Дни яблок

— Что, из всех яблок? Упашешься, и хранить негде.

— Да нет. хватит мне штук двадцать. Ну, может, двадцать пять. Так спечь?

— Конечно, — обрадовался я. — Они мне этой пастилой все уши прожужжали. Каждая где-то ела. А как готовить — так ни разу. Столько дел…

— Тогда схожу к себе за формой, а ты последи за свининой — скоро выключать.

И она ушла. После поцелуев. Я вернулся в кухню сторожить плиту. Кошка спала в кресле уютным чёрным клубком. Дракон всхлипывала на подоконнике, пуская дым в мамину гречиху, остальные пряники молчали, скорбной группой. Сова смеялась во сне.

— Если я спрошу у вас, где ключ к загадкам, — поинтересовался я у созданий. — вы ответите мне правдиво?

Во входную дверь кто-то постучал — громко, настойчиво, несколько раз. «Анька форму принесла, — радостно подумал я. — Так и скажет. А я ей: „Школьную^?“ А она: „А что?“ А я такой, сразу: „Тут не химчистка!“».

Хихикая вполне себе шутке, я побежал открывать.

— Горгаз, — выдвинулся на меня коротышка, с осветлённой в этот раз площадки. — Перевирка труб. Тяга есть?

— С утра была, — отреагировал я. — А щас не знаю. Ладно, хорошо, проходите, проверим.

— Колонку, — назидательно сообщил мне Горгаз, осмотрев место действия тяги, — надо ставить у кухни, а не так, у ванны. Будем валять стены.

— В другой раз, — приветливо ответил я, — теперь валять не будем.

— Я это всем тут говорю, — грустно заметил он, — на кажном этажи. Такое в ответ, шо мася моя… А я шо, а у меня форма — колонка у кухни. А де тут у вас вход до трубы?

— Вот, как раз на кухне, — заметил я, — пройдемте, будем валять.

— Старая польская, — застенчиво попрощался с нашей колонкой Горгаз и что-то зафиксировал карандашом в тетрадке.

— О! — удивился он уже на кухне.

Невидимые ему пряники соорудили под столом мини-форт яз крышек и бряцали там какой-то железкой. Дракон так и искрила — О* — повторил Горгаз. — Чуете? Дым!

— Листья палят, весь город прояснялся. А у нас не дым, а борщ.

— А со звонком что у вас? — тревожно поинтересовался он. — Я давыв ту кнопку, давыв, аж втопыв, а результата нуль. Зламався?

— Свет выключили.

— Кто?

— Из жэка банда.

— А… — протянул Горгаз, — мы ото тоже циле лито к вам дойти не могли. Теряли направление. Так, шо у вас из трубой? — пошёл на прорыв он. — Дай мне совочек, и я полизу, гляну.

Мы двигали стулья, громоздили табуретку. Горгаз ронял совок. А затем… Затем из вьюшки посыпалась пыль, сажа кусками, лотом в трубе что-то стукнуло и на нас вылетел клуб чёрного праха: остатки перьев, кусок когтистой лапы и небольшой череп; судя по всему, вороний.

— Жуткий клюв, — уважительно сказала сова.

— Настоящая хищная птица, — небрежно заметил я. — Не то, что…

— А хто це каже? — встревожился Горгаз.

— Почулося, — ответил я. — Осень, такое-всякое…

— Буває, — прокомментировал ситуацию Горгаз. — Задримало и вчадило. Бачте, скильки сажи. Добре, шо прочистили трубу. Тепер треба вмытыся. Бо чисто чорный.

Я повёл его обратно в ванную.

Гамелина зашла неслышно.

Я выпроваживал Горгаза, расписывался «у листi», диктовал марку плиты («Вагрiя»? Hiколи не чув. Як воно пишеться? Ватрiя? Тоже стара польська? Ну, всего доброго. Звонить, чуть шо…).

— Саша, сажа, — сказала потрясённо Гамелина, стоило мне вернуться в кухню.

— Ты просто букварь, — отозвался я. — «Смотри, Саша, сажа!» Хорошо хоть не обзываешь Шурой…

— А то что?

— Ну, было бы: «Смотри, Шура — ду…» — ты ж буквы меняешь, как букварь.

— Я так буквы не меняю, — твёрдо сказала Аня. — А Шура — это девочка.

— И не скажи… — вздохнул я.

— Свинину я выключила, — продолжила Гамелина ровным тоном. — А борщик пусть дойдёт ещё. Удивительно просто — как не попала сажа.

— Да.

— Опять мне убирать на кухне, — вела дальше Аня. — Скажи, а кто-то ещё придёт? Крышу чинить или окна, или, я не знаю, с радио.

— Вот с радио очень не хотелось бы, — поддакнул я. — Ещё не известно точно, что оно такое и чем питается.

Гамелина хихикнула.

— Подумаю о защите, час настал… — Я забрал у Гамелиной форму и прижал к себе её хозяйку. — Чтоб никто не смел тревожить.

— Не смел, — задумчиво подхватила Аня.

Со стороны плиты долетело шипение. «Борщ!» — сказали мы хором.

— Моя удача, — успел заметить я.

… Я сидел у себя в комнате на заправленной наспех постели и листал Альманах. У стола пряники поминали павших. Мёдом и протяжным пением.

Альманах был не склонен к общению. Он выглядел отсыревшим и на все просьбы мои отвечал единственно — злыми искрами, пекучими, словно крапива.

— Толку от тебя, — рассердился я и сунул книгу в стол. — Что скажете мне о защите? — навозившись с гримуаром вдоволь, спросил я у пряников.

— Оружие, — решительным, но немного туманным от меда голосом сказала Маражина.

— Оборона, — прокашлял Брондза Жук.

— Жертва, — хором сказали Солнце и Месяц.

— Сейчас так не танцуют, — веско заметил я. — Или вы хотели сказать: «Выкуп»?

— Именно, именно! — заголосили пряники и чокнулись, заливая свои слова — все и каждое в отдельности.

— Поразить их всех, — яростно полыхнула дракон и разрыдалась чёрным дымом.

— Спроси совета у находки, — загадочнее, чем бы мне хотелось, ответил Скворогусь.

— Это у какой?

— У мудрой птицы.

— Птица! — обратился я к безмятежно спящей сове. — Что подскажешь?

— Незачем и ехать, — проскрипела сквозь дрёму сова и втянула голову в перья совсем.

И тут меня осенило:

— Знаю птицу! Но там же не до разговоров. И мудрость копчёная, даже очень…

На кухню мы явились спешно и кстати. Гамелина аккуратно заворачивала вороний прах в газетку.

— Что же это была за жизнь? — вздохнула Аня мне навстречу.

— Короткая, — ответил я.

— А ведь говорят — триста лет.