекрасен был мой земляк, капитан Доможиров, в непромокаемом пальто на палубе под дождем, когда мы прощались с ним! Целую ночь он не сомкнет глаз; стоя на мостике, чтобы беречь свою великолепную «Россию» от всякой опасности. А адмирал разве не прославил русский флот своим самоотверженным подвигом в войну с турками? И ныне разве
он мало потрудился над устройством «Порт—Артура»? Разве не потрудился и над запиской, которую я вчера читал и в которой столько прекраснейших мыслей и удивительно собранных статистических данных? Положим, его идея о необходимости войны с Японией не выдерживает серьезной критики (если только не выдерживает), но источник ее — патриотизм, которому нельзя отказать в полном сочувствии и уважении…О. Роман Циба вернулся с обзора своих Церквей в Симооса и Кадзуса; совершил несколько крещений. В Циба, где больной катихизатор Григорий Камня, особенно худо; исповедались и приобщились только двое, больше никого и на молитву не мог дозваться о. Роман; впрочем, там всего четыре христианских дома.
Видел сегодня Анну Кванно совсем умирающую: кожа да кости; почти вся уже похолодела; едва движет языком: «Цуми (греха)», говорит смиренно и старается правой рукой сотворить крестное знамение; кругом нее сидят и плачут. Разреши ее, Господи, поскорей от страданий ее телесных!
4/16 апреля 1899. Воскресенье
шестой недели Великого Поста.
Господь разрешил, наконец, свою рабу Анну от телесных уз: сегодня пополудни, в три часа, она скончалась. По–видимому, до последних минут сохранила сознание, хотя едва могла выражать это. Когда зазвонили к Обедне, правая рука ее силилась подняться для крестного знамения; когда в первом часу о. Павел Сато пришел читать отходную и ей сказали о том, она слабым наклонением головы ответила. Спаси ее, Господь! Достойна она милости Божией! Больше двадцати лет трудилась для Женской школы, любила девочек и заботилась о них, как родная мать. Она, приняв едва зачинавшуюся Женскую школу, своим разумным управлением ее довела ее до нынешнего ее превосходного состояния, стяжала ей имя и почет и сделала ее полезною для Церкви. Под ее материнским руководством воспитался и добрый состав служащих ныне в Женской школе, так что можно надеяться, что при помощи Божией она будет вестись и вперед не хуже.
До обедни человек десять крещено. После Обедни были у меня, между прочим, два христианина из Сакари; просили туда катихизатора, ибо Павел Кубота из Кесеннума назидает их редко и слабо, а они между тем действительно достойны лучшего попечения; христианский дух в Сакари нисколько не упал с отнятием у них катихизатора; это они заявили приобретением участка земли в городе для постройки Церкви; земли больше 200 цубо, и истрачено на покупку ее больше 200 ен, что для небольшого числа христиан в Сакари не мало; ныне задумывают церковную постройку на ней. Но нет вдохновителя и руководителя; просят на будущем Соборе непременно назначить им катихизатора. Я сказал, чтобы прислали прошение о том.
5/17 апреля 1899. Понедельник
шестой недели Великого Поста.
Утром я поехал в Йокохаму: разменял вексель содержания Миссии из Казны за второе полугодие; хотел было положить деньги в Русско–китайский банк, да там на 63 ены сказали дешевле размен (фунт стерлингов — ена), чем в Hong Kong and Shanghai Bank’e, почему опять и положил в этот банк; но десять тысяч ен (из 25.078) взял, чтобы положить на проценты на полгода; хотел — в наш Русско–китайский тоже, но опять сказали процентов только четыре, тогда как у Мицуи — пять с половиной процентов, куда и сдал, привезши в Токио — Одно только и удалось сделать в нашем банке: взять вексель на пятьсот рублей для отсылки в Одессу на церковные свечи; за эти пятьсот рублей пришлось заплатить 516 ен 25 сен. — Завтракал потом у консула князя Лобанова, и после с ним мы поехали в католический Женский пансион, на горе; сдал я сто ен, оставленные о. архимандритом Амбросием для передачи матери Матильде, начальнице, на воспитание определенной туда Александры Алмазовой (Олсуфьевой) за второе полугодие, с конца апреля; кроме того, просил, чтобы эту девочку и еще трех православных русских, воспитывающихся там, прислали в Страстную сюда, в Миссию, поговеть и потом встретить Светлый праздник. Пришлют их в Великую Пятницу, а в Пасху, в одиннадцать часов пришлют за ними. Здесь они побудут в нашей Женской школе.
Без меня здесь, около полудня, покойницу Анну положили в гроб и перенесли в Собор, в крещальню, где, вернувшись из Йокохамы в четвертом часу, я застал у гроба старших учениц, человек десять, из которых пять читали вслух Псалтирь, прочие печально слушали; Анна благолепно лежит вся в цветах; гроб обит шелковой тафтой цвета зрелого винограда, по образчику, данному мной вчера. К шести часам гроб перенесли в Собор и поставили против амвона; в шесть была всенощная, отслуженная о. Павлом Сато. Потом старшие ученицы и учительницы, чередуясь, всю ночь читали Псалтирь.