Дни моей жизни. Воспоминания.
Шрифт:
В этом самом зале в 1601 году, когда рождественские празднества затянулись до "Candlemass" (праздник в честь девы Марии 2 февраля), была представлена комедия Шекспира "Двенадцатая ночь, или Что вам угодно"; Шекспир тогда еще не уезжал из Лондона, эта дата записана в дневнике студента, хранящемся ныне в Британском музее.
Театры "Глобус" и "Блэкфрайэрс", в которых давалось большинство шекспировских пьес, давно не существуют. Но их обессмертил Шекспир, и имена их не исчезли. Конечно, для Шекспира не надо никаких ассоциаций, чтобы он жил в нашей памяти. Но все же для меня было что-то необычайно волнительное в том, что этот великолепный зал Миддль Темпля остался от его времени, что в этих стенах, в этой почти не изменившейся обстановке современники Шекспира слушали его пьесу! Что
Побывала я и в Виндзоре. В очаровательном виндзорском парке я уже не нашла того "дуба Хэрна", около которого проказницы, виндзорские кумушки, шутят свои шутки с Фальстафом. Этот великан стоял до половины XIX века, он погиб от удара молнии. На его месте посадили новый дуб в его память.
Наконец надо было расстаться с Лондоном, и настал тот день, которого я ждала с каким-то трепетом. Я вышла из вагона в Стратфорде и совершенно забыла о близости шумных промышленных центров Англии, о паровозах и автомобилях: кругом меня все было овеяно магией прошлого.
Стратфорд стоит на реке Эвон. Она протекает по всему городу и быстро уходит в поля, в леса -- в те самые леса, где, по преданию, скрывался и жил Робин Гуд, любимый народный герой Англии, "добрый разбойник", "грабивший только тех, кто живет за чужой счет, и никогда не обидевший пахаря".
На берегах этой реки родился "Эвонский лебедь". По зеленой глади ее сейчас скользят белые лебеди, не пугаясь рыбачьих лодок... Я смотрела на красавицу реку и вспоминались строки:
...Седые ивы
Глядятся в зеркало кристальных вод.
Мы сели в лодку и поплыли вниз по реке. В воде отражались пышные деревья, сады, красивые очертания Шекспировского музея, вдали виднелся шпиль старинной готической церкви. Под прибрежными ивами сидели рыболовы с удочками, девушка в белом лежала на яркой траве... Картина была необыкновенно мирная. День лучезарный. И как всегда в морских странах, при солнце надо всем стояла голубая дымка, которую так хорошо изображают английские пейзажисты.
Стратфорд -- сплошной цветущий сад. Всюду розы. Они росли в садах, свешивались через заборы, увивали крыльца белых коттеджей...
Старинный белый дом с коричневыми балками и облицовкой окон, где родился Шекспир. Неподалеку -- школа, тоже белая, с коричневыми полосами, где он учился. Дома с черепичными кровлями, с выступающими вперед верхними этажами. В них сохранились огромные камины, с крючками внутри для подвешивания котелков, с железными "собачками", чтобы класть поленья. Сохранились темные балки потолков, окна с переплетами, как было триста лет назад. Всюду стоит мебель того времени.
Были мы и в коттедже Анны Хатауэй, жены Шекспира. Там тоже почтенные, темные балки, разрубить которые было так же невозможно, как каменные, -- так затвердело дерево. Очаг, кровать с резными столбами и балдахином, утварь -- все было той эпохи и помогало ясно представить себе обстановку, в которой жил Шекспир. Мы, конечно, были и в музее, очень богатом, где буквально тысячи изданий Шекспира, связанные с ним картины, портреты. Но, как всегда, музей не дает такого живого впечатления, как то, которое получается в домах, где сами стены -- свидетели прошлой жизни. Принято говорить: "и у стен есть уши", я бы сказала: "и у стен есть язык", которым они красноречиво рассказывают о тех, кто в них жил... В саду коттеджа Анны Хатауэй трогательно выращивают все цветы, о которых Шекспир упоминает в своих произведениях, начиная с тех, которые так очаровательно перечисляет Пердита в "Зимней сказке":
...Лаванда, мята, майоран
И ноготки, что спать ложатся вместе с солнцем
И вместе с ним встают в слезах, нарциссы,
Предшественники ласточек, фиалки,
Чей цвет нежней дыхания Венеры...
– -
кончая той "рутой и горькой, как раскаянье, полынью", о которой говорит Офелия в своем безумии, и "алыми и белыми розами". Весь этот садик -- один душистый букет в память великого поэта.
