Дни черного солнца

Я смежила веки, и скорбь об отце наполнила мое сердце.

— И эти демоны выжили, — дрожащим голосом выговорила я. — Вот к чему ты клонишь. Немногие, но их хватило…

Мой отец. И отец моего отца. И еще его бабушка, дядя, другая родня… Поколения и поколения обитавших в Земле Маро, сердце этого мира. Мы прятались среди самых ревностных почитателей Блистательного Итемпаса…

— Да, — сказал Датэ. — Они выжили. И кое-кто из них для верности укрылся среди смертных, имевших более отдаленную связь с божественной кровью, — таких, кому пользование магией давалось только с трудом. Эти люди даже в самых простых магических действиях были вынуждены черпать заемную силу в божественном языке. Наследие богов — вот что повернуло ключ, отпирая дверь магии для человечества. Только в большинстве смертных эта дверь приоткрыта разве что чуть-чуть. Тем не менее среди нас есть такие, кому от рождения дается существенно больше. В них дверь открыта настежь. Таким, как ты или я, не нужны ни сигилы, ни многолетнее обучение. Магия пребывает в самой нашей плоти…

Он притронулся к моему лицу, к щеке под глазом, и я отшатнулась.

— Если хочешь, можешь называть это атавизмом. Подобно нашим истребленным предкам, мы — лучшие из смертных. Мы — воплощение всего того, чего страшатся боги.

Его рука вновь легла на мою, и на сей раз ничего неуклюжего в его движении не было. Наоборот, в нем чувствовалось обладание.

— Стало быть, вы нипочем меня не отпустите? — спросила я тихо.

Он немного помедлил.

— Нет, госпожа Орри, — ответил он затем, и я услышала в его голосе улыбку. — Не отпустим.

12 «РАЗРУШЕНИЕ» (этюд углем и кровью)

— У меня просьба есть, — обратилась я к найпри, когда он уже направлялся к двери. — Мои друзья… Сумасброд и все остальные. Мне необходимо знать, как вы намерены поступить с ними.

— Не так уж тебе необходимо это знать, госпожа Орри, — мягко упрекнул меня Датэ.

Я гордо вскинула голову:

— Кажется, ты хочешь, чтобы я по доброй воле к вам присоединилась…

Он некоторое время молчал, раздумывая. Это порадовало меня, поскольку мои последние слова были чистой воды блефом. Я по-прежнему понятия не имела, на что я ему нужна, — помимо того обстоятельства, что мы оба оказались демонами. Возможно, он полагал, что со временем я смогу подтянуть свою магию до его уровня. Или демоны имели для новозоров какую-то символическую ценность? Не суть важно — они нуждались во мне, и этим грех не воспользоваться.

— Моя жена полагает, — сказал он наконец, — что тебя еще можно выправить, заставить узреть истину. — Он посмотрел на остатки рисунка. — Что до меня, я начинаю подозревать, не слишком ли ты опасна, чтобы возиться с тобой.

Я закусила нижнюю губу:

— Я больше не буду делать подобных попыток.

— Мы с тобой оба итемпаны, госпожа Орри. И я знаю, что ты непременно попробуешь еще раз, если будет надежда на успех. И если противодействующие средства окажутся недостаточными. — Он задумчиво сложил руки на груди. — Хм. А я-то гадаю, что с ним делать…

— Что?..

— С твоим дружком-маронейцем.

— Моим… — Я вздрогнула. — А-а, ты про Солнышко…

Проклятье. Стало быть, он не спасся от них.

— Не имеет значения, как его звать. — В голосе Датэ послышалось раздражение. — Сперва я решил, что он тоже из младших богов: меня ввела в заблуждение его занятная способность восставать из мертвых. Но к настоящему времени я держу его в Пустоте уже несколько дней, и он не проявляет никаких признаков сопротивления, в том числе и магического. Просто умирает раз за разом — и все.

