До захода солнца

Рейф еще не взял Лану в любовницы, но сказал Люсьену, что хочет, и теперь он ночевал у нее, и это послужило причиной, из-за которой Совет наконец вызвал тогда к себе Люсьена. Рейф пока не переехал к Лане, опасаясь за ее безопасность.

Люсьен одобрял намерения Рейфа и, разговаривая с ним, поощрял его.

Как он поощрял бы любого вампира, который, черт возьми, хотел бы вести себя как, мать твою, настоящий вампир.

Если бы об этом стало известно, то повлияло бы на Совет не в его пользу, даже его друзья могли возражать. Люсьену оказать услугу — это одно, а допустить безудержное и повсеместное изменение многовековых традиций — совсем другое.

Однако если бы стало известно, что Лия узнала о существовании других бессмертных, его просьбу тоже не удовлетворили бы, ее казнили бы.

Нет, за ней началась бы охота, а потом ее казнили бы.

У Совета было достаточно причин для беспокойства, о большинстве из этих причин она даже не знала, но Совету еще она самая важная причина — война между бессмертными, черт возьми, была не нужна.

Он заметил, как она вздрогнула от его насмешки. Ее это задело, но он не обратил внимания на ее чувства. Он загладит свою вину перед ней, и она простит его. В этот момент он должен был заставить ее понять.

— Не совсем хорошо с твоей стороны, — прошептала она.

— Не совсем. Я не пытаюсь вести себя мило, зверушка. Я пытаюсь донести до твоей тупой, упрямой головы, что это очень серьезные вещи.

Ее глаза вспыхнули.

— Я могу быть упрямой, Люсьен... — Она заколебалась, выглядя странно, но в то же время забавно смущенной на секунду, затем повторила: — Ээээ, Люсьен, как тебя там, я не тупая. Кажется, я поняла. Верная смерть — довольно сильный мотиватор для сохранения тайны.

Когда она замолчала, то пристально посмотрела на него. Он ответил ей свирепым взглядом. И почувствовал ее дискомфорт задолго до того, как был готов отступить.

Наконец, язвительно она потребовала ответа:

— Кстати, как тебя там, у тебя фамилия есть?

Люсьен расслабился, отчасти потому, что верил, что она понимает его беспокойство, главным образом потому, что она была смешной.

— У вампиров нет фамилий.

Ее гнев рассеялся, глаза расширились, и она ответила:

— Значит, ты типа Шер? Мадонны? Ты просто Люсьен?

— Шер и Мадонна родились с фамилиями, они просто их не используют. А я «просто Люсьен».

Ее взгляд скользнул к его плечу, и она пробормотала:

— Странно.

Мягко Люсьен напомнил ей:

— Это далеко не странно.

Ее пристальный взгляд вернулся к нему, он стал мягким, и ее тело стало податливым под ним.

— Я имела в виду не в плохом смысле, — прошептала она, каждое слово звучало явно искренним.

Господи, она была такой милой.

Двадцать лет наблюдая за ней и слыша о ней, он хорошо представлял, что получит в итоге, когда наконец заполучит ее.

В этот момент он понял, что тогда, когда представлял, явно ошибался.

И это дополнительное благословение поселилось у него в животе, разлившись теплотой.

Его вес навалился на ее мягкое тело, и она автоматически приспособилась под него.

Он прикоснулся губами к ее губам и прижал их лбы друг к другу.

— Я знаю, что ты никому ничего не скажешь, зверушка.

Ее рука скользнула вверх и легла ему на грудь, прежде чем она тихо спросила:

— Ты собираешься перестать включать передо мной «пугающего Люсьена» сейчас?

— Я никогда не включаю «пугающего Люсьена», — ответил он, и она посмотрела на него так недоверчиво, что это было даже комично.

Поэтому он уткнулся лицом ей в шею и расхохотался.

Он снова перевернул их, прижимая ее к своему боку и частично сверху, она приподняла голову, глядя на него, когда его смех перешел в смешок. Он поднял руку, чтобы коснуться пальцем ее брови, провел им по изогнутой линии. И от его движений, ее лицо смягчилось, а его палец скользнул вниз по ее щеке, коснулся ее губ.

— Тебе никогда не стоит меня бояться, зверушка, — тихо, но твердо сказал он, убирая руку.

Она удивила его, спросив:

— А что насчет того, когда твой гнев заполняет комнату, и я его чувствую физически?

Он обнял ее и притянул ближе.

— Если это случается, Лия, то так тому и быть. Бывают моменты, когда я начинаю злиться, но как бы я ни злился, тебе нечего бояться.

Невзирая на его слова и чувства, стоявшие за ними, она продолжала упорствовать.

— А что насчет того, когда твое тело становится таким забавным?

Он медленно моргнул, прежде чем повторить:

— Мое тело становится таким забавным?!

— Да, оно становится жестким, все мышцы напрягаются выделяясь. Я не могу это объяснить, но...

Люсьен был потрясен.

— Я превращался такого с тобой?

Она изучала его настороженным взглядом, затем кивнула, прежде чем сказать:

— Только что, когда, ты разбудил меня и эм... в тот раз, когда пришла Катрина.

— Господи, — пробормотал он, ошеломленный и испытывающий отвращение к самому себе. Он даже не почувствовал этого.

— Я, наверное, сказала что-то ужасное... — начала она защищать его, и он легонько встряхнул ее, чтобы остановить ее поток слов.

— Этого больше не будет, — заявил он.

Лия смотрела на него широко раскрытыми глазами, приоткрыв губы, но на этот раз он не наслаждался ее очаровательным видом.

— И все же что это? — прошептала она.

Его ответ был быстрым и кратким.

— Тело само готовится к бою.

— Вау, — выдохнула она.

— Против бессмертного, Лия, — продолжил он все тем же резким тоном. — Моя сила в двадцать раз больше твоей. Когда я нахожусь в ситуации боя или бегства, адреналин высвобождается так же, как и у вас, но я становлюсь вдвое сильнее, чем был раньше, вдвое быстрее. Если бы я сделал...

— … ты этого не делал, — оборвала она его.

— Я бы не стал, — заявил он. — Повторю, моя зверушка, когда ты со мной, тебе нечего бояться.

На это она ответила:

— Эту часть я уже поняла.

После того как она заговорила, он увидел, как ее лицо застыло, затем на нем отразился ужас, она побледнела.

Ее сердце бешено заколотилось. В своем гневе он перестал настраивать свое сердце на ее, его взгляд оставался спокойным.

Но она кое-что дала ему прочитать с себя, и дело было совсем не в том, что она сказала только что, не в том, что она верила, что он никогда не причинит ей вреда.