До последней звезды

Эх ты, птенчик желторотый.

– Все-таки я тебя когда-нибудь выпорю!

– Правда?!
– глаза Юльки засветились азартом.
– Давай прямо сейчас! Хочешь, я принесу ремень? В зубах!

Она выскользнула у него из рук и метнулась в комнату. Голая, окрашенная закатным лучом в цвет персика из кухонной вазы. Хлопнула дверца шкафа, послышалось Юлькино пение. Она тут еще и поет! Андрей мысленно застонал.

– Ты одевайся давай!
– сказал он.
– Мы уезжаем!

В комнате повисла тишина. Из-за двери высунулась Юлькина голова.

– Как уезжаем? Куда?

– По дороге все объясню. Собирайся быстрее.

– Меня выследили?
– подбородок ее дрогнул.

– Еще не ясно, - Андрею не хотелось пугать ее раньше времени.

– Хорошо. Я сейчас.

Она прикрыла дверь и застучала ящиками шкафов.

Андрей прошел на кухню, осторожно отодвинул край занавески и выглянул во двор. Машин не прибавилось, никто не курил в подворотне и не чинил антенну на крыше дома напротив. Будем считать, что все спокойно.

Юлька деловито сновала из комнаты в ванную и обратно, собирая вещи. Все-таки, она молодец, подумал Андрей. Умеет, когда надо, взять себя в руки и обойтись без истерики. Запаникуй она тогда, в студии, и лежал бы ты сейчас, Механик, на том же Котляковском кладбище в секторе неопознанных трупов. И поминали бы тебя братья-шутеры кружкой пива...

...Впервые в жизни он чувствовал себя совершенно беспомощным. Оглушенный, ослепленный, прижатый к полу неподъемной тяжестью рухнувшего на него занавеса, набранного из стальных пластин, он корчился, захлебываясь кашлем, и не ждал помощи. Но она пришла - тощая фигура с лицом, замотанным тряпкой, которая потом оказалось концертным платьем. Ни черта это платье не помогало. Она кашляла точно так же, как он, но продолжала лупить пожарным багром в пол возле занавеса, чтобы приподнять его и высвободить ноги Андрея.

– Подожди, не так...
– просипел Андрей.
– Подставь что-нибудь... Рычаг нужен.

Она бросила багор и осмотрелась. Мало что было видно в слоях сизого тумана, стелящегося по полу, но она метнулась куда-то в угол и безошибочно нашла то, что надо - тяжелую станину от студийной камеры. К счастью, станина была на роликах. Девчонка подкатила ее вплотную к занавесу, сверху пристроила багор и повисла на нем всем телом. Андрей вскрикнул от боли в перебитой ноге, когда занавес чуть-чуть приподнялся. Может быть, всего на сантиметр, но этого хватило, чтобы вытащить ногу. Газ быстро уходил в щель под занавесом.

– Молодец, девочка, - простонал Андрей, с трудом поднимаясь на одно колено.
– А ну, давай теперь вместе.

Им удалось приподнять занавес сантиметров на тридцать и подсунуть под него край станины. Андрей сбросил куртку, лег на спину и, отталкиваясь здоровой ногой, стал протискиваться в щель. Девчонка помогала ему изо всех сил. Оказавшись по другую сторону занавеса, он поднялся во весь рост. Каждое движение вызывало нестерпимую боль, но кое-как ковылять он все-таки мог. Может быть, не успеют перехватить...

– А меня?
– раздался вдруг из-под занавеса жалобный голосок.

Девчонка вылезла наполовину и тянула к Андрею руки.

– Попа застряла,- пояснила она.

– Ты-то куда?
– простонал Андрей.
– Сиди там, жди милицию. Тебя выпустят.

Девчонка упорно продолжала извиваться под занавесом.

– Нельзя мне в милицию. Меня узнают!

Она сорвала с головы ненужную уже тряпку и сквозь слезы жалобно посмотрела на Андрея. И тут он вспомнил. Стопка компакт-дисков на полке у дочери, и один, всегда лежащий сверху, на обложке которого эти большие карие глаза под стриженой челкой...

Андрей, шипя от боли, наклонился и, ухватив ее за руку, вытащил наружу.

– Спасибо!
– девчонка поднялась на ноги, отряхнула джинсы.

– Юля Перепелкина?
– он вглядывался в ее перепачканное лицо.

– Перепелкина, Перепелкина!
– отмахнулась она.
– Давайте я вам идти помогу...

Вдвоем они довольно быстро выбрались из подвала и успели укрыться в Дьяконовском лесу до приезда милиции, не особо торопившейся на место происшествия, когда в деле могли быть замешаны шутеры...

Андрей в последний раз окинул двор внимательным взглядом и отошел от окна. Юлька стояла в прихожей, одетая по-походному, в темных очках, бейсболке с длинным козырьком и с дорожной сумкой на плече.

– Я готова. Можем ехать.

10

Рубик, скотина, спугнул мишень! Диггер долбанный, ни себе, ни людям! Уж если сумел выследить по трубам, так и бери наверняка, чего гранаты-то кидать! Канализатор вонючий! Зря только катер из-за него гоняли!

Шустрик перекинул ногу через парапет и спрыгнул на тротуар.

– Шеф! А мне что делать?
– крикнул снизу рулевой.

– Вдоль набережной ходи, туда-сюда. Если что подозрительное увидишь - радируй! Но смотри, спугнешь - яйца оторву! Прикинься плавучим рестораном и сам ничего не предпринимай!

Он отошел от парапета и остановился у разбитой "Волги", из которой его загонщики вытаскивали перепуганного водителя. Рядом, сидя на бордюре, раскачивался из стороны в сторону бледный Рубик. Из уха у него текла кровь.

– Били, что ли?
– спросил Шустрик загонщиков.

– Этого? Нет, еще, - загонщик встряхнул водителя.
– Да стой ты, как следует!

– А того?
– Шустрик кивнул на Рубика.

– А того и бить не надо, - хохотнул загонщик.
– Гранатой его контузило.

Шустрик подошел к Рубику и тихонько ткнул его носком ботинка.

– Что, бомбист, отбомбился?

Рубик поднял на него выкаченные, как у вареного судака, глаза.

– Больно, бля-я-а, - пропел он, держась за голову.

– Не будешь в трубу с гранатой лазить. Ты бы с ней еще в мусорном баке заперся!

Он вернулся к водителю.

– Ну, чего говорит?

– Уполз, говорит, а куда - не знает, - загонщик поправил на водителе галстук и душевно посоветовал: - Ты, вспомни, браток. У нас времени мало, а у тебя совсем нет.

Водитель посерел лицом.

– Ка... кажется, вдоль забора он полз, туда!
– он махнул рукой.
– Я думал - пьяный...

– Полз - это хорошо, - сказал Шустрик.
– Полз - это не бежал. Сильно ты его зацепил?