Дни яблок

— Молодец, — сонно сказал я. — Добытчица, пантера. Красная, круглая мышь — это же не печёнку по кухне валять.

И я бросил клубок в коридор. Кошка глянула на меня укоризненно, мяукнула и умчалась и вернулась скоро вновь, с клубком в зубах.

— Ладно-ладно, — ответил ей я. — Найду тебе еды, идём на разведку.

Разведка привела нас на кухню, где Гамелина пила кофе и рассматривала журнал.

— Ничего, что я взяла? — спросила Аня. — Всё-таки «Бурда», такая редкость.

— Да бери сколько хочешь, даже и на изучение, — беззаботно отозвался я.

— А своим что скажешь? — поинтересовалась Аня.

— Дал списать слова песни, скажу, — ответил я.

— Я приготовила пастилу, а заодно и шарлотку, там же нечего делать, — сказала Аня, — и всё равно: яблок очень много осталось, пол-ящика почти. И кофе сварила, он ждёт.

— Как это нечего делать, — начал я, — столько мне тут про эту пастилу говорили, и нечего делать.

— Очень просто, — ответила Аня. — Режешь яблоки на четыре части, не чистишь. В кастрюлю с толстым дном. Пол стакана воды, можно чуть больше. Разварить в пюре. Протереть сквозь дуршлаг, на противень, ну, бумагу подложить, если есть, или на донце всё же масла. Тоже чуть. И в духовку на восемь часов, — там должно быть жарко средне. Ну, так, семьдесят пять градусов… наверное. Потом вынешь, дашь остыть, разрежешь, завернёшь — и в холодильник. В смысле — на балкон.

— Ладно, — уважительно сказал я. — Когда восемь часов истекут?

— После полуночи, — ответила Аня. — Не проспи…

Она встала, вымыла свою чашку, налила мне кофе. На улице яростно сигналила двойка.

— Постараюсь не превратиться в ты… — начал я.

— И очки мои всё же поищи, — расстроенным голосом продолжила Гамелина. — в других такая оправа ужасная, ну просто пенсия…

— Да, найду, найду… — ответил я.

— Вряд ли, конечно, но если, — подхватила Гамелина, — занесёшь.

— Ты уходишь, — осознал я.

— Ну, — отозвалась Аня. — Скоро вечер, уже вон как пасмурно… Эмма с Майкой вот-вот вернутся. Будет, конечно, молчание сначала, но вот потом… Я же знаю, когда… Лучше, чтоб я дома была, короче говоря.

Мы помолчали. На балконе воробьи сражались возле ящика с яблоками, шумно.

— Так чисто, — огляделся я. — Даже непривычно, будто и не у себя…

— Ты просто не в себе большую часть времени, — жёстко ответила Гамелина.

— Откуда ты всё знаешь, — не обиделся я. — В смысле — спасибо.

— Можешь к нам спуститься, — с некоторым усилием сказала Аня, — На ужин, например. Не сидеть же в темноте…

— Еды как раз полно, — ответил я. — И шарлотка к тому же.

— Я сделала её, как ты просил, — ответила Аня. — Кстати, я вымыла этот таз магический и на место вернула, а мусор в пакетике у балкона.

— Впереди ещё пастила, — торжественно сказал я. — Не пропаду и со свечами.

— Ну, — резонно заметила Гамелина, — их съешь в самую последнюю очередь.

— Я, может быть, в кино схожу, — забросил удочку я. Аня промолчала. — Если не лягу спать.

— Мы проследим, — соткалась из подползающего сумрака сова Стикса. — Твой сон будет спокоен.

— Брысь! — невежливо ответил я.

Стикса невозмутимо удалилась. В тень.

Аня потрогала мой свитер.

— Досада с этой пропажей… — сказала она и вздохнула. — Как подумаю про ту оправу… Ладно, пошла, пора.

— Ладно, не пора, не иди, — сказал я уже почти на пороге и поцеловал её.

Совсем вблизи Гамелина пахла шампунем и ещё чем-то, вроде ванили — на самом деле горьким…

В подъезде хлопнула входная дверь.

— Пора… пора… пора, ну… — прошептала Аня и ушла. Вниз.

Тусклый свет сменился потёмками, сумерки пробежали серой мышью по краю дня — и уже окна напротив и через площадь светятся жёлтым или белым, и фонари вот-вот… Неподалеку от дома тлела красной смертью куча осенних листьев. Прохожие шарахались по привычке от «фонящего» дыма.

Пока не стемнело совсем, я решил предать магический прах, а также лапы и перья из трубы земле — у корней лимонного дерева.

Туда, в кадку в Ингиной комнате, я закапывал отходы магии кухонной уже года два.

Дерево словно нарадоваться не могло. Цвело и плодоносило, не соотносясь с сезонами, а однажды произвело на свет маленький зелёный плод, классифицированный Ингой как лайм.

— Вырождение, — сказал на это я.

— Какая прелесть! Чудо-дерево! — восхитилась мама.

— Оно облучено, — заявила Инга, — и наверняка фонит…

— Буду поливать красным вином, — поддержал сестру я. — Возможно, вырастут фиги…

— Ну, наверное, — хором сказали домашние, и сестра моя сорвала плод.

Позже мама добавила его в настойку, и, по словам её, «букет был волшебный!».

Первым, что я заметил, упокоив прах вороний у корней и отряхнув руки, был красный шарик, стеклянный. Он лежал на столе, а рядом с ним, неодобрительно раздувшись, сидела сова Стикса. Чуть поодаль толпились дымная Дракондра, Скворогусь, жук Брондза, Солнце и Месяц — все как один удивительно суровые.

«Весь выводок», — подумал я.

— Мы учили его летать, — сообщила Дракондра и столкнула Скворогуся вниз. Тот послушно свалился со стола, но не разбился в пряничную пыль, а запорхал, правда, у самого пола.

— Больше смейся, — посоветовал я ему, — или пой. Легче лететь. Так что, — спросил я строго у взъерошенной компании, — кто из вас снёс шарик?

Сова фыркнула. Дракондра кашлянула дымом, багровым. А Скворогусь ответил:

— Он уже был здесь и нашёлся. От магии.

— От магии подходит, очень, — заметил я. — То. что надо Расскажи мне — внутрь или прикладывать?

Сова сердито фыркнула вновь. А Скворогусь продолжил:

— Про внутрь мне неизвестно, но если посмотреть сквозь подобное левым глазом — можно увидеть чары.

— У меня левый глаз хуже видит, — заметил я.

— Вот, поэтому и… — начала Сова.

— Какая-то польза от вас всё же есть, — сказал я. — Ладно, воспользуюсь твоим советом. Проверю. И вся ответственность на тебе, чтоб ты знал и помнил…

И я отряхнув руки от праха как следует, взял красный шарик. Подул на него и приставил к глазу… Поначалу я различил красную муть, ну, так всегда: он, зелёный глаз, видит, но неверно…