До последней звезды

– Да какое там!
– водитель прижал руки к груди.
– Чуть-чуть, вскользь, сам больше испугался! Я ж как его увидел - сразу по тормозам, а дорога мокрая, занесло...

– Тут кровь!
– крикнул от забора один из загонщиков, - а дальше - дыра! Похоже, в промзону ушел!

– Быстро за ним!
– скомандовал Шустрик.

– А с этим что делать?
– загонщик по-прежнему держал водителя за воротник.

– Ребята, я же ничего никому...
– залепетал тот.
– Как бог свят!

Он торопливо закрестился на колокольню Новодевичьего монастыря.

– Да брось ты его, - Шустрик шагнул через кусты и направился к забору.

Позади раздался приглушенный всплеск.

– Бросил!
– отчитался догнавший Шустрика загонщик.

Ну, что за идиоты! Шустрик покачал головой. Понаберут борцов классического стиля, одно слово - загонщик. Ни ума, ни нюха, только вид страхолюдный.

– Лезь в дыру!
– приказал он.
– Обшарьте с ребятами всю территорию, а я здесь побуду.

Загонщик, кроша плечами бетон, скрылся в проломе.

Уж больно просто, подумал Шустрик. Промзона хоть и большая, а толком там не спрячешься. Да и собаки...

Из-за забора послышался заливистый лай и короткая очередь "Стечкина" с глушителем.

Нет, не полезет туда наш Макс, не такой он дурак. Шустрик повернулся и быстро пошел в противоположную сторону - к берегу Сетуни, впадавшей в Москву-реку неподалеку, за мостом третьего кольца.

Он оказался прав. На топком берегу речушки обнаружился обгорелый балахон, попахивающий канализацией, пропитанная кровью тряпка и обрывки гигиенического пакета. Вероятно, тут мишень делала себе перевязку, а затем перешла реку вброд. Искать следы на том берегу - до утра провозиться можно. Да это и ни к чему, подумал Шустрик. Есть только одно место, куда он мог податься, но подойти туда нужно тихо, без своры дуболомов.

Он вернулся к мосту через Сетунь и трусцой, сберегая дыхание, побежал вверх по Мосфильмовской.

11

Нахимовский проспект был почти пуст, и Андрей немного приободрился. Он все подбавлял газку, не забывая поглядывать в зеркало. Слежки не было. Если и имелись у Светланы Юрьевны какие-то подозрения на его счет, проверить их сейчас она бы не смогла - все силы брошены в погоню за главным призом.

Андрей даже начал напевать тихонько себе под нос: "Кончилось лето, и снова мы улетаем на юг"...

– Это "Скворцы"?
– насторожилась Юлька.

– Угу. Собственную песню не узнала?

– Ну, в твоем исполнении это не так просто.

Андрей улыбнулся.

– Я же не Юля Перепелкина! Так, подвываю потихоньку.

– А мне почему не разрешаешь?

– Именно поэтому. Тебя по голосу узнать легче, чем по фотографии.

Юлька насупилась.

Бедная птаха, подумал Андрей.

– Но это только в квартире,- сказал он.
– Здесь-то, пожалуйста, пой!

– Я так не хочу. Я хочу для людей!

– А я кто?

– А ты медведь-акробат! Сам себе на ухо наступил! Кстати, откуда ты знаешь эту песню?

– Дочка ее любила.

– Дочка?
– Юлька хлопнула ресницами.
– Ты мне ничего о ней не рассказывал. Взрослая?

– Не очень. Ей было двенадцать лет, - Андрей сосредоточенно смотрел на дорогу.

– Почему было?

Андрей молчал. Как ей объяснишь, что двенадцатилетнюю девчонку растоптали фанатки Мумий-Тролля, ломившиеся к сцене в надежде заполучить хотя бы пуговицу с рубашки Ильи Лагутенко? Секс-символ гундосый. Ну, да бог ему судья, покойнику...

– У тебя были фанаты?
– спросил он.

– Фанаты - мразь!
– не задумываясь, ответила Юлька.
– Ненавижу!
– она вдруг повернулась к нему.
– А почему ты спросил? Это как-то связано с твоей дочерью?

Андрей покачал головой.

– Не обращай внимания.

Юлька продолжала вглядываться в его лицо.

– Из-за этого ты и в шутеры пошел...
– тихо произнесла она.

– Дурак был, вот и пошел.

Они надолго замолчали. Андрей вел машину, вцепившись в руль побелевшими пальцами, Юлька, закурив сигарету, смотрела в окно.

Когда скособоченный осколок здания Университета остался позади, Андрей свернул направо.

– А куда это мы едем?
– в Юлькином голосе мелькнуло беспокойство.

– Сейчас увидишь, - Андрей свернул в переулок.
– Почти приехали.

– Это что - Мосфильм?!
– Юлька большими испуганными глазами смотрела на громоздящиеся за забором закопченные глыбы железобетона.

– Ага, - Андрей остановил машину.

– С ума сошел? Лучше уж сразу на кладбище!

– На кладбище посетители, - Андрей вглядывался в развалины.
– А здесь - никого.

– Еще бы! После Атаки Клоунов доброму человеку делать тут нечего! Жуть пробирает!
– Юлька передернула плечами.

– Вот потому-то вас здесь и не ищут.

– А другого варианта нет?
– она посмотрела на него с робкой надеждой.

– Не бойся, это всего на пару дней. За это время я что-нибудь подыщу.

– Ты оставишь меня здесь одну?
– она поежилась.
– А вдруг они придут?

– Кто?

– Мертвые...

– Не беспокойся. Их всех откопали и запротоколировали. Посиди здесь, я скоро.

Он вышел из машины и, бесшумно ступая по битому кирпичу, направился к расщелине в откосе выползшего далеко на дорогу Михалковского бастиона.

Когда-то эта крепость, сооруженная вокруг мосфильмовских павильонов, считалась совершенно неприступной. Остатки актерской гильдии выстроили ее для защиты от шутеров. Куртины и равелины крепости были под завязку напичканы электроникой, при малейшей угрозе с земли и воздуха приводившей в действие артиллерию. Редкой вороне удавалось подлететь к Мосфильму ближе, чем на полкилометра, да и та улетала восвояси, попахивая жареным.

Некоторое время киношникам и в самом деле удавалось отсиживаться за стенами, они даже возобновили производство фильмов в павильонах, укрытых сетью лазерных сканеров. Подвела, как всегда, привычка. Если обнаглевший Ещенко плевал в окошко через шесть с половиной секунд после того, как выбрасывал бычок, то Шахназаров с друзьями повадились каждый год двадцать седьмого августа отмечать День Кино.

Однажды тройные, цельнокатаной стали, ворота Мосфильма слегка приоткрылись, пропуская пеструю компанию клоунов-аниматоров или, выражаясь по-старому, массовиков-затейников. Разумеется, компания была тщательно просвечена и обыскана, проверена по родственникам до седьмого колена и характеристикам с места работы.