До свидания, Светополь!: Повести

Перебежав дорогу, шагом пошла.

— Давно приехал?

Он глядел на неё сверху и посмеивался.

— Давно. Вчера.

— А–а, — сказала Рая. — Ты загорел.

— Вот как? Это хорошо. Не желаете ли прокатиться?

— А ты куда?

— Куда?! — передразнил он, — Куда прикажете.

— Мне к маме в три надо.

— Ладно уж, садись, занятой человек. — И, потянувшись, открыл с той стороны дверцу.

Рая забралась в кабину, привычно поставила портфель под ноги. Отец положил руки на баранку и смотрел на неё с весёлым выжиданием. Она любила, когда он смотрит на неё так: красивой и хорошей чувствовала себя.

— Так куда едем? — тихо произнёс он.

Она глянула на него сбоку, улыбнулась и пожала плечами. До чего же он похож на неё! Такое же веснушчатое лицо, такие же зеленые глаза, и даже зазор между передними зубами — только уже, чем у неё, и веселее. У отца все было весёлым: и длинная шея с большим кадыком, и темно–рыжий чубчик, и кривоватый, с горбинкой, нос.

Медленно ключ повернул, и по тому, что мотор завёлся не сразу, радостно распознала она, что ждал он её долго.

В моей памяти Раин отец неразрывно связан с «газоном», на котором он катал нас, дворовых мальчишек, и в кабине которого мы провели столько упоительных часов. Хозяйничала тут, естественно, Рая: пускала кого-то или не пускала, разрешала подержаться за разные штуки, снисходительно объясняла, как что называется. Смеркалось, нас звали по домам, и она оставалась одна в кабине. Надолго… Однажды я подглядел, как она при свете плафона стелет в шоферском ящичке постель кукле. В другой раз видел, как, встав коленками на сиденье, она рулила. Иногда включала подфарники, а вот трогать фары отец запрещал: сядут, говорил, аккумуляторы. Она тут же потребовала показать ей эти самые аккумуляторы. Отец поднял капот и посадил её на тёплое от солнца крыло. Рая решила, что он обманывает её: как это ящики могут садиться или вставать. Долго ещё доказывала нам, что аккумуляторы — это крохотные трудолюбивые человечки, и даже Вадька Конь не мог разубедить её.

Надо ли говорить, как завидовали мы ей! И как потрясло всех нас известие, что её отец, добрый и весёлый дядя Коля, ушел из дому. Тогда такое случалось нечасто.

Для нас это, разумеется, было неожиданностью -— для нас, но не для Раи. Она-то все видела. Стоило отцу задержаться немного или прийти навеселе — вспыхивал скандал. Мать кричала о какой-то Верке–диспетчере, грозила вывести её на чистую воду. Рая не знала, кто такая Верка–диспетчер, но все равно ненавидела её. Особенно после того, как мать сказала, что отец не вернётся домой. «И никогда не спрашивай меня о нем — у тебя нет больше отца». Ночью Рая плакала потихоньку и мечтала, как подкараулит Верку–диспетчера и убьет её.

Но отец был. И дома он появился — в самом конце августа.

Поздоровавшись, топтался у порога — с новеньким портфелем в руках и разноцветными свёртками.

— Поздравляю со школой, — произнёс он, жалко улыбаясь, и поклонился. Никогда прежде не видела Рая, чтобы отец кланялся, да и таким нарядным бывал редко — в галстуке, белой рубашке и пиджаке, хотя жара стояла. Шагнув, неловко выложил на стол подарки.

Растерянная Рая посмотрела на мать. Долго потом будет стыдно ей за этот вопросительный взгляд…

— А она не нуждается в подачках. — Сидела, закинув ногу на ногу, а он стоял, но казалось — она взирает на него сверху. — Мать уж купит ей как-нибудь.

Отец глядел на Раю. Не на мать — на Раю. Она опустила глаза.

— Какие же это подачки? — с запинкой произнёс он. — Это подарки. Ребёнок ни при чем здесь.

— Ребёнок ни при чем… Будешь алименты платить как миленький.

— Я не отказываюсь.

— И нечего хаживать сюда. У тебя есть кому подарочки подносить.

