Добро пожаловать в Детройт

С левой стороны раздается два громких удара. Я оборачиваюсь туда и вижу подошедшего Четвертого, который распахнул дверь на заваленную кем-то еще до нас лестницу и привлек мое внимание, постучав прикладом своей винтовки по валяющемуся там пустому контейнеру. Значит, только платформа...

От входа пыхтит ползущий с щитом Девятый.

— Ко мне, — подзываю я свою команду. Третий выглядит странно, а предупреждение Восьмого заставляет меня присмотреться к нему еще пристальнее. Шальной взгляд, периодический расфокус... Он встряхивает головой, словно прислушивается к какому-то шуму и поднимает на меня глаза. — Кто разберется, как этим пользоваться? — Я указываю пальцем на грузовую платформу.

Восьмой и Девятый переглядываются, оттирают от панели управления Пятого. Через пару мгновений панель начинает испускать равномерный гул. Кажется, это ответ на мой вопрос.

— Девятый, ты справишься с платформой один?

— Да, — уверенно отвечает он. Я перевожу взгляд на Восьмого, и тот кивает, подтверждая, что да, тот справится. — Хорошо. Третий, остаешься здесь, охраняешь платформу и контролируешь первый этаж.

Тот, пару мгновений глядя на меня диковатым взглядом, снова встряхивает головой, в глазах появляется осознанное выражение и он, кивнув, отворачивается, принимаясь перезаряжать дробовик.

— Четвертый, бери щит.

Мужик надевает ремень винтовки через грудь и подцепляет прислоненный к панели управления щит здоровой рукой, чуть покачивая его вверх вниз и приноравливаясь к его весу, после чего упирает его край в ботинка.

— Девятый, поднимаешь нас сначала на второй этаж. Если будут пленные, я отправлю кого-нибудь проводить их до платформы, — Я смотрю на него и он, закусив губу, кивает. Ему всё еще страшно, я это вижу, но вижу и то, что парень, кажется, что-то переборол в себе и полон решимости довести дело до конца. Хорошо.

Платформа опускается с хорошо слышимым во всеобщей тишине звуком. Я трачу эти секунды на то, чтобы вручную перезарядить револьвер, забирая патроны с пояса. Быстрая перезарядка может понадобиться дальше, ни к чему сейчас тратить полуобоймы. Как только площадка замирает в нижней точке, нее заходит Четвертый, сразу выставляя щит перед собой. За ним встает Седьмой, кладя винтовку на композитную кромку. Я и Шестой встаем по обе стороны, чуть позади хмурый, с тяжелым взглядом Пятый. И наконец последним – Восьмой.

— Поднимай.

Девятый щелкает тумблерами, и мы плавно начинаем подниматься.

На втором этаже пусто и тихо, но я, наконец, замечаю камеру, направленную на подъемник, от которой тут же избавляюсь одиночным выстрелом. Полукруглый коридор, с одной стороны отделяющий от сквозного колодца метровым ограждением, с другой с равным промежутком утыкан широкими двустворчатыми дверьми, арочной формы, которые мне смутно что-то напоминают.

— Шестой и Пятый, со мной.

Мы втроем сходим с платформы и подбираемся к ближайшим дверям. За ними тихо. Я и Шестой переходим к другой створке. Я указываю на себя и на низ двери. Шестой повторяет жест, указывая наверх. Кивок Пятому и он берется за широкую прямоугольную ручку, медленно и очень плавно начиная тянуть её на себя.

Растяжек нет, дверь выглядит абсолютно чистой и теперь, когда одна створка приоткрыта, можно различить едва слышное гудение, идущее из-за нее. Очень знакомое – так звучит серверная в нашем участке. Пятый тянет дверь чуть интенсивнее, и когда она открывается шире, становится ясно, что я не ошибся. Только помимо серверов, тут же стоят кресла резидентов с подключенными в них людьми.

До меня, наконец, доходит, что мне это все напоминает, стоит только мне увидеть огромный зал с плавным спуском, ведущим к демонтированной сцене. Это здание должно было стать оперным театром, а стало...

Я чувствую, как холодок пробегает по спине, стоит мне присмотреться внимательнее к погруженным в сеть.

— Твою мать, — не сдерживается Пятый, заглядывая следом за мной. Шестой тяжело сопит.

В большинстве случаев это просто скелеты обтянутые кожей, оставшиеся в живых только благодаря установленной рядом аппаратуре жизнеобеспечения. Их руки и ноги зафиксированы ремнями, а сами они раздеты догола. В спертом воздухе стоит тяжелый запах антисептиков, немытых тел и гнилости. И я догадываюсь почему, ведь кресло не капсула, оно не приспособлено для многодневного лежания.