У меня поднялись дыбом все крохотные волоски на коже. Я уже открыла рот сказать: «Ты же там своего бога пытаешь, придурок!..» Но спохватилась и промолчала. Откуда мне знать, что предпримет Датэ, выяснив, что держит в плену бога своего бывшего ордена? Поверит ли вообще? Или потащит Солнышко на допрос — и, подобно мне, переживет потрясение, узнав, что Солнышко любит Ночного хозяина, то есть вряд ли одобрит какие-то замыслы, направленные против него? Кто их разберет, что там в головах у этих помешанных!

— Может, он… как мы, — выговорила я вслух. — Ну, д-демон.

Это слово далось мне с трудом.

— Нет, я уже проверил его. Помимо прочего, изучил основные свойства его крови. Он не бог и не демон. Если не считать его удивительной способности к воскрешению, он с головы до пят самый обычный смертный.

Он вздохнул, отвернулся и не заметил моего непроизвольного движения: я поняла наконец, зачем они взяли у меня кровь.

— За столетия орден вычленил множество второстепенных магических разновидностей; остается предположить, что он из их числа.

Датэ помедлил, выждав достаточно, чтобы я разволновалась как следует.

— Я слышал, этот человек жил с тобой в городе. Я не могу убить его, но, думаю, ты догадываешься, что я способен сделать краткие периоды его воскрешений… весьма неприятными. Ты представляешь для меня ценность, он — нет. Мы друг друга поняли?

Я сглотнула:

— Да, лорд Датэ. Я очень хорошо тебя понимаю.

— Ну и прекрасно. Попозже сегодня я велю поселить его вместе с тобой. Только должен предупредить: после столь долгого пребывания в Пустоте ему может потребоваться… помощь.

Я в который раз стиснула кулаки, а он стукнул в дверь, чтобы его выпустили.

Как раз когда он выходил, что-то переменилось…

Это мелькнуло лишь на мгновение, так быстро, что сперва я решила, будто у меня разыгралось воображение. В тот короткий миг тело Датэ совершенно изменило свой вид… Хотя нет, лучше выразиться иначе. Его ближняя ко мне рука, опиравшаяся на косяк, странным образом раздвоилась. Я увидела сразу две ладони, упиравшиеся в гладкое дерево. Два локтя. И два плеча.

Стоило мне удивленно моргнуть, и наваждение минуло. Дверь отворилась, и Датэ вышел.

Я рухнула на кровать и уснула. Вообще-то, я не собиралась спать, но изнеможение, навалившееся после магических усилий с рисунком, взяло свое. Когда я открыла еще подергивавшиеся от боли глаза, лица коснулся гаснущий отблеск заката. Я сразу поняла: пока я спала, кто-то побывал в комнате. Это значило, что спала я очень крепко: обычно я просыпалась от малейшего шороха. Еще я обнаружила, что мои посетители успели как следует потрудиться. Отодвинутая мебель была расставлена по местам, на столе стоял поднос с едой. Свечки в комнате отсутствовали (я проверила), вместо них мне предоставили единственный светильник весьма необычного образца: я вертела его так и этак, пока не нашла всего лишь медленно тлевший фитилек. В светильничке не было даже резервуара для масла, которое я могла бы использовать для рисования.

Они унесли или заменили очень многое — по сути, все, что худо-бедно годилось в качестве заменителя краски. А на ужин мне выдали чашку какой-то каши — невнятной размазни, которую я так и не смогла сопоставить ни с одним цветом. Она едва полезла мне в рот.

В воздухе пахло средством для мытья пола. На миг меня одолела острая грусть по окончательно исчезнувшему рисунку. У меня с ним не получилось, но все же…

После еды я подошла к окну, гадая, удастся ли мне когда-нибудь сбежать из этого Дома. Сколько я уже просидела в четырех стенах? Дней пять, может быть, шесть. Скоро наступит Гебри — праздник весеннего равноденствия. Белые залы по всему миру будут убраны яркими лентами, а светильники заправят особым маслом, чтобы горели не красным или золотым пламенем, а чисто-белым. Залы широко и гостеприимно распахнут двери, отмечая наступление долгих дней лета, — и даже в нынешние времена ересей и сомнений храмы будут полны прихожан. А еще в каждом городе будут одновременно проходить церемонии в честь Ночного хозяина и Сумеречной госпожи. Это было новшество, и я к нему еще не привыкла.