Отец постоял ещё, потом неуклюже повернулся и, сутулясь, вышел.

— Кобель чертов — совесть заглаживать пришёл. И чем только приворожила, паскуда!

О Верке–диспетчере… Рая закусила губу. Как люто ненавидела она таинственную и всесильную Верку!

После она увидела отца месяца через два, накануне Октябрьских праздников — он ждал её у школы на машине. Не сразу решилась сесть к нему, а сев — хмуро отмалчивалась. Отец достал из-под ног арбуз, расстелил на сиденье газету. Толстая полосатая кожура зрело потрескивала под самодельным ножом с ручкой, обмотанной изоляционной лентой. Могучий кусище протянул он Рае. Двумя руками взяла, осторожно: не отломилась бы сердцевина. Как сахаристо сверкала она! Отец молча смотрел, как старательно ест она, а она, не подымая глаз, складывала на газету скользкие семечки. Когда, наконец, одолела кусок, газета была мокрой, и из-под неё темно просвечивало сиденье.

С тех пор он часто караулил её у школы на машине. В кузове были то кирпичи, то длинные, свисающие над задним бортом доски — отец строил дом. Ей любопытно было взглянуть, что за дом строит отец, но, представляя, как позовёт её в гости, мысленно отказывалась с видом независимым и равнодушным. Он же без всяких приглашений остановил однажды машину возле неоштукатуренного домика с черепичной крышей. Выключив мотор, смотрел на неё сбоку и улыбался.

— На кроликов хочешь взглянуть?

В нерешительности посмотрела Рая на забор из жёлтого камня–ракушечника.

— Дома нет никого, — сказал отец. И то, что он сказал это, было приятно ей.

Пока отпирал калитку, внутри, за некрашеными воротами, пахнущими свежей стружкой, повизгивала собака.

— Дуська… Она не кусается.

Дуська была черной, лохматой, с длиннющими ушами и на коротких лапах. Так и извивалась вся от радости… Изловчившись, лизнула Раину руку. Нелепая мысль мелькнула у Раи: уж не подучил ли её отец?

У крыльца росли тоненькие абрикосы. В тени молодого винограда стояли клетки с кроликами. Рая живо опустилась перед ними на корточки.

Честно говоря, кролики не так уж интересовали её. Просто боязно было идти в дом. Боязно, хотя любопытство, конечно, разбирало ужасное.

Отец вежливо пропустил её вперёд. Крашеный пол, голые стены… Мебель старая и мало. Над узкой кроватью — два увеличенных снимка: женщина и девочка. При отце Рая безразлично скользнула по ним взглядом, а едва он вышел, принялась ревниво изучать их.

Женщина была, конечно, Веркой–диспетчером — кем же ещё? — и Раю поразило, что вовсе не молода она и совсем не красавица. А девочка? У новой жены отца, знала она, есть дочь, но не думала, что такая взрослая.

Отец принёс с огорода тарелку помидоров — ещё тёплых от солнца, пахнущих зеленью и рыхлой землёй. Рая взяла один за хвостик и подержала так, любуясь. А губы выговорили презрительно:

— Зелёный…

Отец вышел, не ответив. И тут она увидела в зеркале порожнюю бутылку с оранжевой соской. Она стояла на тумбочке в другой комнате, дверь в которую была открыта. Рядом лежала погремушка. Рая глядела, соображая. Потом повернулась и оцепенело направилась к двери.

У двуспальной кровати с пышными подушками уютно примостилась — спинка в спинку — деревянная кроватка. Над ней висел мохнатый ковёр с красными грибами и жёлтой лисицей, которая была меньше грибов.

Рая не двигалась. И лишь заслышав отцовские шаги, поспешно, на цыпочках, отошла к столу. Отец тащил хлеб, бутылку с подсолнечным маслом, какие-то свёртки.

— Чего стоишь, садись, — весело сказал он, ногой прикрывая дверь. Обе руки его были заняты, и он, остановившись, не знал, как разгрузиться. — Бутылку возьми, — попросил.

Рая не шевельнулась. Отец внимательно посмотрел на неё.

— Чго такое?

Ничего… Ничего с ней.

— Рая! — позвал он изменившимся голосом.

Неподвижно глядела она мимо стола.