До и После: Исход

– Тоже верно, но я все равно не скажу.

Она так и видела, как после этой фразы он показывает ей язык, но этого, конечно, не произошло. Весь игривый и даже веселый тон беседы наталкивал ее на такие мысли. В последние несколько дней она кое-что поняла о нем. Большая часть его злости и грубости – показная, хоть расслабляться с ним и нельзя. Она помнила, как он вышиб зуб Артуру Гуру, преподавателю географии. Скандал, конечно, замяли, но ей казалось, только лишь потому, что Гур жутко боялся Алекса и не хотел становиться причиной его увольнения. Город-то маленький, а жить – хочется. Алекс стал видеться ей большим медведем, у которого в лапе заноза, и поэтому он бродит и крушит все, пугая остальных жителей леса. У нее был дядюшка, чем-то похожий на Алекса. Его почти никогда не приглашали на семейные торжества.

Они еще помолчали, наслаждаясь треском костра.

– Так вот, моя теория, – заговорил Алекс. – Ты знаешь какого-нибудь мерзкого всеми нелюбимого типа?

– О да, знаю я одного такого, – она многозначительно на него посмотрела и засмеялась.

– Ха-ха, очень смешно! Что-то ты в последнее время совсем потеряла страх! Надо будет бросить тебя на обочине в следующий раз.

– Простите, я больше не буду, – нарочито театрально сказала она и не смогла сдержать очередной смешок.

– На чем я остановился? Ах, да… Вот этот тип всех раздражает, но потом появляется следующий тип, который совсем не лучше предыдущего. И никто не знает, что с ним делать. И тот первый уже не кажется таким уж плохим. Так вот, моя теория заключается в том, что следующий тип, возможно, тоже не такой плохой, просто предыдущего по прошествии времени ты узнаешь лучше. Видишь и положительные и отрицательные его стороны, а про новенького почти ничего не знаешь. Замечаешь лишь что-то плохое, бросающееся в глаза. А он, как и тот, к кому ты уже привык, может оказаться славным парнем. Поэтому, вывод, – он поднял палец вверх, – не надо судить людей по первому впечатлению, особенно, если оно отрицательное! – он расплылся в улыбке и ждал ее реакции.

– Ну, – протянула она, – нобелевку вам за это точно не дадут.

– Это все, что ты можешь сказать?

– Вам сказать, что я действительно думаю или так, чтоб вас не обидеть?

– О, а тебя что, заботят мои чувства? Я польщен.

– Я думаю, вы придумали это, чтобы оправдать себя. Появись в нашей школе второй Алекс Фриер, мы, конечно, стали бы лучше относиться к вам, и жаловались бы в основном на нового Алекса, ведь «чужая змея кусает больнее» [1]. Вот только никто страшнее вас к нам в школу так и не пришел!

– Нет, ну ты точно хочешь, что бы я при первой возможности выбросил тебя из машины! – она чувствовала иронию в его словах, но понимала, что лед этот тонкий. Гнев, который завладевал им, приходил внезапно и никто никогда не знал, где эта последняя капля. Но Кристина ничего не могла с собой поделать. Держать язык за зубами было очень тяжело по двум простым причинам: первая – у нее плохой характер, вторая – она женщина.

Повисло неловкое молчание, которое очень хотелось разбавить хоть чем-нибудь. Но ничего не шло на ум ни ей, ни ему. Когда наступает конец света, тишина становится и другом и врагом. В данном случае она тяготила. Тишина почти всегда погружает человека внутрь себя. Хорошему человеку нечего бояться тишины, ничего страшного там внутри он не увидит. Но они оба к таким людям не относились. В голову Алекса, как тараканы, частенько проползали нежелательные мысли, возможно, поэтому он вываливал на нее свои теории и загружал странными вопросами.

Лишь бы не молчать. Лишь бы не смотреть в лицо своей внутренней темноте.

Она чувствовала то же самое, поэтому постаралась скорее нарушить тишину, вцепившись, как в спасательный круг, в первую же пришедшую в голову мысль.