— Стойте тут, — я огладываю помещение на предмет камер, замечаю те, что перекрывают намеченный мною путь, и сшибаю их выстрелами, после чего быстрым шагом иду вдоль стены, к остаткам сцены, смотря на полукруглые ряды кресел, утопающие в полумраке едва освещенной редкими настенными лампами залы. Со стороны коридора в этот зал ведет еще 3 двери, а в коридоре их, всего, кажется, двенадцать...

Чем ближе я к сцене, тем более здоровыми кажутся люди, лежащие в цифровом плену. Наконец, добравшись до «партерной» зоны, я останавливаюсь возле бледного, тяжело дышащего мужчины, который кажется мне здоровее, чем те, кто лежал в предыдущем ряду, и осматриваю его бритый затылок, в разъем на котором воткнут кабель. Выход нейроимпланта выглядит вполне нормально, пленник явно достаточно давно его установил. Оглядывая кресло, я легко нахожу внешний интерфейс. Если бы не ремни, которыми зафиксированы руки мужчины, он бы тоже легко смог до него дотянуться... Интерфейс не заблокирован и спокойно принимает отданную через него команду о штатном завершении сеанса, заодно высветив информацию о его длительности. Я смотрю на цифру «82» и во мне поднимается давно забытое чувство. Мне хочется перевернуть тут всё вверх дном и пустить пулю в лоб каждому действующему члену «Кристального разума»... Но я не могу это сделать. Я могу только попытаться сделать так, чтобы тут как можно быстрее появилась полиция и надеяться, что кто-то из этих людей будет еще жив к тому моменту, когда будет кому оказать им помощь. Несколько фото жуткого «хранилища» размещаются у меня в памяти, ожидая своего часа.

Внешний интерфейс мягко засветился зеленым, показывая, что сеанс завершен. Лежащий в кресле человек порывисто вздохнул, широко открывая рот и распахивая глаза, словно выныривая из глубин на последнем дыхании. А потом увидел меня и закричал. Я отшатнулся. Пленник, дико вращая глазами, исполненный какого-то всеобъемлющего ужаса, привстав, насколько позволяли закрепленные предплечья, дергался, словно в спазме, пытаясь вырваться из хватки кресла. Его крик быстро перешел в захлебывающийся кашель,и он, уже забыв про меня, пытается просто отхаркнуть кровавую мокроту, извиваясь всем телом. Кардиомонитор тревожно пищит, значения на нём превосходят любые возможные показатели, человек в кресле издает натужный хрип, и вдруг, снова фиксируясь на мне взглядом, выпучивает глаза, отчетливо синеет и обмякает. Из его упавшей на бок головы медленно тянется кровавая ниточка слюны. Тонкий протяжный писк вместо истошного пиликанья выводит меня из какого-то ступора. Я не раз видел «жесткий» выход из сети, и именно поэтому запустил мягкое завершение сеанса. Что с ним делали? Что он увидел вместо меня, когда открыл глаза?

Ошеломленный, я снова посмотрел на людей вокруг меня, и бросился прочь, к напряженно озирающимся у входа Пятому и Шестому. Проскакивая мимо них, я оказываюсь в коридоре, и, не останавливаясь, бегу дальше, отсчитывая двери. Третья, четвертая, пятая! Остановившись, я делаю глубокий вдох, медленно выдыхаю. И еще раз... Аккуратно тяну дверь на себя, осматривая её сверху и снизу, слышу тот же звук, заглядываю внутрь.

Закрываю дверь.

Нет, пуля в лоб будет актом милосердия. Но впервые я искренне рад, что кочевники не поддаются поголовной тяге на вживление нейролинка в самом юном возрасте. Раттана для «Кристального разума» не представляет совершенно никакого интереса. Значит, в этих залах её искать нет смысла.

— Там то же самое, — я так же бегом возвращаюсьи машу рукой, следуя дальше, к платформе. Пятый и Шестой срываются следом за мной.

Платформа чуть вздрагивает, когда мы забегаем на нее, но я, опираясь руками на перила, рявкаю вниз: «На третий!» и занимаю свое место по правую сторону от Четвертого.

Восьмой ничего не спрашивает, но я чувствую его взгляд затылком и понимаю, что после всего этого, если у меня будет время, я должен поговорить с ним и понять, что я сделал не так. Как я убил того несчастного.