До встречи на небесах

Помню, однажды приятель дал мне на полдня велосипед; брат уходил в школу и попросил не отдавать машину до его возвращения. Я пообещал, но, накатавшись вдоволь, вернул велосипед приятелю, причем сделал это умышленно, чтобы насолить брату — не помню, почему именно — то ли хотел за что-то проучить, то ли таким подлым образом утверждал свою власть и его зависимость, а, скорее всего, беспричинно. Само собой, прибежав из школы и узнав, что я вернул велосипед, мальчишка расплакался…

Правда, одно можно записать мне в плюс — за все детство я ни разу брата не ударил…

В юности, когда у сестры обнаружилась шизофрения, помню точно — на людях стеснялся ее, бывало даже избегал встречаться с ней и редко навещал ее в больнице… Ну, а брата вечно поучал, с диктаторскими замашками пытался сделать из него свое подобие (хотя ему во многом и помогал).

До зрелого возраста я усложнял близким и без того тяжелую жизнь и, понятно, принес им немало горя. Все из-за отвратительного характера, невыдержанности, махрового эгоизма, а попросту — из-за слабоватых мозгов. На людях еще сдерживался, а дома распоясывался — дальше некуда. И плохое настроение, и злость от неустроенности и разных неудач — все вымещал на родных, придирался к каждой чепухе. Болваном, вот кем я был. Понятно, как многие вспыльчивые, неуравновешенные, быстро отходил; наору, разряжусь, почувствую облегчение и лезу просить прощения. А близким-то каково?!

В каком грехе еще признаться?.. Ну ясно, не зачеркнешь моего «геройства» как охотника. Первой моей добычей был дятел(!). Подростком я, идиот, решил похвастаться перед приятелем меткостью и выстрелил в птаху, даже не зная, какую она представляет ценность. Тогда же на реке убил змею; она грелась на солнечной отмели — и только разглядев, понял, что лишил жизни красавца ужа… Чуть позднее утопил трех котят нашей кошки (что считалось в порядке вещей в нашем поселке), застрелил кролика и поросенка. К счастью, в дальнейшем мои трофеи исчислялись только двумя голубями и тремя утками — к двадцати пяти годам я одумался и забросил охоту навсегда.

Помню, будучи бездомным и безработным в Москве, изредка ночевал у тетки. Однажды из Казани приехали мои приятели художники Александр Солдатов и Валерий Осипов — они решили поступать в институт, но провалились, и на пару дней оставили свои работы у тетки. Алкоголичка тетка взяла из папок два эскиза и повесила на стену. Я знал об этом, но скрыл от приятелей — подумал, что из вороха работ они ничего не заметят. Такой был подлец! Позднее, правда, написал им покаянное письмо, но они не ответили. И правильно сделали.

В те годы скитаний по столице от безденежья я часто занимал у приятелей деньги, но всегда вовремя отдавал; иногда перезанимал, но все долги погашал четко (к этому приучил меня отец). Только для двух людей я так и остался должником.

Первый — студент Борис (забыл его фамилию), с которым встречался в библиотеке «Ленинке»; у него я занял всего-то на обед и сигареты, но долго не мог отдать. Спустя лет пять мы случайно встретились на улице, и надо же! — хоть провались на месте! — но и в тот день я оказался без гроша. До сих пор помню его убийственную усмешку…

Со вторым — художником Алексеем Чухниным из Ярославля мы вместе поступали во ВГИК (оба неплохо сдали экзамены, но нас не приняли); целый месяц мы жили в общежитии на Яузе и за это время крепко сдружились. После экзаменов студент того института Анатолий Лупенко, с которым я был знаком еще раньше по «Ленинке», уговорил меня занять деньги у Чухнина и съездить в Ленинград.

— Потом подработаем где-нибудь и вышлем ему в Ярославль, — сказал.

Только спустя какое-то время до меня, тугодума, дошло, что этот Лупенко попросту трепач, да еще жмот, хотя и был единственным сынком богатых родителей. Ну, а тогда мы заняли у Чухнина приличную сумму на билеты и укатили в северную столицу… Года три я перебивался в Москве случайными заработками — их еле хватало на еду, не то что на долг; когда же появилась возможность расплатиться, не нашел адреса Чухнина (Лупенко к этому времени умер от пьянства). До конца своих дней я все старался съездить в Ярославль, разыскать Чухнина, но так, негодяй, и не собрался.

В те же далекие годы я со студентом физиком Александром Шульгиным на попутных машинах ездил по южному побережью и, помню, где-то в Планерском к нам подсел местный алкаш, колоритный старикан — копия актера Антони Куина. Умный, ироничный, он искал собеседников и не скрывал, что был бы благодарен за стакан вина, а я, идиот, начал ему грубить, да еще пристыдил — мол, не опускайся, возьми себя в руки, устройся работать… Такой был дурак, начисто лишенный «милости к падшим». Кстати, таким оставался и до последнего времени.

Не так давно поехал в изостудию, выскочил из дома и заспешил к метро. На полпути меня окликнули:

— Синьор! Не найдется закурить?

У подъезда на скамье сидел пожилой небритый мужчина с хорошим располагающим лицом; судя по его усталому виду и пиджаку, который он держал в руках, и рядом стоящему чемодану — приезжий. У меня были сигареты, но я замотал головой — боялся опоздать к ученикам. И куда спешил? Ну, подождали бы ребята, ничего страшного. А в мужчине чувствовалась личность; может быть, разговор с ним стоил десятка уроков рисования. И сколько я так отмахивался от людей! Вот вспомнил еще.

Лет в тридцать я возвращался с юга на своем старом «Москвичонке»; где-то под Ростовым в полной темноте тянулся за вереницей машин. Внезапно на обочине увидел бородатого парня с рюкзаком, он тянул руку. Я проскочил его, но вполне мог притормозить. «Возьмет кто-нибудь еще», — подумал и стал смотреть в зеркало заднего обзора. Машин катило немало, фары высвечивали одинокую фигуру, но никто не останавливался. И я вспомнил, как сам не раз топал с рюкзаком по шоссе и проклинал шоферов попутных машин.

Что еще вспоминается?

В нашем доме на Светлом проезде жила одна смешная девчушка — нос острый, глаза раскосые. Ей было лет семнадцать-восемнадцать, а мне на десять больше. Кажется, мы немного симпатизировали друг другу, но чисто по-дружески, просто ради любопытства. Однажды она завела собаку — молодого кобелька эрделя; тот пес ко всем лез играться, но это я понял позднее, а когда впервые столкнулся с ним (девчушка выгуливала его без поводка), пес бросился на меня с лаем. Я подумал — хочет цапнуть и попытался дать ему ногой по морде.

— Ну, зачем вы так? — проговорила его юная хозяйка и мне стало жутко стыдно.

Теперь-то я безошибочно прочитываю все мысли собак, наперед угадываю их намерения, но тогда… И все равно моим отвратительным пируэтам нет оправдания. Понятно, после этого девчушка проходила мимо меня с презрительной гримасой.

Мы встретились в вагоне метро спустя лет пять-семь, когда и она и я уже жили в других районах; она стояла с мужчиной моего возраста, они обнимались далеко не дружественно. В какой-то момент она заметила меня, но даже не кивнула, и, чтобы подчеркнуть свою любовь, еще ближе прижалась к своему спутнику и поцеловала его. Дай бог ей счастья!