Добронега

Вдруг он понял, что не так. К обычному наряду Явана – одежде зажиточного горожанина, то бишь, к короткой сленгкаппе, коротким сапогам, вышивке, – прибавился неплохого размера сверд. Судя по тому, что сверд этот не путался у Явана в икрах, не цеплялся рукоятью за сленгкаппу, и вообще не болтался, как попало, Яван имел дело с оружием не впервые. Уж не собирается ли он защищать дом от печенегов, подумал Хелье.

Было около полуночи. Небо заволокло облаками, и квартал Жидове покрылся непроглядной тьмой. Дир размахивал факелом, как оруженосец Олега стягом при осаде Константинополя, и рассуждал вслух.

– Женщины, друг мой Хелье, на погибель нам созданы. Будь ты хоть сам конунг Соломон, в глубине души женщина твоя всегда уверена, что может найти кого-то получше, дай ей только время. Ибо главная забота женщины – не ты, и не хвоеволие, получаемое от общения с тобой, но продолжение рода. В глазах женщины ты всегда, загодя и изначально, виноват в том, что на свете возможно живут мужчины, которые тебя в чем-то превосходят, а она вынуждена мыкаться с тобой, вместо того, чтобы их соблазнять. Не верю я в мудрость конунга Соломона, не верю! Будь он мудр, он бы не дитятю невинного разрезать пополам велел бы, но тех двух дур, которые дитятю поделить не умели. И сука Клеопатра предала своего Антония Марка… или Марка Антония, не помню… польстившись на Августа, который к ее разочарованию мужеложцем оказался. А то бы столицу Империи перенесли бы в Александрию, и, кто знает, глядишь, говорили бы мы все теперь по-латыни. Не сомневайся!

– Я не сомневаюсь, – заверил его Хелье, – только не ори ты так. Весь город разбудишь.

– Что за беда! – презрительно сказал Дир. – Ковши – трусы, ежели проснутся, то на улицы не вылезут усмирять возмутителя спокойствия! Они тут все от печенегов попрятались, дрожат. А мы вот с тобою, Хелье, пойдем веселиться к храбрым людям – к печенегам! К Стефании Беспечной пойдем! Печенегов я уважаю. Достойные враги. Они не обманывают, как бабы. Они нас презирают – и этого не скрывают, хорла! Владимир не взял меня в дружину, так я к печенегам наймусь! И князь об этом пожалеет!

– Не взял? – спросил Хелье. – Ты с ним разговаривал?

– С ним – нет. С подручным его – да. Мерзкий тип.

Дир замолчал, перестал размахивать факелом, и понурился. В молчании дошагали они до Аскольдова Места, от которого начинался, если идти вверх по склону, Пыльный Конец. Пыльным конец этот не было уже лет сто – олеговы люди насадили здесь во время оно деревьев и замостили часть улиц. По каким-то канувшим в топи повседневной давности причинам, незадолго до Крещения один за другим появились в Пыльном Конце хорловы терема, а двадцать лет назад жилые постройки стали покупаться печенегами, постепенно вытеснявшими из торговли блудом славян и межей. В Пыльном Конце работали ночные заведения.

Хорлов терем Стефании Беспечной пользовался популярностью и, помимо блуда, торговал еще несколькими формами порока. Здесь играли в азартные игры, проводили петушиные и кулачные бои до гибели одного из участников, здесь попирались решительно все запреты церкви и детинца. В то же время здесь весьма настойчиво следили за порядком, и для этой цели в доме денно и нощно дежурили двадцать устрашающего вида печенежских охранников. Завсегдатаи заведения, особенно те, кто побогаче, могли рассчитывать на полную личную безопасность. За ними по их просьбе посылали крытые повозки с охраной, доставляющие гостей в заведение, а затем отвозящие их домой. Треть этой элитной клиентуры составляли знатные или просто богатые женщины.

Печенег, охраняющий вход, потребовал, чтобы Дир и Хелье отдали ему сверды на то время, пока они будут пользоваться услугами заведения. Хелье хотел уже было уходить, но Дир, криво ухмыляясь, объяснил сигтунскому провинциалу, что это просто ритуал такой, коим сопровождается плата за вход, и сунул печенегу две золотые монеты. Печенег взял деньги и посторонился.

Только фасад заведения был сложен из кирпичей и побелен. Остальная часть постройки была деревянная, но весьма добротная и с размахом. Стены уходили далеко ввысь, планировка впечатляла замысловатостью, а своды и арки говорили о глубинном знакомстве зодчего с основами греческой и римской архитектуры.

В одном из помещений за большим прямоугольным столом играли в модную в те времена в Киеве игру под названием «касса» – разновидность зерни с византийскими элементами. Вместо двоякокрашеных зерен использовались крашеные с обеих сторон медные монеты и деревянные буквенные таблички. Руководил игрой, следя за соблюдением участниками правил и отчислением четверти каждого выигрыша в пользу заведения тощий брюнет с отталкивающим бесстрастным лицом, предшественник крупье – профессии будущих веков. Для ставок употреблялась внутренняя валюта заведения – деревянные ромбы малого размера. Теоретически, подделать такой ромб не составляло труда. На практике этим никто долгое время уже не занимался. Владельцы заведения за подделку отрубали руки и отрезали уши, и всем это было известно.

Играющих было четверо, среди них одна женщина знатного происхождения, средних лет. Остальные, человек пятнадцать, наблюдали за игрой и делали ставки на выигрыш или проигрыш того или иного игрока, через руководителя. Игра шла давно, игроки и зрители приближались к высшей точке азарта. Еще три-четыре кона, и руководящий предложит сделать перерыв.

Дир подсел между женщиной и одним из наблюдателей.

– У меня такое чувство, – сказал он тихо женщине, – что ты выиграешь следующий кон. Увеличивай ставку. Чувство у меня такое.

Женщина посмотрела на него странно.

Хелье, решивший пока что не садиться, осматривался и вдруг заметил в дальнем углу группу людей, не занятых ни игрой, ни распиванием браги, ни даже шутливым разговором о том, о сем. Четверо мужчин беседовали о чем-то, что не имело отношения к заведению. И все бы ничего, но в одном из них, стоящему в профиль, Хелье узнал Житника.

В прошлую их встречу Житник проявил себя не с лучшей стороны, а такие вещи скоро не забываются. Тогда при Хелье не было сверда. А теперь был.

Четверо беседующих, договорившись о чем-то, направились в соседнее помещение. Хелье посмотрел на Дира. Друг его в этот момент говорил сидящему рядом с ним наблюдающему:

– У меня чувство, что она сейчас проиграет. Поставим на проигрыш.

Опрятно одетый холоп поднес к столу на деревянном подносе дюжину кружек с брагой. Дир взял одну и залпом ее осушил. Звякнули по столу брошенные в игру крашеные медяки. Хелье, решив, что Дир будет еще некоторое время следить за игрой, тихо и быстро пошел вслед за Житником и его собеседниками.

Четверо поднялись по какой-то угловой лесенке, один за другим. Хелье подождал, пока замыкающий (не Житник: Житник шел впереди) скрылся из виду, и пересек помещение. Тихо ступая и следя, чтобы ступеньки не скрипели, он поднялся по той же лесенке на узкий деревянный пассерель между первым и вторым уровнями терема. Здесь была всего одна дверь, и она оказалась открытой. Хелье вынул сверд и проследовал внутрь комнаты. Она оказалась пуста, но справа была следующая дверь, и из-под этой двери сочился свет.