Дневники св. Николая Японского. Том V
Шрифт:
Вернувшись из Церкви, я застал у себя «коочёо» Сенума — тоже трактовать о том, что Кавамата хочет учиться для поступления на церковную службу, а родители лишают его за это содержания. Сказал Сенума, чтобы истребовать у родителей свидетельство, что они отдают сына на службу Церкви, тогда и будет принят на церковное содержание.
6/18 января 1899. Среда.
Богоявление Господне.
Утром было крещение, между прочим, дочери Ивана Акимовича Сенума и его супруги Елены, которая, как молодая мать, пресмешно обращается с своей дочкой, точно с куклой, — все смеется на нее и тормошит, хотя та спит невозмутимо. Нет приятнее
Холода настоящие крещенские; оттого, должно быть, и в Церкви мало было: впрочем, благочестивые люди все пришли и с любовью брали освященную воду в сосуды для своих домов. Между прочими встретился на крыльце, выходя из Собора, Иов из Одавара (что был в «Сооси»), столь ссорящегося с о. Петром Кано; сунул под благословение свою дочку и показывает в платке бутылку с святой водой. «Вот, пришел взять святыни для своей хижины», — говорит. Я его благословил и дал просфору. «А примирился ли?» — Спрашиваю. — «Нет еще, но на пути к тому», — отвечает.
Вечером не переводил, а занимался отчетами, чтобы поскорее кончить дело.
С сегодняшней Владивостокской почтой пришло известие, что Финляндский архиепископ Антоний назначен Петербургским митрополитом. Каков–то будет для Миссии? От Петербургской митрополии немало зависит благосостояние ее. Без Высокопреосвященного Исидора, вероятно, Японской миссии и не существовало бы.
7/19 января 1899. Четверг.
Регулярные занятия по школам. Представлялся новый учитель физики Мацуми, брат математика, некогда преподававшего и у нас.
Мы с Накаем переводили паримии.
После обеда перечитал письма; все больше еще поздравительные, или описательные празднований; из Маебаси, например, красноречивое письмо Павла Оонума, в котором, между прочим, говорится, что у них на Рождество во время Литургии молился, да еще, кажется, в облачении, епископальный миссионер иностранец, и очень усердно кланялся в землю; описывается «фукубики», не совсем благочестивое, видимо, по неразумению.
Есть два письма с Формозы, одно из Кореи. Последнее от Спиридона Араи; просит выслать на его счет стихарь в его родную Церковь в Накацу; сетует, что православной проповеди нет в Корее, тогда как протестанты и католики охватывают сетью страну.
О. Павел Савабе из Сиракава вернулся. Христиане тамошние прислали прошение, чтобы о. Савабе часто посещал их, ибо о. Тит редко бывает у них. О. Тит приложил от себя просьбу о том же. О. Павел, на спрос мой о сем, изъявил готовность; почему христианам отвечено, что по их желанию будет.
О. Савабе говорит, что нужно поставить священника для Сиракава с окрестностями. Пусть подготовляет к сему Иоанна Оно, теперешнего катихизатора в Сиракава. Он кончил курс Семинарии, в поведении безукоризнен, женат весьма удачно (на дочери о. Иоанна Сакай); ему теперь двадцать семь лет — чрез три года может быть поставлен во священника.
Был протестанстский конгрегационалистский катихизатор и вместе издатель христианской газеты, Хацихама. «Пришел, — говорит, — для назидательной беседы и прошу убедить японский народ: 1. касательно того, что Бог есть личное Существо; 2. касательно существования загробного мира и 3. касательно целесообразности человеческих бедствий и страданий». Видно, что сам страдает сомнениями во всем этом; но очень симпатичный молодой человек. Я с большим удовольствием беседовал с ним часа полтора. Кое–что из разговора он старался записать. Родом он из Окаяма–кен и знает Исайю Мидзусима, брошюрами которого я снабдил при прощании, пригласив и еще бывать у меня.
8/20 января 1899. Пятница.
