Доброта наказуема

– А чего так?
– Влад, практически прикасаясь губами к беззащитно откинутой шее, втянул ее запах дрогнувшими ноздрями, - хорошенькая такая. И сладкая.

– Я… Учусь… Не до того…

Боже, о чем они сейчас говорят? Как она вообще умудряется что-то говорить? Как она соображать умудряется?

Лида стояла , не шевелясь, прекрасно понимая, что никаким его действиям она противостоять не сможет.

Захочет убить - убьет. Захочет изнасиловать - изнасилует.

Она полностью в его власти.

Единственное, что она могла сделать в этой ситуации, это переждать. Перетерпеть.

Может он, не получив от нее нужной реакции, отступит?

Ну, в конце -то концов, не маньяк же он?

О Господи! А если маньяк?

Мысль эта окатила еще большим, хотя куда уж больше, ужасом, ноги как-то сами собой подогнулись, и Лида обвисла в крепких руках пугающего мужчины.

Он затейливо выматерился, потом легко поднял ее и отнес в комнату , к кровати.

Положил, наклонился, легко похлопал по щекам.

– Испугалась что ли?
– он склонился еще, упираясь ставшим внезапно очень темными взглядом прямо в распахнутые в ужасе глаза Лиды, - не боись, котенок. Дядя добрый. Приласкает только. Как-никак , ты меня спасла.

– Не надо, - Лида смогла только еле-еле шевельнуть губами. Слова скорее угадывались, чем слышались, - пожалуйста, не надо.

– Не хочешь, значит?
– Он казался слегка удивленным ее отказом, замер, не двигаясь, в паре сантиметров от ее лица, опираясь обеими ладонями в кровать.
– А чего так? Не нравлюсь?

– Нет… То есть… Я… - Лида , к которой так и не вернулась способность соображать, поняла, что сморозила, попыталась исправить, и закопала себя еще глубже.

Влад смотрел в ее глаза, не отрываясь, зрачки его расширились еще больше, напоминая наркомана под кайфом, он медленно оглядывал ее запрокинутое, белое от ужаса лицо, с красными искусанными губами, и о чем-то думал. Что-то решал.

Лида, не двигаясь, лежала, практически придавленная тяжеленным телом, и молилась про себя непонятно кому, потому что в Бога она верить перестала еще три года назад, после смерти бабушки.

Видимо, именно поэтому ее мольбы никто и не услышал.

Влад наклонился еще ниже, поймал ее судорожный вздох губами и мягко накрыл ее рот глубоким жадным поцелуем.

Лида застонала от ужаса и попыталась , не особо надеясь, просто на инстинктах, оттолкнуть, выползти из-под него, совершенно не понимая, что такое беспомощное сопротивление заводит еще сильнее.

Влад оторвался от ее губ, опустился ниже, к шее и ключицам, никуда не торопясь, целуя, кусая, облизывая ее кожу, словно вкусную конфету, медленно и обстоятельно.

Лида попыталась вразумить его, упросить:

– Пожалуйста, Влад, пожалуйста, не надо… Я не хочу… Влад… Как же ты можешь, ведь я тебе жизнь спасла…

Последняя фраза заставила его отвлечься от изучения ее груди и вернуться к лицу.

Он опять навис над Лидой, мягко и аккуратно провел большим пальцем по нижней губе, заставляя открыть рот, проталкивая палец в горячую влажность, и прошептал:

– Я в долгу не останусь, котенок. Тебе понравится.

Вытащил с тихим хлюпом палец, провел языком по мокрым от слез щекам и рванул майку на ее груди.

Лида запрокинула голову назад и закрыла глаза.

Это единственное, что она могла сделать в этой ситуации.

Просто закрыть глаза и отрешиться от всего.

Попытаться перетерпеть. Ведь когда-нибудь это закончится?

Он наиграется и уйдет.

Сопротивляться ему было бессмысленно, ее мелкое копошение ни на что бы не повлияло, только, возможно, разозлило бы.

И неизвестно, что в этом случае мог сотворить с ней этот зверь.

А так…

– Эй, котенок, глазки открой, - Владу, оказывается, не понравилось ее желание как можно меньше участвовать в процессе.

Он опять сжал в кулак ее волосы, намотал толстую косу на руку, открывая себе более удобный доступ к шее, уже и без того покрытой пятнами от его несдержанных поцелуев, и несильно тряхнул девушку.

Лида открыла глаза, полные слез, уперлась опять взглядом с ледяное марево, теперь подернутое туманной дымкой похоти.

– Хорошая девочка, - прошептал он, обдавая ее горячим дыханием, - сладкая такая, так бы и съел…

Лида почувствовала, как с нее грубо сдирают тонкие домашние штаны, жалобно треснувшие в талии, как жадные руки бесцеремонно исследуют ее бедра с внутренней стороны, как твердые пальцы раздвигают нежные складки, проникают внутрь.

– Сухая совсем, боишься?

Лида , не в силах говорить больше, судорожно закивала.

– А чего боишься?
– пальцы замерли внутри, ледяной мутный взгляд внезапно опять уперся в ее лицо, - я первый что ли?

– Нет, нет!

Она отвернулась, не в силах сдерживаться, заплакала еще сильнее.

– Сколько?
– Он вынул пальцы из нее, облизнул, причмокивая, опять полез вниз, врываясь , уже гораздо легче, чем раньше, надавливая, раздвигая. Подготавливая.
– Сколько их было?

Он резко и больно двинул пальцами внутри нее:

– Ну?

– Один, только один, - всхлипывая прошептала Лида, не глядя на него.

Влад взял ее за подбородок другой рукой, не прекращая движений пальцами, уже в бешеном темпе загоняя их в нее, заставляя тело девушки давать неосознанную , нежелаемую физическую реакцию. Мокреть, выгибаться и даже чуть насаживаться на его руку.

– Точно один?
– Он не отпускал ее лицо, с удовольствием наблюдая за быстрым мутнением темных глубоких глаз, за лихорадочным румянцем, залившим щеки.

Лида кивнула. Один. Да. Один только.

– Потом расскажешь, - приказал он, отпуская наконец ее подбородок и опять впиваясь в беспомощно откинутую шею грубо и безжалостно.

Он вытащил из нее пальцы, покрытые ее смазкой, понюхал, протолкнул ей в рот, заставляя облизнуть:

– А говоришь, не хочешь… Похоже , ошибся я. Ты - плохая девочка. А знаешь, что делают с плохими девочками, а?

Влад резко дернул ее на себя за бедра и вошел сразу на всю длину, заставляя беспомощную девушку выгнуться от неожиданной резкой боли.