До ее смерти осталось сто дней

Впервые Гермиона подумала, что случится с Драко, если когда-то Волдеморт поймет, какова его роль в срыве плана, на который он, вероятно, возлагал большие надежды. От этих мыслей на спине выступал холодный пот и начинало подташнивать. И Гермиона, глядя в глаза Нарциссе, медленно, едва заметно кивнула, давая обещание, которое еще недавно считала бы предательством всех своих принципов. Но если Драко рискует жизнью, чтобы помочь ей, Гермионе, то разве может она поступить иначе? Пускай ей придется потом прятать Драко в Хогвартсе, в доме Сириуса или даже - какая ирония!
– в мире магглов, она сделает все возможное, чтобы уберечь его от мести Волдеморта. Она не позволит ему погибнуть на этой войне, пускай даже он и оставался по другую сторону для всего мира. Главное, что Гермиона знала - где-то глубоко внутри, за этой броней ледяного Принца, прячется человек, который заслуживает, чтобы за его жизнь боролись.

***

Гермиона не могла заснуть. На улице была темная, безлунная ночь, в комнате тоже не было видно ни зги - разве что танец теней в дальних углах. Да и тот - вялый, медленный. Казалось, весь мир погрузился в ленивую дрему и нет ничего проще, чем укутаться в теплое одеяло, спрятать лицо в подушке и крепко проспать до наступления серого, тоскливого утра. Так нет же! Гермиона ворочалась в кровати, словно уж на раскаленных углях, потом замерла, прислушиваясь к звукам вокруг. Тишина… В такую ночь весь мир, кажется, погрузился в сон, и Гермиона подспудно пожалела, что они с Драко решили перенести вылазку в подвал на завтра. Но что уж тут поделаешь, не будить же его теперь посреди ночи лишь оттого, что Гермиону одолела бессонница?

Стоило Грейнджер только подумать о Малфое, как она ощутила, что за ее дверью кто-то есть. Она не слышала - ни шагов, ни дыхания - и не нужно ей было волшебство, чтобы понять, кто там. Эта была древняя, будто сам мир, магия - чувствовать человека, который был важен.

Гермиона тихонько встала, на носочках подошла к двери, положила ладонь на гладкую поверхность дерева и прикрыла глаза. Ей казалось, что она кожей чувствует тепло, все ее существо тянулось к Драко. В этом доме они однажды были близки, и тогда он бросил ее одну на рассвете. Если она впустит его сейчас, то где гарантия, что он не поступит так вновь? Может, он ведет какую-то свою игру, а она, Гермиона, просто игрушка в жестоких руках? Но разве тогда он бы рисковал своей жизнью? Лишь для того, чтобы заполучить ее в постель? Стоял бы в коридоре, охраняя ее сон? Обнимал бы, согревая кожу своим дыханием?

Гермиона верила ему. И не могла позволить, чтобы он ушел. Не сегодня - у них так отчаянно мало времени.

Дверь открылась с легким скрипом - громогласный звук в погруженном в тишину доме. Грейнджер поморщилась, но Драко, кажется, ничего не заметил.

– Не спишь?

– Как видишь.

– Думаешь о завтрашней ночи?

– Нет, - отрицательно покачала головой Гермиона.
– Об этой.

Драко молчал, и Грейнджер нервно прикусила губу. Вчера он готов был шантажировать ее, так что же изменилось сегодня?

– Не играй со мной, Грейнджер, - прошипел Драко. Его глаза даже в темноте блестели лихорадочно - то ли от злости, то ли от едва сдерживаемого возбуждения.
– Ты больше не в Хогвартсе.

– Вот и хорошо, - едва слышно прошептала она и сделала шаг вперед. Впервые она целовала его первая, цепляясь пальцами за гладкий шелк его рубашки, и чувствовала себя пьяной от собственной смелости.

Какое-то время Малфой позволял ей руководить, а потом сжал ее в объятиях, подхватил на руки, сжимая ладонями ягодицы и занес ее в комнату. Дверь за их спинами захлопнулась с грохотом - Мерлин, они точно разбудят весь дом! Драко представил, что подумают родители, если увидят его в спальне Грейнджер посреди ночи, но мысль недолго тревожила его. Гермиона была в его руках - живая, теплая, открытая - и он не хотел тратить время на сомнения.