Между письмами одно — из «Loren’s Land», от доктора Александра Сугияма: описывает путешествие
и прибытие к нему его жены, Софьи, и их нынешнее счастие после долгой разлуки. Дай Бог ему прочность чувства его жене, вполне достойной женщине!Из Хакодате прибыла Ольга Таира, вдова Павла, обладательница кирпичных и черепичных заводов там; привезла свою племянницу, двенадцати лет, и дочь Анны Хингамура, когда–то воспитанницы нашей Женской школы, ныне учительницы в Хакодате, тоже двенадцати лет, в Женскую школу сюда; по четыре ен будет плата за них ежемесячно. Ладно. Иначе не следовало бы принять, особенно последнюю, мать ее не отличается благочестием и не платит за благодеяние своего дарового воспитания здесь, хотя учительница для языческой школы хорошая.
Петр Исикава, редактор, приходил; просят его в Одавара — мирить немирных с о. Петром Кано. С Богом! Снабдил его надлежащими сведениями; но дал наставление — непременно снестись предварительно с о. Петром Кано — конфиденциально.
9/21 января 1899. Суббота.
Утром, после Литургии, служил панихиду по Высокопреосвященном митрополите Палладии, рабе Божии Павле (Таира, о молитве за которого просила вчера его вдова Ольга, пожертвовав на Церковь десять ен) и прочее.
Составлял, между прочим, план Праздничной Минеи, издание которой ныне предполагается. Не так легко, как полагал. Все перевести, конечно, еще нельзя; но что напечатать? С самого начала: новый год, и предрождество Рождества Христова, и священномученик Игнатий Богоносец, — как соединить эти службы? Толковали с о. архимандритом Сергием; определенного плана не нашли; придется ответственность взять на себя.
10/22 января 1899. Воскресенье.
После обеда была христианка из Сукагава, где Василий Сугай катихизатором, — с своими родными: молодым человеком и девушкою, живущими здесь, в Иидамаци, слышащими всегда звон соборных колоколов; первый был, говорит, два раза у нас в Соборе, вторая — ни разу.
— Какой буддийской секты вы? — спрашиваю.
— Никакой, — отвечают.
— Так какой же веры?
— Никакой!
Так говорит молодое японское поколение ныне вообще.
Произошел разговор, в начале которого улыбались, потом были серьезны. Дал брошюр и адрес катихизатора Симеона Томии, живущего у них под носом.
11/23 января 1899. Понедельник.
Множество писем, и ничего замечательного; по обычаю, несколько просьб о деньгах или же печальное; Поликарп Исии просит денег, о. Петр Сасагава просит денег; о. Морита извещает, что катихизатор Петр Кураока болен и просит послать его из Маебаси в теплое место (как будто не везде зима!).
Не могу ли я пожаловаться иногда моему дневнику? Больше кому же? — Чувствуешь себя иногда точно разобранным, как дом разобран и раскидан на части. Что может быть несчастнее такого состояния? Вот в таком я ныне; и раза три–четыре ежегодно бывает тоже. Отчего? Нападение ли искусителя? Собственная ли утомленность? Или неободряющие обстоятельства? Вероятно, все вместе. Враг нашего спасения разве дремлет? Скучным многолетним однообразием разве нельзя утомиться? А ободряющее где же? Из всех Церквей один напев на минорный тон. И при всем этом — вечное одиночество! Кремень о сталь дает искру; где же моя сталь? Вот архимандрит Сергий здесь. И какую недостойную роль мы оба с ним разыгрываем! Он ни слова, что писал в Россию о вызове его отсюда, я ни намека, что догадываюсь о сем. По крайности, хоть декорум соблюдается; иначе, что бы говорить с ним? А не говорить как же, живя в одном доме, служа Литургию вместе! Даст ли мне Господь, хоть перед смертию, видеть здесь сотрудника себе? Или погибнет дело Миссии и с ним моя душа, как бесполезно прошедшая поприще жизни? Что может быть тяжелее таких дум и сомнений!