Я дала волю своему воображению, впрочем, руководствуясь только достоверными данными, имеющимися у нас о Шекспире.
Ясно представляла себе
его жизнь: юные годы в Стратфорде... Жизнь мирного городка легко нарисовать себе из произведений самого Шекспира. Лучше всякого исторического учебника. Где же еще мог поэт наблюдать, как не на своей родине, хотя бы он и переносил действие капризно, например, в Богемию, праздник стрижки овец, когда все местечко рядилось, пело и плясало, а добрые хозяйки сбивались с ног, чтобы угостить друзей, работников и всякого случайно забредшего пришельца пенистым элем и пудингами, или перенося в Данию "Валентинов день", праздник влюбленных, обменивавшихся в этот день записками, стихами и подарками, что велось в Англии до последнего времени... или, наконец, в Иллирию -- праздник "Двенадцатой ночи", когда запекали монетку в пирог и гадали, кому она достанется, а вечером у камелька пекли яблоки и рассказывали друг другу сказки и небылицы о феях, духах и проказнике Пэке, который...ломает ручки мельниц
и портит пряжу сельских рукодельниц,
а то, "притворись скамьей трехногою в углу", выжидает, когда на нее усядется толстая кумушка, -- и тогда "трах, и тетка на полу"!
– - и все держатся за бока и хохочут. Но иногда бывали рассказы и невеселые ("К зиме подходят больше сказки грустные") о маленьком принце Артуре, которого жестокий дядя, король Джон, приказал ослепить и убить, о страшном Ричарде III, превзошедшем злодействами всех своих родственников, и о войне Алой и Белой розы, о которой старики слышали от своих отцов и дедов.
Кроме сказок, в маленьком городке бывали и другие развлечения: устраивались состязания стрелков из лука, медвежьи травли, петушиные бои -- все это отражено у Шекспира. А главное, театр -- из Лондона туда наезжали актеры со своими труппами. Отец Шекспира в числе других почетных лиц города (он был ольдерменом) сидел на первой скамье и нередко держал на коленях своего сынишку. Юношей Шекспир в один из таких приездов познакомился и подружился с актером Бербеджем, который сыграл большую роль в его дальнейшей жизни.
Красивый (по отзывам современников, он был "красив, и статен, и приятен в разговоре"), живой юноша развлекался и охотой и любовью, и тем и другим не совсем удачно: увлекся девушкой на восемь лет старше себя и женился на ней и к двадцати одному году уже имел троих детей, а занимаясь "браконьерством" в лесах Робин Гуда, что в то время было лишним доказательством молодечества, навлек на себя немилость помещика, сэра Люси, которому отомстил сатирическими балладами (а позднее и высмеял его в "Виндзорских кумушках"). Разгневанный лорд стал преследовать его, в Стратфорде оставаться ему было опасно и он уехал в Лондон, к своему приятелю Бербеджу; так судьба привела его к театру, и в Стратфорде стало одним добрым горожанином меньше, а в мире одним гениальным поэтом больше.
Думая обо всем этом, я ходила по улицам Стратфорда, и каждый мальчуган, встречавшийся мне, казался мне "школьником с книжной сумкой, с лицом, намытым до глянца", о котором говорит Жак-меланхолик в знаменитом монологе "Семь возрастов", или маленьким Биллем Педж, спешащим отвечать латинские вокабулы пастору Эвансу. Румяная хозяйка гостиницы представлялась мне говорливой мисстрис Куикли, а прозрачная нежность девичьих лиц напоминала скромную Анну Педж или шаловливую Целию. Да, изменились времена, моды, нравы, -- лорд Люси приехал в автомобиле, а Билль Педж на велосипеде... Но ведь людские чувства остались такими, как их изображал Шекспир. Оттого он и бессмертен, и в этом и есть его мировое значение. Он -- воплощение жизни во всем ее многообразии: в высочайшей чистоте Корделии и в ужасающей жестокости Ричарда III, в подвиге любви Имогены и в преступлении ненависти Яго. Воздушная песенка Ариэля и сочный хохот Фальстафа чередуются у него, как в самой жизни. Нет чувства, нет положения, которое не было бы так или иначе отображено у него: терзается ли Гамлет вопросом "быть или не быть", или мошенник Автолик придумывает хитрый способ обокрасть путника, Шекспир нигде, никогда не отступает от правды. У него могут быть ошибки в фактах, когда он, например, заставляет "дочь русского императора" Гермиону ждать ответа от дельфийского оракула, но отступления от правды чувств у него нет.