– Я думал о тебе, Грейнджер, - положив ее на кровать и нависнув сверху, произнес Малфой.

– После той ночи.

Гермиона ничего не ответила. Запустила пальцы в волосы на его затылке, притянула к себе, поцеловала в уголок рта. Она тоже думала о нем - как же иначе? Он был первым ее мужчиной, первым ее взрослым опытом, ее проклятием и благословением - никогда Гермиона не забудет его. Она сохранит эти острые, словно зеркальные осколки, воспоминания в самом дальнем уголке своей памяти и иногда будет извлекать их оттуда - бережно, будто старые и хрупкие маггловские фото.

Гермиона сама сняла с Драко рубашку: пальцы ее немного дрожали, но когда она взяла его за предплечье, провела по рубцеватому узору метки, пришло успокоение. Если Малфой так рисковал, то какое право она имела бояться?

– Болит?

– Иногда.

– Ты хотел этого?

– Ты думаешь, что меня спрашивали, Грейнджер?
– усмехнулся Драко и прижал палец к ее губам, когда заметил, что Гермиона планирует сказать еще что-то.
– Помолчи. Уж лучше бы ты вспомнила в нашей постели Уизли, чем Темного Лорда.

– Рона? Ты хочешь говорить о Роне?
– фыркнула Грейнджер. Драко же вместо ответа резко опустил ее на подушки, обхватил тонкие запястья, вздернул ее руки вверх, заставляя Гермиону выгнуться в пояснице и жадно хватать горячий воздух пересохшими губами.

– Если захочешь ты, - меланхолично заметил Драко и прихватил зубами тонкую кожу на шее Гермионы. Сколько же противоречия было в его словах и действиях! Он позволял ей думать о другом, но в тоже время жадно покрывал ее тело своими метками, жалея лишь о том, что они все равно рано или поздно сойдут с ее кожи.

– Не захочу, - прошептала Гермиона. Кажется, больше для самой себя, чем для Драко, но он услышал. Усмехнулся самодовольно, радуясь, что в темноте она этого не заметила.

Ему не хотелось ее ни с кем делить. Он хотел, чтобы вот такой - раскрасневшейся, жадной, открытой - она была только с ним.

– Ты красивая, - прошептал Малфой, когда Гермиона осталась нагой. Он не увидел, а скорее просто ощутил, как она смутилась - щеки ее наверняка залил жаркий румянец,.
– Я хотел бы взять тебя днем, Грейнджер. И чтобы ты смотрела мне в глаза. Слышишь, Гермиона?

– Малфой, ты… бесстыжий, - прохрипела Гермиона и тут же вновь прикусила губы. Глупая, она хотела молчать, хотела, чтобы Драко не слышал ни стонов, ни просьб.

– Ты даже не догадываешься насколько, - змеем-соблазнителем зашипел Малфой. Он дразнил ее - гладил острый росчерк ключиц, губами и языком выводил какие-то только ему известные рисунки на ее подрагивающем животе. И когда Грейнджер совсем потеряла терпение, начав ерзать на сбившихся простынях, он сделал то, о чем мечтал последние недели. Поцеловал ее в округлое колено, широко лизнул внутреннюю поверхность бедра и, не дав ей опомниться, накрыл губами ее лоно. Гермиона вскрикнула, больно вцепилась ему в волосы, то ли отталкивая, то ли привлекая ближе. Она взывала то к Мерлину, то к маггловскому Богу и больше уже не могла сдерживать стонов, которые для Малфоя звучали будто музыка.

Гермиона была терпкой на вкус, бедра ее под ладонями Драко мелко дрожали. Она уже не контролировала себя и была на грани оргазма. И тогда он отстранился, провел пальцами по влажным складкам.

– Ты такая мокрая здесь, Грейнджер, знаешь?

– Малфой… - прохныкала Гермиона, поддаваясь вперед, бессознательно насаживаясь на ласкающие ее внутри пальцы.

И Драко не выдержал - не железным же он был, в конце концов! Он подтянулся на руках, поцеловал Гермиону - жадно, грубо. Ему хотелось, чтобы она почувствовала собственный вкус на языке.