Дневники св. Николая Японского. Том V
Шрифт:
Зависть и обида берет при взгляде на таких людей, как этот господин Фишер. Молодой человек посвятил себя служению христианству и верен своей задаче. Приехал сюда одновременно с нашими оо. архимандритом Сергием и Андроником, был спутником их на пароходе до Иокохамы; где они? А он здесь; и таких молодых энтузиастов сотни рассеяны по всему земному шару от их Ассоциации; у русских же молодых людей, не Университета, а Духовных Академий даже, грезится ли что–либо подобное в их мечтах о службе? Увы, не видно и не слышно.
22 февраля/6 марта 1900. Вторник
первой недели Великого Поста.
О. Павел
Был Петр Мацумото, по пути из Нагаока в Оосака, торгующий керосином, добываемым в Эциго; говорил, что Церковь в Нагаока поправляется — о. Андрей Метоки трудится; его бы устами мед пить!
23 февраля/7 марта 1900. Среда
первой недели Великого Поста.
Утром, когда встал далеко до заутрени, здоровье и расположение духа были особенно хороши. Подумалось: уж не готовится ли какая–нибудь пакость, потому что это уж верно: коли хорошо, приятно, то затем непременно сейчас последует скверно и весьма неприятно. Так и вышло. После заутрени приходит Надежда Такахаси и жалуется на регента левого клира Иннокентия Кису, что он притесняет поющих:
— Ныне без всякой причины выключил из хора Павлу Хирота, поющую уже лет десять, — та обижена и плачет.
Я позвал его:
— Зачем это?
— Разнит. Уха нет.
— Останови, или направь, коли зарознит. Петь она умеет, и голос отличный.
— Я не совсем выключил ее из хора, только на время.
— Что ж, это — наказание? За что? Себя бы лучше наказал, потому что плохо правишь хором и не стараешься усовершиться. Не обижай Хирота. Пусть она поет.
— В таком случае я оставлю церковную службу.
— Ты не имеешь права это сделать, на тебя слишком много потрачено средств, — (он учился в Императорской Капелле в Санкт—Петербурге — к счастью, не на счет Церкви, а на мой личный счет; слух плох у него — ни разу еще не исправил зарознивший хор в Церкви, а так и оставляет тянуть врозь до конца песни; но навык к обучению певчих все же приобрел, потому и нежелательно утрачивать его).
— Я не хочу больше служить… — и ушел.
Должно быть, только ждал малейшего предлога, чтобы бросить службу Церкви. С таким ничего не поделаешь! Еще один из крупных надувателей, каковыми почти наполовину ныне являются воспитанные в России. Итак, не посылать же в Россию никого! Ни в каком случае и ни для какой церковной нужды! Едут ангелами, возвращаются полудемонами, из которых, при малейшем поводе, обращаются в настоящих демонов — врагов всего Христова, потому что, конечно, такие люди, как Кониси и К°, не упускают случая злохулить все, чему обязаны были служить.
24 февраля/8 марта 1900. Четверг первой недели Великого Поста.
Вчера отнес в канцелярию шесть ен — жалованье Кису до сегодняшнего числа, и сказал, чтобы вызвали его получить; если же захотел опять проситься на службу, то может поступить не иначе, как дав обещание не притеснять ни Хирота, ни других певчих. Секретарь Нумабе отправился к Кису, мать которого (жены его) очень огорчилась поступком сына. Не знаю, какие у них были разговоры, но Кису пришел в смущении просить, чтобы все было по–прежнему, что он хочет служить Церкви и так далее — притеснять Хирота
не будет… Ладно, пусть служит.О. Иов Мидзуяма пишет, что жена катихизатора в Исиномаки, Ильи Яци, ушла от него и ни под каким видом не хочет возвращаться к нему, если он останется катихизатором. «Пусть совсем бросит христианство, — говорит, — тогда согласна жить с ним». Вот так скандал! Хороший урок катихизаторам не жениться на первой подвернувшейся в местности, а брать из Миссийской Женской школы. Отвечено о. Иову, что всеми мерами жена Яци должна быть удержана за ним; пусть она поступит в Миссийскую женскую школу на год изучить веру; убедить ее к сему написано и о. Павлу Морита в Маебаси, откуда она родом и куда бежала к отцу, не желающему, однако, ее развода с Яци.
25 февраля/9 марта 1900. Пятница
первой недели Великого Поста.
Не то, так другое: Павла Хирота плачет–разливается, не хочет петь на левом клиросе у Кису; вместе с нею плачет и просит за нее старуха — учительница Ефимия Ито: «По крайней мере два раза в месяц Кису доводит до слез Павлу своими грубостями, — говорит (чего я и не знал), — позвольте ей перейти на правый клирос», — просит. Но у Павлы лучший альт на левом клиросе, без нее хору будет плохо; кроме того, отпустить ее на правый — за ней потянутся и другие, так что левый хор хоть уничтожай. Утешал я и уговаривал долго оставаться и петь по–прежнему на левом — «не будет–де Кису вводить ее в слезы». Молча согласилась. Поет она, стоя на том месте, на котором убился ее отец — плотник — во время постройки храма, упав, по неосторожности, при разборке лесов и от сотрясения спинного мозга умерши мгновенно, после чего она, совсем маленькою, принята была в школу.
Из Оосака о. Сергий Судзуки извещает, что опять из католиков трое приняты были в Церковь — за ними следуют и еще в ближайшем будущем. Католическая Церковь в Оосака, видимо, в беспорядке; японцев долго обманывать нельзя.
26 февраля/10 марта 1900. Суббота
первой недели Великого Поста.
В половине восьмого позвонили к Причастному Правилу, по прочтении которого, немного за восемь часов, был трезвон к началу Литургии. Приобщались все учащиеся; из города почти никого. Служили оо. Павел Сато, Роман Циба, Феодор Мидзуно. Я сказал поучение вместо Причастна.
О. Игнатий Като из Немуро прислал большое письмо с описанием, как он поступил по поводу смерти язычника в христианском семействе. Он встревожен был жалобой оттуда ко мне, что не похоронил сего язычника. Но частно, не в священническом облачении, он, тем не менее, молился за сего язычника на кладбище. Поступил он правильно, о чем уже было писано ему; ныне и еще напишется к успокоению его.
Посланы сегодня чрез посредство Евгения Генриховича Спальвина все книги Миссии, сто пятнадцать названий, в дар Восточному Институту в Владивостоке на имя директора его — Алексея Матвеевича Позднеева.
27 февраля/11 марта 1900. Воскресенье
первой недели Великого Поста.
За Обедней было причастников человек двадцать.
В Церкви были русские: Игнатий Иосифович Маковский, имеющий на Сахалине угольные копи, и Андрей Николаевич Кузнецов, служивший у Филиппиуса и бывший здесь в Церкви в 1875 году на Пасху, когда в первый раз совершилось Пасхальное богослужение в Крестовой ныне Церкви. Маковский пожертвовал на сирот, кстати подвернувшихся у меня в комнате со своей газеткой, сто рублей и потом на Церковь сто рублей; Кузнецов дал на Церковь десять ен, сиротам — одну ену. Маковский, нужно заметить, — поляк и католик. Спасибо ему!