– Алекс, знаете… На самом деле, в этой теории что-то есть.

– Знаешь, когда человек говорит «на самом деле», «если честно» или «по правде говоря», скорее всего он врет.

– Может это и так, но не в этом случае. Мне она действительно нравится. Ведь если верить ей, то и я не так плоха, как кажусь. Я тоже произвожу не лучшее впечатление, но по вашей теории выходит, что положительные мои качества просто спрятаны где-то внутри... – Кристина грустно улыбнулась и посмотрела на него. Он ничего ей не сказал, но она понимала, рыбак рыбака видит издалека.

– Знаешь, у меня есть еще одна теория. Но ты пока к ней не готова.

– О чем же?

– О любви.

– Пф, как будто я ничего не знаю о любви.

– Конечно, не знаешь! Откуда тебе знать-то? Ты думаешь только про «сюси-пуси», цветочки-конфетки, но нет, это совсем не то. Любовь это когда ты изо дня в день отдаешь лучшее человеку, который этого даже не замечает!

– Это вы о своей жене?

– Бывшей жене...

– Она ничего не замечала?

Он помолчал, но все-таки ответил, тихо и почти виновато.

– Я не замечал.

Опять повисло молчание. Кристина поняла, что сейчас не самый подходящий момент, чтобы расспрашивать его о жене, хоть и очень хотелось. Она сама понимала, когда-нибудь, Алекс, скорее всего, расскажет все сам. Но не сейчас. Он не был еще готов поделиться, а она еще не была готова услышать.

– Куда мы едем, Алекс? – вдруг спросила Кристина.

Он не стал отвечать сразу. В его взгляде она прочитала все сомнения и тревоги, что всплыли на поверхность, под давлением ее вопроса.

– Да никуда. Мы выжидаем и выживаем.

– И чего мы ждем?

– Пока кто-нибудь не разгребет этот чертов бедлам.

Она приподняла бровь.

– А думаете, кто-нибудь разгребет?

– Кто знает. Может быть, ведутся какие-то работы. Большие умные дяди ищут вакцину или строят убежища. А мы пока ездим, смотрим, слушаем, держим руку на пульсе, а нос по ветру.

– Дадите мне глотнуть? – спросила она, указывая на фляжку.

– Ага, сейчас же! Я малолеток не спаиваю, – голос его сразу стал громче и грубее.

– Я не малолетка! Да и кто сейчас соблюдает законы? Разве кто-то следит за их исполнением?

– Это не повод их нарушать.

– Пьяным ездить тоже нельзя. И людей бить нельзя. А вы делали и то и другое, когда вам хотелось. Да и вы что, правда думаете, что я никогда не пробовала алкоголь?

– Я бывший школьный учитель. Я хорошо знаю на что вы, детишки, способны.

– Пф, я не ребенок.

Алекс расхохотался.

– Ага, а я никогда никому не хамил, и вообще, наследный принц двухсот республик.

– Ой, да бросьте, дайте глотнуть. В новом мире больше нет законов. Посмотрите кругом, – она развела руки в стороны. – Все изменилось.

– Люди не изменились. Как были дерьмом, так и остались.

– Ну, тем более, дайте одному такому глоток вашей смертоносной жижи. Может, я помру и перестану вам докучать.

Он посмотрел на нее изучающе. Кристина поняла, что нужно еще чуть-чуть надавить и все получится.

– Тем более я замерзла. Если я заболею, вам придется со мной нянчиться, вам оно надо?

– Один глоток, – серьезно сказал он. – И то, только потому, что я самый добрый и великодушный человек на планете.

Фляжка скользнула ей в руку и поднялась вверх.

– За самого доброго и великодушного, – ей обожгло горло, и она почувствовала, как по пищеводу спускается огненная змейка. Кристина зашлась в кашле, перед глазами поплыло, но в теле возникли приятная легкость и теплота.

«Жуткое пойло, но согревает получше любого пледа, – подумала Кристина и глотнула еще, – а может, и получше объятий».